Книга русских инородных сказок - 1 - Фрай Макс. Страница 32
Кончились ухаживания плохо. Рюх купил три квелых тюльпана, надел свой дурацкий костюм, обрызгался одеколоном и пошел к Мямлиным родителям просить руки. Ну что ж, его можно понять, ведь, как мы уже отмечали, он очень желал зажить наконец половой жизнью. Мямлины родители встретили его прохладно, но алкоголь сделал свое дело, и через некоторое время они признали, что Рюх очень даже подходящий жених. Рюх от родителей старался не отставать. Пить он не умел и в результате оказался не в том состоянии, в котором можно добраться до дома, поэтому был уложен с Мямлей на раскладушке.
Утром Рюха ожидала новость: они с Мямлей, оказывается, уже немножко пожили половой жизнью. «Тебе было хорошо со мной?» — спрашивала Мямля, а Рюх отвечал, что, мол, да, хотя совершенно ничего не помнил. Он отстранялся от лезущей целоваться Мямли, смущенно улыбаясь.
ЗАГС и последовавшую за этим неизбежную пьянку Рюх и Мямля помнили плохо. Они начали жить. Половой жизнью, как Рюх и мечтал. Это было, конечно, совсем не так, как он себе представлял, но надеялся, что привыкнет и ему понравится. Понравиться ему не успело, поскольку Мямля в мгновение ока забеременела и Рюха к себе не подпускала, мотивируя это потенциальным или даже кинетическим вредом для их будущего чада. Пить водочку, правда, она не переставала, поясняя Рюху, что «водочка есть вкусный и полезный напиток». Так они и жили, Рюх ходил на завод, а Мямля вынашивала ребеночка. Она его вынашивала из комнаты в кухню, из кухни в туалет, из туалета в комнату, потому что в комнате стоял диван, чтобы можно было полежать, в кухне была еда, чтобы можно было поесть, ну и туалет, понятно, тоже был необходим.
В положенное время Мямля родила ребеночка, усадила его на диван и снова стала ходить по бесконечному треугольнику. Она становилась все толще и толще, пока не стала окончательно толстой. Половой жизни Рюх не имел — это мешало Мямлиному пищеварению, сну и отправлению прочих потребностей, причем последнее мешало и самому Рюху.
Рюх читал газету «Местная панорама», ухаживал за ребеночком, злился, пил и ужасно тосковал по тем временам, когда он занимался с Мямлей петтингом и не пил. Можно сказать, что он был несколько обескуражен вожделенной половой жизнью. Именно тогда он и пристрастился к рыбалке.
Прошло двадцать лет. Вы могли подзабыть некоторые факты за это время, поэтому мы напомним: Рюх обескуражен, выпивает, ненавидит Мямлю и рыбачит, а Мямля очень растолстела, тоже пьет и никого не ненавидит, потому что не знает, что это такое. Появилась только одна новость — ребеночек вырос и убежал из дома, причем больше всего волновались по этому поводу соседи — не вернется ли?
В один прекрасный день Рюх проснулся и подумал: «Не пора ли переменить свою жизнь? Ну сколько же можно? Не придумать ли мне чего-либо новенького, например, не сходить ли мне сегодня на рыбалку?» Он с большим, привычным уже трудом преодолел Мямлю, поскольку спал около стены. Мямля позволила себя преодолеть, бормоча сквозь сон что-то телевизионное.
Рюх провел один час в очереди за водкой, два часа в электричке, пять минут в пешей прогулке до Мутного пруда. Он, торопясь, приготовил снасти, закинул удочку и налил вожделенный «первый». У Рюха были принципы — сначала снасти, потом главное. Выпил. Посмотрел на поплавок. Поплавок пребывал в состоянии покоя. «Наверное, нужно выпить», — подумал Рюх и выпил. Посмотрел на поплавок.
Выпил.
Поплавок.
Выпил.
Поплавок.
Это было скучно. Тогда Рюх внес разнообразие в процесс.
Поплавок.
Поплавок.
Выпил.
Выпил.
Поплавок.
Поплавок.
Выпил.
Выпил.
ОЙ!
Кто-то клевал. Своим замутненным рассудком Рюх сообщил своему замутненному рассудку: «Да чего там, пусть поклюет, покормится. Куры, вона, тоже клюют», — и посмотрел на кур, которых тут было много, ведь Мутный пруд находился прямо в центре деревни Грязь Черная-Привычная. (Нечего удивляться, ребята, — есть такая деревня, это почти как Салтыков-Щедрин или, скажем, Федосеева-Шукшина, название такое появилось оттого, что в свое время эту деревеньку поочередно завоевывали то белые, и называли ее «Грязь Черная», то красные, называя ее «Грязь Привычная».)
