Сказки старой Англии (сборник) - Киплинг Редьярд Джозеф. Страница 61

– И что ответил ваш отец?

– Я пригрозила, что приколю кухонную тряпку к фалде его фрака. И он сбежал. Отца все боятся, но только не я. – Филадельфия капризно топнула ножкой. – Еще чего! Если я не могу сделать отца счастливым в его собственном доме, хотела бы я видеть женщину, которая сможет. Да я сдеру с нее шкуру живьем!

Она хлестнула по воздуху своим длинным хлыстом. Словно пистолетный выстрел прогремел над тихим пастбищем. Куцерогая Китти вскинула голову и опасливо затрусила прочь.

– Прошу прощения, – сказала Филадельфия, – но я просто бешусь от этой мысли. Они нестерпимы, эти глупые старые тетки с их перьями и накладными челками, – вечно приходят на обед и зовут тебя «деткой», когда ты сидишь на своем месте за своим собственным столом!

– Меня не всегда сажают за стол с гостями, – призналась Уна. – Но я тоже терпеть не могу, когда меня зовут «деткой». Расскажи мне, пожалуйста, еще про кладовки и как ты раздаешь припасы.

– Это огромная ответственность – особенно, когда эта старая лиса Амора стоит за плечом и заглядывает в список. Прошлым летом случилась такая неприятность! Бедная Сисси – моя старая няня, о которой я тебе рассказывала, – она взяла три больших серебряных ложки.

– Взяла? Но ведь это значит украла! – воскликнула Уна.

– Тсс! – прервала ее Филадельфия, оглянувшись на Пака. – Я только говорю, что она взяла их без моего разрешения. Я это потом уладила. Так что, как говорит отец – а он судья – это было не преступление, а только погашенный ущерб.

– Но это ужасно!

– Еще бы! Я была просто вне себя! Десять месяцев я распоряжалась ключами, и ни разу ничего не пропало. Поднимать тревогу сразу было глупо, потому что в таком большом доме что-нибудь всегда запропастится неведомо куда, а потом, глядишь, снова попадется под руку. «Всплывет с подветренного борта», как говорит мой дядюшка. Но через неделю я рассказала об этом Сисси, когда она расчесывала меня перед сном, и она посоветовала не волноваться из-за пустяков!

– Вот они всегда так! – не выдержала Уна. – Видят, как ты волнуешься из-за чего-нибудь жутко важного, и говорят: «Пустяки, не волнуйся!» – как будто это и впрямь может помочь.

– Вот именно, моя милая, вот именно! Я сказала Сисси, что ложки были из литого серебра и стоят они сорок шиллингов, так что если вора найдут, ему будет грозить самое беспощадное наказание.

– Повесят? – спросила Уна.

– Раньше бы повесили. Но теперь, говорит отец, ни одно жюри присяжных не осудит человека на смерть из-за кражи в сорок шиллингов. Его присудят к пожизненной каторге и отвезут куда-нибудь далеко за море, на край земли. Я сказала это Сисси и увидела в зеркало, как она вдруг задрожала. Потом она заплакала и повалилась на колени; я ничего понять не могла, так она рыдала! Угадай, что наделала эта бедная сумасшедшая дурочка? Она отдала ложки Джерри Гэмму, деревенскому колдуну, чтобы он заворожил меня!

– Заворожил? Но зачем?

– Именно об этом я и спросила. И лишь тогда поняла, насколько бедняжка Сисси не в себе. Оказывается, это все из-за моего глупого кашля. Он скоро совсем пройдет – как только я приеду в Лондон. Так она беспокоилась об этом, представь, и о том, что я слишком худа, и они договорились с Джерри за три серебряных ложки, что он избавит меня от кашля и сделает потолще – «нагонит жирку», как она выразилась. Невозможно было удержаться от смеха, – хотя ночка выдалась, конечно, нелегкая. Я уложила Сисси в свою постель и держала ее за руку, пока она не выплакалась и не задремала. Что я еще могла? Она проснулась от моего кашля – нельзя уж и покашлять в собственной комнате! – и стала каяться, что погубила меня, и просить, чтобы ее повесили прямо в Льюисе, а не отправляли от меня на другой край земли.

– Ужас! И что же ты сделала, Фил?

– Что? Ровно в пять утра я поехала потолковать с мистером Джерри, прихватив с собой новый хлыст. Мне все равно, главный он колдун или не главный.

– А что такое главный колдун?

