Судьба Илюши Барабанова - Жариков Леонид Михайлович. Страница 11

Врангель шнырял по сторонам хитрыми глазами и о чем-то переговаривался со своим младшим курносым братом. С ними была девчонка, очень похожая на братьев. Глуповато приоткрыв рот, она рассматривала купол церкви.

Заметив Илюшу, Врангель толкнул брата. Скоро все трое оказались у Илюши за спиной. Врангель дернул его за полу пожарной куртки и прошептал в затылок:

— Повсикакий, молись лучше.

Дедушка молча шлепнул Врангеля по затылку и тот скрылся в толпе, увлекая за собой брата и сестру.

От свечной гари и духоты становилось невмоготу, ноги болели от долгого стояния. Но служба в церкви только еще начиналась.

Илюша рассматривал издали узорчатые золотые двери алтаря, по бокам которых были две узкие дверцы с фигурами святых. Вдруг одна из дверок открылась, и вышел мальчик. В серебряном стихаре он был похож на ангела. Прислуживая, он ходил по церкви, сутулясь, подошел к иконе божьей матери и стал подливать из бутылочки масло в лампадку.

— Гляди, вон Степка вышел, — прошептала бабушка. — Видишь, какой у него стихарь красивый. Калека-калека, а денежки загребает, даром чужой хлеб не ест.

Прислужник снова удалился в алтарь и скоро вернулся, но не один. Бородатый староста, две монашки в черном одеянии шли за ним. Все трое с подносами в руках пробирались сквозь толпу молящихся. Отовсюду к подносам тянулись руки прихожан, все клали деньги. На Степином подносе денег была уже целая гора. Одна бумажка даже свалилась на пол. Староста нагнулся, поднял ее и сунул в карман.

Илюше нравилось праздничное убранство храма, сверкание драгоценных камней, тихое мерцание свечей и вкрадчивые голоса. Интересно, когда воскреснет Иисус Христос, распятый на кресте? Бабушка говорила, что в двенадцать часов ночи он вознесется на небо.

Между тем полночь приближалась. И вот монотонный голос дьячка, читавшего Евангелие, прервался радостным колокольным звоном, и по церкви прошло оживление.

— Господи Иисусе Христе… — перекрестилась бабушка и ухватила Илюшу за руку. — Держись, малый, сейчас крестный ход начнется.

Предчувствие чего-то необычайного передалось мальчику. Он приподнялся на цыпочки и увидел, как распахнулись золоченые двери алтаря и оттуда вышли бородатые священники. Один, высокий, седоголовый, был облачен в ярко-малиновую длиннополую ризу, расцвеченную серебром, — должно быть, главный священник. Двое других тоже были одеты красиво — первый в синюю, второй — в светло-серебристую, почти белую ризу. Чернобородый дьякон, облаченный в желтую ризу с широченными рукавами, нес перед собой огромную белую свечу, перевитую золотой тесьмой. Процессию замыкали дьячки в парчовых одеждах. Молящиеся расступились, образуя живой людской коридор, и священники торжественно направились к выходу из церкви.

— Отец Серафим идут, — зашептали вокруг.

Посреди церкви священников обогнали мальчики-прислужники в серебряных стихарях. Тот, которого бабушка называла Степой, нес фонарь на круглой палке. Стекла у фонаря были разноцветные и отбрасывали на лица красные, зеленые и желтые тени. Мальчик шагал осторожно, как-то боком, словно боялся споткнуться. Врангель заметил развязавшийся на его ботинке шнурок и наступил на него, отчего Степа нырнул, чуть не уронив горящий фонарь.

Люди с хоругвями стали спускаться по ступенькам в ограду. Ночь была темная, и лишь мерцающие свечи озаряли лица.

Бабушка одной рукой подталкивала Илюшу, другой держала тетю Лизу, чтобы не потерять ее в толпе. Дедушка остался сторожить кулич и пасху.

Обойдя вокруг церкви, процессия снова стала подниматься по ступенькам на паперть. Священники первыми вошли в храм, и отец Серафим, подняв крест, громко провозгласил:

— Христос воскресе!

— Воистину воскрес! — эхом отозвались прихожане.