Рюх приподнялся со своего специального раскладного рыбацкого стульчика, чтобы что-нибудь разглядеть в мутной воде, но — о боги! — поскользнулся, упал на спину и выдернул из воды Рыбу. В воздухе блеснуло серебристое рыбье тельце и пребольно шлепнуло упавшего Рюха по щеке. «Я ж не хотел», — подумал Рюх и содрогнулся. Он хорошо знал, что кое-кому в мире на воздухе, под солнцем — смерть, так как здесь тебе нет ни привычной мути, ни затхлой воды, ни червячков. Подохнуть тут кое-кому — дело одной минуты. Послышался тонюсенький голосок, понятное дело Рыбий:
— Вам что угодно, милостивый государь?
— Че? — спросил Рюх.
— Чего тебе угодно? — сказала Рыба и, спохватившись, добавила: — Милостивый государь?
— Мне?
— Тебе, тебе.
— А… Пушкин, — вспомнил Рюх,
— Что — Пушкин? — спросила Рыба.
— А? — спросил Рюх.
— Пушкин — что?
— Ничего, — совершенно честно ответил Рюх.
— Пил? — укоризненно спросила Рыба.
— Не переводи на личности, — парировал Рюх.
— Желания? Учти — только сокровенные. Самые неистовые. Хочешь?
— Ну… Половая жизнь, — начал припоминать Рюх.
— Фу, — охладила его Рыба.
— Ммм. Водки бы…
— Сокровенно, но не очень.
— Ну, пива. Много, — Рюх зашел с фланга.
— Нет, — отрезала Рыба.
— Мямлю я ненавижу.
— О! Это — легко. Попроще или побольнее?
— Побольнее. И мне бы бабу хорошую. На денек хоть.
— О'кей, сделаем-с. Бросай меня в воду и ни о чем не беспокойся.
— Ага, — сказал слегка очумевший Рюх и, сняв Рыбу с крючка, прицелился и бросил ее в середину пруда. После этого, ошарашенный, он погрузился в полный кошмаров сон на берегу Мутного пруда.
Проснулся Рюх поздно вечером на пороге своей (своей с Мямлей — она ему об этом часто напоминала) квартиры. Он обнаружил себя нажимающим кнопку звонка. Потом он вспомнил, что Мямля ни за что не оторвется от телевизора и ему придется попадать ключом в замочную скважину своим знаменитым снайперским тычком. Но ключи ему доставать не пришлось…
Дверь распахнулась, и он увидел на пороге необычайно красивую, приятно пахнущую, стройную женщину, и при этом странно знакомую. Это была Мямля. Она бросилась ему на шею и проговорила:
— Дорогой мой Рюшенька, как я соскучилась! Целый день не видела тебя, любимый! Проходи, ужин уже готов…
Рюх опешил. Он начал вспоминать, сколько и чего он пил. Рюх ни на секунду не заподозрил в себе симптомы белой горячки — эти симптомы он знал как свои пять пальцев, это были не они. Он вошел в прихожую, и, пока новая Мямля ворковала (тут нам надо договориться, что новую, хорошую Мямлю мы далее будем именовать мЯМЛЯ, а нового Рюха, который появится чуть позже, рЮХОМ), так вот мЯМЛЯ ворковала, а Рюх остолбенело осматривался в своей новой квартире. Он был готов поклясться, что комнат тут никак не меньше пяти, откуда-то возник гигантский телевизор, на стенах висели совершенно непонятные, а потому явно дорогие картины, звучала незнакомая музыка…
Рюх принял душ, облачился в халат и стал расхаживать по квартире, покуривая свою, как выяснилось, любимую трубку. В его кабинете на столе лежала неоконченная рукопись о культурных традициях Древней Руси, и он даже почувствовал, что в состоянии эту рукопись закончить. Хмель волшебным образом улетучился. Он решил принимать все, как есть.
Был великолепный ужин при свечах. Было тело мЯМЛИ, счастливейшей и восхитительнейшей из женщин. Она говорила о том, как любит его, как ценит его работы. О том, как счастлива она быть музой и правой рукой такого человека, как Рюх. О том, что надо бы на следующей неделе слетать отдохнуть, наконец, как следует.
Она явилась в спальню в фантастическом кружевном наряде, и пока Рюх обнажал ее, чуть не сошел с ума. Позже, утомленные и счастливые, они говорили, рЮХ рассказывал что-то смешное, мЯМЛЯ хохотала. Они заснули, крепко обнявшись.