Мы в пятом классе - Матвеева Людмила Григорьевна. Страница 9

— Был бы невредный, никто бы его по прозвищу не шал, — спокойно сказал Володя, — а так Колбасник он, и больше никто.

— Ты рассказывай, рассказывай, — торопит Серёжа.

— Выходим мы из магазина, — размеренно продолжает Володя, — смотрим, Колбасник, то есть Толя…

Серёжа перебивает:

— Он вон там стоял, близко от двери магазина. И он нам сказал: «Дайте мне серебро».

— Нет, — говорит Вовка, — он не сказал, а заорал: «Дайте серебро!»

Я спрашиваю:

— Заорал? На вас двоих? А вы?

Володя расправил широкие плечи.

— Я дал. Я его не боюсь, но жадность презираю. Может, вы думаете, что я Колбасника испугался?

— Я не думаю.

— Ну вот. Я ему копеек сорок дал. Он сказал, что ему на мороженое надо и на пирожки.

— Не сорок ты дал, а шестьдесят, я видел.

— Может, и шестьдесят. Я точно не помню. Он деньги взял и сразу ушёл.

Они рассказывают, и я представляю себе, как идут по широкой улице два друга — Серёжа и Володя. Им хорошо всё делать вместе — вот они купили рыбу для Серёжиной кошки, несут рыбу к Серёже домой. Звёздочка, конечно, обрадуется, её любимая еда — рыба. Всё славно, всё дружно. И тут вдруг Колбасник, то есть Толя, кричит на них. А по какому праву? И вообще разве годится кричать на людей? Разве нельзя нормальным тоном сказать всё, что тебе надо? Нет, кричит: «Дай серебро!» И не стыдно ему требовать? Не обойдётся он без этого мороженого? И без несчастных пирожков не проживёт? Странный всё-таки человек.

А Вовка добрый и несклочный. Надо тебе? На, возьми, ешь. Мог бы Вовка и отказать Колбаснику, он не со страху дал. Но Вовке скучно торговаться, рядиться, отказывать. На, возьми. А Серёжа, может быть, и не дал бы Колбаснику, он бы и поспорил с ним, не поленился. Но это если бы Серёжа шёл один. А когда Серёжа с Володей, то такие дела Володя решает, так уж у них заведено. Серёжа молчит, а Володя сам знает, как поступить. Как-то Володя лучше ориентируется.

Конечно, разговор не о шестидесяти копейках и не о сорока копейках, этот рассказ о другом. И вообще это только половина рассказа. А другая половина впереди.

— Идём на днях с Серёжей, смотрим — на том же месте опять стоит он, ну, Колбасник, Толя то есть. И держит в руке большую горсть серебра. Прямо кулак не сжимается — вот столько.

Володя показывает развёрнутую ладонь и покачивает ею вверх-вниз, как будто руке тяжело от серебра, которое лежит на ней горкой.

Серёжа загорается опять:

— Вот такая куча денег! И ни одной медной монеты — всё серебро!

Они увидели эти деньги и подошли поближе. Просто так. А Колбасник сразу руку в карман сунул и спрашивает:

— Вам что?

— Ничего, — ответил Володя, — просто так подошли.

А Серёжа не согласился с Володей.

— Копеек шестьдесят дай нам, пожалуйста. Нам на мороженое.

И очень невинно смотрел на Колбасника.

А Колбасник?

Развёл толстыми руками и ответил:

— У меня нет денег. Где я возьму?

— Вот в этом кармане, — сказал Серёжа. Он не мог представить себе, как человек так нагло обманывает и даже не смущается.

— Иди, иди отсюда. — Колбасник пошёл на Серёжу грудью. А Серёжа не попятился, стоял, как маленький петушок, и голову гордо держал.

Пришлось Вовке оттереть Колбасника от Серёжи.

Вовка тяжело вздохнул и сказал:

— Колбасник, я не люблю драться, ты же знаешь. Но иногда я всё-таки делаю то, что не люблю.

Колбасник вообще-то не очень умный парень. Не дурак, но и не умный — средний. Но тут он сообразил.

— Мне ещё стих учить, — сказал он и быстро ушёл.

— Жадина-говядина! — крикнул Серёжа. Всё-таки Серёжа не мог это так оставить.

А Вовка тогда сказал Серёже:

— Чего зря кричать? Жадные не исправляются. Он так всю жизнь будет теперь жадным, до самой старости.