И грянула песня пасхи, торжественно зазвучали мелодичные голоса хора.

Войдя в церковь, Илюша не узнал ее — все сверкало, искрилось огнями. Под высоким куполом зажглось паникадило. На высоких подсвечниках-тумбах заколебались огоньки свечей. Их трепетное пламя отражалось в драгоценных окладах икон, сверкало в изумрудах и топазах, украшавших Евангелия и головные уборы священников.

Посреди церкви, где недавно стояла плащаница, — гроб господень, теперь как бы сама собой явилась икона с воскресшим Иисусом. Бог, торжественно-розовощекий, в легком бело-голубом одеянии, летел по небу. Волосы мягкими волнами рассыпались по плечам. Лик Христа был светлый, точно он на самом деле ожил и парил в небе, чуть касаясь облаков босыми ногами.

Церковный хор переливался то детскими, то женскими голосами:

Потом вступали громоподобные басы, они точно подхватывали песню на свои могучие плечи.

Лица у молящихся посветлели. Даже дедушка Никита, всегда замкнутый и строгий, стоял с порозовевшими щеками. На глазах у тети Лизы, кажется, поблескивали слезы. Сама она чему-то улыбалась, как будто все, о чем она просила божью матерь, исполнилось.

Илюша не понимал смысла божественных песен, но и его сердце замирало оттого, как все вокруг было таинственно и красиво.

Почему же ни он, ни Ваня раньше не знали о боге? Если бог все видит, все слышит, как уверяет бабушка, то он может знать, где сейчас брат Ваня, может найти его! Было боязно верить в такое счастье, но ведь не зря молятся люди и каждый о чем-то просит бога. Значит, он есть? Неужели так просто: попросил — и бог найдет Ваню? Странной показалась ему эта мысль, но она не покидала его. Может быть, стоит помолиться на всякий случай, а вдруг все правда — и бог есть? Илюша потихоньку опустился на колени, как делали все, низко поклонился, коснувшись лбом пола, и мысленно произнес: «Господь бог, найди Ваню». Сказав это, Илюша поразился своим словам, и ему стало стыдно.

Когда он поднялся с колен, дедушка Никита, скупой на ласку, погладил его по голове шершавой ладонью, а бабушка щекотно зашептала в затылок:

— Молись, молись. Счастье тебе будет…

После заутрени начался обряд освящения пасхи.

Из алтаря вышел отец Серафим. Он переоделся в красную ризу, расшитую золотыми крестами. За ним следовал дьякон с серебряным кубком и волосяной кистью. Окуная ее в чашу, священник брызгал святой водой на куличи и пасхи. Заколебались огоньки свечей. Запел хор.

Дедушка Никита стоял со всеми в ряду. Свечка, воткнутая в зажаристую шапку кулича, наклонилась и текла прямо на него. Рядом стояла высокая барыня с бородавкой на губе. Ее кулич был из белой муки, а на макушке сахарным кремом написаны буквы «X. В.».

Когда священник закончил обряд, дедушка Никита завязал кулич в салфетку. Барыня шла рядом с дедушкой и тихонько разговаривала с ним. На паперти она похристосовалась с бабушкой и тетей Лизой.

— Пелагея Ивановна, приходите в гости, — сказала тетя Лиза. — Поросеночка зарезали, ватрушек ваших любимых напекли. Правда, мука нынче с отрубями.

— Чего уж ждать… — недовольным тоном ответила барыня и махнула рукой. — Придем, Лизанька. — Она взглянула на Илюшу и спросила: — А это кто с вами?

— Приемыш, племянник Петра Николаевича.

— Сиротка? — с участием проговорила барыня и коснулась холодными пальцами подбородка Илюши. — Как же он попал к вам?

— И не спрашивайте, чудо совершилось. Женя прислал его.

— Как?! — воскликнула барыня. — Женя нашелся?

— Нашелся, — сказала бабушка. — Да вот не запомнил станцию, балбес… Теперь как его найдешь? Станций-то много.

— Коли жив, приедет, — успокоила барыня и, наклонившись к самому уху тети Лизы, о чем-то спросила ее.

— Все цело, не беспокойтесь.