Алые перья стрел (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 103

— Найденов!

— Да! — дисциплинированный отличник Вася повернулся и встал по стойке «смирно».

— После уроков зайди в пионерскую комнату. Мы будем принимать тебя в активисты…

На Васькином лице снова появилось почти забытое «кукольное» выражение. Он замигал.

Когда преисполненная своей значимостью вожатая удалилась, Васька робко спросил одноклассников:

— А активисты… это люди?

— Н-ну… — Денис неуверенно затеребил губу, зачесал в затылке. Но находчивый Андрей потрепал Дениса по плечу, а Ваське показал большой палец:

— Активисты — это во!..

Пока Васька отдувался за всех,

одноклассники жили «полной жизнью».

На экране возник фигурный щит с рыцарским орлом, а когда сместился, за ним открылась батальная панорама. На берегу широкого озера (а может быть, морского залива) два десятка мальчишек с деревянными мечами, щитами, копьями и луками вели битву, как во времена Ричарда Львиное Сердце.

Да, война была не менее впечатляющая, чем в настоящем Шервудском лесу!

Бой — то шеренгой на шеренгу, то рассыпается на отдельные поединки. Фехтование по всем правилам, которые, однако, не снижают энтузиазма. Сталкиваясь, гремят щиты, стук деревянных мячей озвучен настоящим железным звоном. А кроме того, разносятся боевые кличи и призывы, свистят стрелы… Вот лихой рыцарь в бейсболке с повернутым на затылок козырьком загнал и опрокинул в воду противника. Вот двое других загоняют в кусты нескольких копьеносцев. Вот свалка, в которой сквозь мелькание мечей не разглядеть — кто где? А вот… хитрая, постоянно шпионящая Машка пробралась от воды в густую траву под березой, «ведет наблюдение»…

Несколько лучников дружно пустили стрелы. Те ударили по щитам сражавшихся, не пробили…

Машка смотрела с многозначительно-ехидной улыбкой: вот вы чем занимаетесь вместо того, чтобы сидеть за учебниками в последние ответственные дни учебного года…

У штабеля бетонных плит, сложенного на берегу, закипела новая схватка. А Денис, игравший роль Робин Гуда (в шляпе с пером), стоял на плитах и с высоты подавал команды, взмахами меча дирижировал «музыкой битвы».

Коварный лучник противника выбрался из щели между лежавшими в траве железными бочками, натянул тетиву… Стрела ударила Робин Гуда между лопаток. Денис согнул колени и картинно упал с плит в траву.

Бой стих. Тяжкая рана знаменитого воина примирила обе армии, скорбь их стала общей.

«Воины» принесли два тяжелых копья, положили их параллельно друг другу. Поперек копий уложили несколько мечей. На эти носилки и был помещен изнемогший от раны знаменитый разбойник. Во время этой процедуры Денис поглядывал весело и хитровато, но спохватывался и делал скорбную мину. (Ах какая грустная музыка звучала в это время за экраном!)

По узкой, вдающейся в залив косе соратники понесли носилки со своим предводителем на поляну. Шествие было продолжительным и печальным… Наконец носилки опустили в траву. Один из разбойников подал атаману лук и стрелу. Денис сел с горестным лицом.

— Где упадет эта стрела, там и похороните бедного Робин Гуда…

Стрела не упала. Она улетела неизвестно куда, и почти сразу послышался звон разбитого стекла. Наблюдавший за полетом стрелы часовой схватился за голову. Прятавшаяся в кустах Машка радостно запрыгала. Часовой засвистел в два пальца.

— Ой, ребята, что будет! — раздался пророческий вопль.

Вооруженная толпа ударилась в бега.

Можно убежать от хозяйки разбитого стекла…

но от судьбы не убежишь.

Словно олицетворение этой зловещей судьбы, на экране появились головы двух страховидных идолов. Но… при смене ракурса стало понятно, что это всего лишь деревянные фигурки перед столиком у трюмо. Тем не менее грозовая атмосфера не развеялась. Обещание неприятностей излучали родители Дениса. Стоя плечом к плечу, они смотрели на прибежавшего домой сына сокрушенно и грозно. Известие о стекле опередило его.

Мама размахивала отобранной стрелой.

— Ты посмотри, посмотри на него! Посмотри на этого «Робин Гуда»! Когда же кончится это мученье? То двойки приносит, то стекла бьет!

