Книга русских инородных сказок - 1 - Фрай Макс. Страница 41

С непривычки бывает страшно. Ну что это: кому это не страшно бывает, например, напротив с зеленой харей, застывшей, слепоглазой и выпуклой так, что даже нос сам по себе видится злым? Или с лицом — бледным, губы серые, а все остальное про бессмысленность жизни задумалось, — кому это с таким лицом напротив страшно не бывает? Или туловище — войдет в вагон, тут же упадет здесь и умирать начнет, дергаться…

Попервоначалу всегда страшно бывает, но потом проходит. Потом на лавочке Волшебной сидеть научиваешься.

Вот: если Волшебной лавочке на спинку откинуться, то сразу те, кто тут кругом едут и смысл жизни не знают, вдруг друг друга в толпе начинают чувствовать, и от этого им смешно становится, и они находят чего-то там, может даже и смысл. Дальше едут — довольные, а иногда и знакомиться начинают, так прямо подходят друг к другу и знакомятся, и мальчики девочек к себе домой берут чай пить, пластинки слушать.

Вот: если по Волшебной лавочке попой поегозить, то тут сразу те, кто с зелеными лицами, злиться перестают и вдруг выходят все непременно на следующей станции. Так выходят, что вагон пустеет сразу, чтоб оставшимся, с бледными губами, проще было друг друга находить и знакомиться. Чего они там, когда выходят, делают между собой — я не знаю даже, может, специально катаются на каком-нибудь волшебном эскалаторе, но вряд ли. Домой, наверное, попросту торопятся…

Вот: если соседа на Волшебной лавочке локтем толкнуть в бок, то сразу и тело, которое тут под ногами умирать упало, оживать начинает, и сосед доктором оказывается, и дает сразу телу валидолу или других лекарств. Оживает тело, встает, и лицо у него появляется, а дальше — смотря уж какое лицо — нужно или попой поегозить, или на спинку Волшебной лавочки откинуться, теперь уже — для него специально.

И вот еще. Иногда Волшебная лавочка прямо требует, чтоб ты место уступил. Женщина какая усталая, или бабушка, или ребенок с сопровождающими — это практически всегда. И в иных случаях — тут уже невозможно по внешним признакам определить — тут лавочка сама решает. И нельзя противиться. Не уступишь места — и больше никогда этой лавочки не найдешь. Уступать сразу. Так нужно: чтобы этот человек на Волшебную лавочку сел и ехать на ней тоже научился.

Встаешь напротив — и радостно тебе, и боязно. Радостно за то, что вот сейчас человек Волшебную лавочку тоже обнаружил. А боязно — потому как не знаешь: каким тебя этот человек сейчас увидел? А вдруг да с зеленым лицом? А вдруг да с бледными губами? А вдруг да ты упадешь сейчас здесь, а человек этот по неопытности соседа локтем в бок толкнуть не догадается?

И едешь. И выходишь на своей станции. И милиции при выходе из метро предъявляешь удостоверение. И отпускает тебя милиция — почти всегда.

Про Мертвую Букву

Один злой журналист давным-давно придумал Мертвую Букву. Написал ее в какое-то слово, слово написал в какую-то статью, статью отдал в какую-то газету, получил гонорар, пропил его и стал дальше жить. А Мертвая Буква осталась.

Стоит ее читателю увидеть — и вот она уже сама собой выучивается. А потом неожиданно пишется в самое неподходящее место. Пишет читатель письмо своей любимой, а Мертвая Буква в него и попадает. Читает любимая письмо и сама Мертвую Букву выучивает… Пишет другой умный человек свою книгу, а там на каждой странице — по Мертвой Букве. Книжка большим тиражом выходит, и все ее читать принимаются…

Такие дела. Сейчас, пожалуй, и не осталось уже человека, который бы эту Мертвую Букву случайно для себя не выучил… В каждом она сидит, каждый ее в свой черед пишет… Увидеть ее нельзя, и по-другому как объяснить — не получится.

Мертвая Буква душу свободы лишает, разум ленью угнетает, сердце холодом леденит. Мертвая Буква слова не портит, но написавшего и прочитавшего ее навеки губит. Говорят, что спасения от нее нет, и потому страшно… Может, и есть спасение? А?