Серёжа даже рот открыл.

— На всю жизнь? Честное слово? До старости?

— Конечно, — солидно подтвердил Вовка.

И они пошли в кино.

Но, видно, Серёжа не мог забыть до конца этот случай.

Когда мы шли по улице и разговаривали, он и меня спросил:

— Как вы думаете? Может жадина стать не жадиной? Потом, когда-нибудь? Если проучить как следует?

Я не знала. Не думала как-то об этом.

— Этого я, Серёжа, не знаю. Не думала об этом. Знаю другое: щедрым быть лучше, даже удобнее, даже, если хочешь, выгоднее. Хотя слово какое-то противное, но я его специально употребила. Выгодно быть хорошим. Потому что тогда и люди тебя любят, и сам к себе хорошо относишься. Богаче живёшь.

Мы прошли ещё немного.

Перед нами была палатка с мороженым.

— Хотите мороженого? — предлагаю я.

— Спасибо, не хочу, — вежливо отказывается Володя.

А Серёжа весело смотрит на меня и отвечает:

— Мы же не из-за мороженого его ненавидим. Разве мы из-за мороженого?

— Нет, мы совсем не из-за мороженого, — степенно подтверждает Вовка.

Потом они всё-таки соглашаются, что мороженого съесть неплохо. И к истории с серебром, как они сами её поэтично назвали, это не имеет отношения. Мы с ними постепенно начали понимать друг друга и верить друг другу.

Хорошо идти с хорошими людьми в хороший день и есть мороженое. Давно я не ела мороженого на улице. В кафе где-нибудь — да, изредка бывает. А на улице — неприлично вроде, взрослый человек вдруг идёт и ест мороженое. А раньше любила, только это было очень давно.

Лариса задает вопросы

Ещё несколько дней девочки ликовали шёпотом:

— У нас будет штаб!

— Свой! Тихо, девочки!

— Своя тайна! Тихо, тихо!

— И мальчишки ничего не узнают! Да тише ты, Людка!

Таня стояла в стороне. Они её не звали, и ей не хотелось подходить, когда не зовут.

Максим прошёл мимо них, не торопясь прошёл, даже задержал шаг немного. А куда, собственно, спешить? Побегал, когда хотелось побегать. А теперь хочет ходить медленно и ходит медленно.

— Мальчишки нам в этом секретном деле совсем не нужны, — громко говорит Оля Савёлова. — Они все противные и все до одного глупые какие-то.

Максим ткнул Олю острым локтем в спину и величественно удалился по коридору.

— Ты что, Максим, совсем? — Оля повертела пальцем у виска, но Максиму это неинтересно, и он отвернулся.

— Оля, а где мы устроим штаб с занавесочками? — спрашивает Лариса.

— Найдём где-нибудь место, — уверенно отвечает Оля, — разве мало мест?

— А где найдём? — не унимается Лариса. Она любит всё знать заранее, чтобы не волноваться.

— Знаешь что? Отстань. — Оля сердито вздёргивает подбородок. Что за глупые вопросы. Если знать, где искать, то искать уже не надо. Всё и так найдено. — Надо найти тайное место. Такое, где никого нет.

— А где никого нет, там я боюсь, — тихо вздыхает Лариса.

— Кого боишься, если никого нет?

Оля навела свой твёрдый волевой подбородок прямо на Ларису. Слишком много эта Лариса задаёт сегодня вопросов. Уж не хочет ли она испортить всю радость предстоящей великой тайны секретного штаба? А может быть, вздумала показать девчонкам, что самая главная девочка в классе Оля Савёлова зовёт их не туда и предлагает не то?

— Знаешь, Ларисочка, не хочешь — не ходи. Никто насильно не тащит. Оля отчеканила эти слова таким тоном, что Ларисе сразу расхотелось спрашивать и сомневаться.

— Ну что ты, я пойду, Оля.

Оксана хватает Олю под руку, а Людка — с другой стороны.

Таня видит, как Лариса минуту топчется в растерянности на одном месте, а потом пускается вслед догонять девочек.

Как Оля сумела сказать твёрдо, тоном, не терпящим возражений: «Не хочешь — не ходи». Произнесла чётко, а потом плотно закрыла рот. Всё сказано.

Лариса не решилась сердить Олю. И правильно. Что хорошего — оставаться в стороне, быть одной?

Молоко с пенкой

Таня давно знает: её бабушку нельзя переспорить.