Денис в надвинутой на глаза шляпе ощетиненно и беспомощно смотрел от двери. Чуял заранее: на сей раз от неприятностей не уйти, сейчас начнутся.

И начались! Мама взяла его за шиворот, дала шлепка, толчком отправила в комнату — он по инерции бухнулся в кресло.

— Ну чего! Че я такого сделал!..

Из-под шляпы он опасливо глядел из кресла: все уже или будет что-то еще? Оказалось, что это лишь цветочки. Мама перенесла негодование на папу:

— Когда ты наконец займешься его воспитанием?! Сколько это может продолжаться?!

— Но, дорогая, ты ведь тоже занимаешься его воспитанием, — слабо отбивался папа, перепуганный не меньше Дениса.

— У меня нет времени, ты это прекрасно знаешь! У меня диссертация! — Мама швырнула стрелу.

— Но у меня тоже диссертация…

— Что мне прикажешь теперь? Все бросить, да? Все бросить?! — Исторгая эти упреки, мама перед зеркалом смазывала косметическим кремом лицо. Затем схватила сумку, сдернула с вешалки плащ. — Я пошла на лекцию! Займись наконец его воспитанием! Здесь нужна твердая мужская рука! — И папа вздрогнул от стука захлопнувшейся двери.

Взъерошив прическу, он некоторое время размышлял в коридоре.

Затем папа сделал шаг в комнату. Теперь вздрогнул в кресле Денис. Потому что папа с затвердевшим лицом поддернул рукава пиджака (жена права, отцовский долг надо выполнять!). Решительными жестами папа объяснил беспутному сыну, что пора словесного воспитания кончилась и настало время иной педагогики. Жесты не оставляли сомнения, какой именно педагогики: папа суетливо расстегнул и вытащил из брючных петель ремень. (На экране между тем мелькали кадры с изображением Зевса-громовержца, что символизировало папину суровость и стопроцентную решимость довести дело до конца.)

Денис попятился, стрельнул глазами по сторонам. Увы, спасения не было. Ясно, что на сей раз папа велел себе быть непреклонным… С сокрушенным лицом и очень медленно, очень неохотно несчастный Робин Гуд начал расстегивать шорты. И все же поглядывал исподлобья с остатками надежды: вдруг случится что-нибудь неожиданное?

За дверью затрезвонил телефон.

Папа, подтвердив жестами свои прежние намерения (готовься и укладывайся, я сейчас), шагнул в переднюю.

Дениса, как известно, часто посещали спасительные идеи. Он сдвинул на лоб шляпу с пером, скребнул затылок, хитро поднял указательный палец: «Ага, выход есть…» По-кошачьи прыгнул к двери и прикрыл ее. Вытащил из-за дивана развалившегося на две части Ваську, соединил, уложил ничком, шляпой прикрыл Васькин затылок. Плюхнувшись в кресло, сдернул свои пестрые, пострадавшие в боях носки, натянул на твердые Васькины ноги.

Папа в это время вел деловой телефонный разговор:

— Да, это я… Разумеется. Да, в то же самое время… Несомненно. — И так далее. Во время этих реплик он то и дело поглядывал в прикрывшуюся дверь. Положил трубку, на секунду боязливо заглянул в комнату. Во время телефонной беседы папина решимость поубавилась, неприятно заперестукивало сердце. Пришлось поспешить на кухню, достать из шкафчика флакон с каплями. Начал капать в кружку, промахнулся, хлебнул из горлышка. В животе успокоительно булькнуло. Папино лицо разгладилось и вновь обрело решимость (хотя слегка поглупело при этом). В движениях опять появилась твердость (ох, надолго ли?). Папа с ремешком в кулаке шагнул в комнату (Денис вмиг укрылся за креслом с головой). Папа заставил себя взглянуть на диван.

— О-о…

Покорившийся судьбе сын лежал кверху тем самым местом, и место это было вполне подготовлено к воспитательной процедуре. Одно только странно: сбоку на этом месте чернело крупное клеймо: треугольник, в нем буквы ОТК и надпись «2-й сорт». Папа Дениса снова озадаченно помотал головой. Но… он, человек науки, был далек от мелочей нынешней жизни и, видимо, подумал: кто его знает, может быть, у современных детей так полагается? Надо было наконец исполнять, что решено (новое явление Зевса-громовержца подтвердило это). И папа, отвернувшись и зажмурившись, наугад махнул ремешком.