Игорь Лазовский

КАК СОЛДАТ ОБМАНУЛ СМЕРТЬ

Сидел солдат в окопе, хотел любви, высокой и чистой, с ахами и охами.

Очень долго сидел, поэтому очень хотел.

А тут приходит за ним Смерть и говорит: «Пойдем со мной».

Как известно, некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки.

А уж если сидишь в окопе уже который год, так и водки не надо — достаточно просто женщины.

В общем, истолковал Солдат предложение Смерти не правильно, а так, как ему хотелось (а хотелось ему очень сильно).

Встал Солдат и пошел за Смертью, и только они отошли чуть-чуть от окопов, как он не смог сдержать одолевавших его высоких чувств, набросился на Смерть, повалил ее на землю и давай любить со страстью, которую дают четыре года сидения в окопе.

А Смерть даже растерялась от такого натиска и удивилась — чего это он, вроде я его не за этим звала.

Тут надо сказать, что Смерть, хотя и была женщиной опытной во всех отношениях, мужской любви не знала, как, впрочем, и женской. Не довелось как-то, так уж сложилось, что никто ее не любил.

И вот лежит она под Солдатом, прислушивается к своим ощущениям и чувствует, что — хорошо. И все лучше и лучше становится. А потом и совсем хорошо стало, так хорошо, что словами не описать.

Сколько времени прошло — никто не скажет.

Однако Солдат вдруг спохватился, что ему обратно в окоп пора.

А Смерть его отпускать не хочет — так ей хорошо было.

А он тоже ничего поделать не может — служба. Да еще если старшина отлучку заметит, он же ему все яйца оторвет или, того хуже, отправит портянки стирать. Так что уходить все равно надо.

Сговорились, что назавтра Смерть опять к Солдату придет.

И она пришла.

И каждый день приходила.

А Солдат любил ее высокой и чистой любовью в ближайшем к окопу лесочке. И так и не умер — некогда было Смерти такой ерундой заниматься, а Солдату-то — и подавно.

Кстати, это все в Румынии происходило…

Станислав Львовский

РОУМИНГ

Я — бета-тестер. Бета-тестер — это значит работать в Большой Компании, ходить на работу каждый день, кроме субботы и воскресенья, выслушивать грубости от Александра Петровича и разбираться в технике. И не просто в технике, а в мобильных телефонах. Мобильные телефоны украшают наш мир, делают его ярче, дают возможность любящим сердцам говорить друг другу глупости на расстоянии и без перерыва па обед.

Мобильные телефоны — прекрасные маленькие вещи. Их все любят. Им покупают чехольчики и подставки, учат их петь песенки ангельскими голосами, дарят на дни рождения и носят у самого сердца. Именно такими словами наш Маркетолог объяснял мне смысл своей революционной тактики по завоеванию покупателей. Объяснив мне все про Конкуренцию, которая дышит огнем и готовится нас пожрать, про Рецессию, которая дышит холодом и готовится нас придавить, попугав меня падением акций, он выложил на стол Мию.

Посмотрев на нее, я спросил, нельзя ли отдать Это на тестирование кому-нибудь из моего отдела, у меня инсектофобия, я боюсь предметов с тонкими ножками.

Маркетолог сказал, что нет, нельзя, я начальник, это революция, мне ее и тестировать. А потом он Это включил. Мия открыла глаза, помигала ими, сказала «Привет» и направилась ко мне.

Я вскочил с кресла. Мия помигала глазами и остановилась. Маркетолог довольно захихикал и спросил, чего я, собственно, боюсь. Я протянул к Мие руку. Она немедленно протянула ко мне лапки. Я осторожно взял ее двумя пальцами. Маркетолог сказал, что прочный корпус, лапки из принципиально нового, гибкого, но сверхпрочного пластика, ничего не поломается, обращаться как с обычным телефоном, батарей хватает на сутки, меньше, чем у обычного телефона, но она же бегает! И разговаривает! Я спросил Маркетолога, уверен ли он, что мне предстоит иметь дело с девочкой. Маркетолог ответил, что да. Говорит как девочка, думает как девочка, зовут Мия. Девочка.