– Это значит – начальник над всеми местными ведьмами. Я-то в ведьм не верю, но люди говорят, что в Марклейке они водятся и Джерри у них за командира. Он прежде был контрабандистом, потом моряком на военном корабле, а теперь считается плотником и столяром – он во всяком деле мастер, – но по-настоящему, он колдун – добрый колдун, исцеляющий людей всякими травами и заговорами. Он может вылечить тех, кого сам доктор Брейк признал безнадежными, оттого доктор так его и ненавидит. Он делал мне игрушечные тележки, когда я была маленькая, а еще заговорил мне бородавки. – Филадельфия вытянула вперед руки с тонкими пальчиками и блестящими ноготками. – Говорят, его нельзя сердить – он может по-своему поквитаться с каждым. Но я не боялась Джерри! Когда я подскакала, он работал в саду, и я дважды хлестанула его по спине, прямо поверх живой изгороди. И тут, моя милая, в первый раз с тех пор, как отец подарил мне Трубадура (жаль, что ты не видела моего красавца Трубадура!), он подвел меня: прянул в сторону, и я свалилась прямо в кусты. Стыд и срам! Джерри вытащил меня и отряхнул листья с моего платья. Я страшно искололась о шипы боярышника, но мне было все равно.

«Вот что, – сказала я, – сперва я с тебя спущу шкуру, а потом отправлю в Льюисскую тюрьму. Сам знаешь, почему».

«Ой-ой-ой! – вскричал он и спрятался между ульями. – Держу пари, моя душенька, что вы пришли из-за старой Сисси».

«Вот именно, – подтвердила я. – И потому вылезай-ка из-за ульев. Мне там до тебя не добраться».

«Мне и здесь неплохо, – возразил Джерри. – С вашего позволения, мисс Фил, я предпочитаю обходиться без утренней порки – годы уже не те».

Здоровенный мужчина, он выглядел очень смешно, сидя на корточках между колодами с медом. Я рассмеялась, и он рассмеялся тоже. Не стоило, конечно, давать ему поблажку, но я всегда смеюсь не вовремя. Впрочем, я опять напустила на себя важный вид и потребовала:

«Тогда верни мне то, что украла бедняжка Сисси».

«Да, бедная Сисси, влипла же она в переделку! – молвил Джерри. – Но я верну вам эти ложки, мисс Фил, сейчас же, не сходя с этого места».

И вы не поверите, но старый мошенник в тот же миг извлек из кармана мои серебряные ложки и потер их для блеска платком.

«Вот они!» – сказал он и вручил их мне – преспокойно, как будто я пришла к нему заговаривать бородавки. Хуже нет, когда люди помнят тебя еще маленькой! Но я сумела сохранить достоинство.

«Джерри, – сказала я, – отчаянная ты голова! Ну а если бы тебя схватили с поличным? Ты понимаешь, что виселица была бы тебе обеспечена?»

«Понимаю, – ответил он, – но теперь-то я чист».

«Это ты заставил Сисси украсть ложки!»

«Ни боже мой, – ответил он. – Ваша Сисси сама не оставляла меня в покое много недель, упрашивая заколдовать вас против кашля».

«Знаю, и еще в придачу «нагнать жирку». Весьма благодарна тебе, Джерри, но я не домашняя свинка!»

«Э, так вам все известно, – сказал Джерри. – Ну да, она не давала мне проходу, а я не люблю иметь дело с глупыми старухами: вот я и поставил такое условие, какое считал невыполнимым, чтоб только отвязаться от нее. Мне и в голову не пришло, что старая перечница рискнет ради вас своей шеей. Но она рискнула. Пошла и украла – спокойно, как цыганка. Я чуть не упал, когда она притащила мне эти ложки в своем переднике».

«Не хочешь ли ты сказать, – прикрикнула я на него, – что всего лишь испытывал бедную Сисси?»

«Как же иначе, душенька моя? – удивился он. – Воровство мне ни к чему. Я свободный арендатор, у меня деньги в банке. Но женщинам доверять я теперь зарекусь! Вот уж верно, и на старуху бывает проруха! Бьюсь об заклад, она украла бы и карманные часы у сквайра, если б я ее попросил».

«Ты злой, гадкий старик!» – закричала я, не помня себя от гнева, и вдруг разрыдалась, а там, конечно, и раскашлялась.

Джерри перепугался. Он подхватил меня на руки, внес к себе в дом – у него там полно всяких заморских диковинок – и заставил что-то съесть и выпить. Он клялся, что даст себя повесить, если только я успокоюсь. Он даже сказал, что извинится перед Сисси. Для главного колдуна это большая жертва, сами понимаете. Мне стало стыдно за свои глупости, и, вытерев слезы, я сказала: