Львиный мальчик - Кордер Зизу. Страница 3

Чарли подошел к забору своего дома. Странно… Окна темные, как-то непривычно тихо, из кухни не льется манящий аромат… Мальчик подбежал к двери и постучался. Ничего. Потом он заглянул в окно: в вечернем сумраке не было видно ни движений, ни других признаков человеческого присутствия.

Тогда Чарли помчался к черному ходу. Дверь заперта, лампы погашены. Он замолотил в дверь. Опять ничего. Мальчик бросил отчаянный взгляд на ограду сада. Вдруг там есть кошки, у которых можно узнать, в чем дело?

И тут он увидел то, от чего его маленькое храброе сердце ушло в пятки. Дверь маминой лаборатории была распахнута настежь. Не просто открыта — распахнута.

Мальчик замер. Потом осторожно подошел к двери и заглянул внутрь. Если бы кто-то забрался в дом, рассудил Чарли, он бы прикрыл за собой дверь, чтобы остаться незамеченным. Значит, там может быть тот, кому входить в лабораторию можно. То есть — мама!

Пусто. Все на своих местах. Вот только дверь открыта…

Чарли отступил во двор и притворил за собой дверь. Так, пожалуй, выглядит привычнее. Да, так же привычно, как пустой дом — без родителей и долгожданного ужина.

О ногу потерлось что-то теплое и пушистое. Мальчик опустил глаза. Рядом расхаживала ободранная большеухая кошка из развалин. Чарли наклонился к ней. Брать животное на руки ему не хотелось — больно уж грязное…

— Привет, Петра, — сказал он.

— Она ушла, — проскрипела кошка.

— Куда ушла? — тут же спросил Чарли.

— Понятия не имею, — отозвалась Петра. — Ушла по реке. Эти придурки их заметили. По крайней мере, догадались попросить речных кошек проследить. Пока новостей нет.

Кошки вечно враждовали, поэтому на «придурков» Чарли не обратил никакого внимания.

— Кого заметили? — уточнил он.

Кошка уставилась на мальчика немигающими желтыми глазами.

— Твою маму, — наконец сообщила она. — И еще людей.

Петра выгнула спину и прямо с места запрыгнула на ограду, подальше от Чарли. Кончик ее хвоста нервно подергивался.

— Люди… — прошипела она напоследок и растворилась в сумерках.

Чарли опустился на ступеньки и обессиленно прислонился к перилам. Почему мама уехала по реке с какими-то незнакомыми людьми?

Думай, упрашивал мальчик себя. Думай! Но мысли никак не желали складываться в четкую и понятную картину. Ясны были только две вещи: все очень странно — это первая; и вторая — папа должен что-нибудь знать.

Чарли порылся в рюкзаке, извлек маленький телефон со светящимся бирюзовым дисплеем и неверными пальцами набрал папин номер. «Абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже, — сообщил бесстрастный голос. — Абонент временно недоступен. Пожалуйста…» Мальчик выключил телефон и засунул его обратно в рюкзак. Становилось прохладно.

Наверное, папа в поезде, поэтому звонок и не проходит. Вот что! Надо пойти на станцию, встретить папу и узнать, что случилось.

Чарли вскочил и помчался по улице, боясь разувериться в разумности собственного решения. Вокруг шумел непрерывный поток едущих с работы людей. Мальчик пробежал мимо ярких рыночных палаток. Громогласные продавцы зазывали последних покупателей. В вечерней полутьме все ранее знакомое вдруг стало казаться чужим и пугающим. Чарли очень надеялся, что не столкнется с пьяными — от них так дурно пахнет. К тому же никогда не знаешь, что придет им в голову.

На станции мальчик остановился под фонарным столбом. Вокруг суетились люди всех возрастов и оттенков кожи. Не было только папы. Звонить Чарли больше не хотел, боялся доставать телефон — его запросто могут украсть. В школе старшие ребята часто отбирали телефоны у младших. Глупо! Ведь родители малышей, узнав об этом, попросту блокировали номер. Глупо, снова подумал Чарли, людям кажется, что красть — это круто.

Ну же, папа!

Может, он приехал на автобусе? Автобусная остановка находилась с другой стороны рынка. А может, он прошел мимо и сейчас бродит вокруг пустого дома? Или задержался на работе? В какой-то момент Чарли пришло в голову, что он мог бы поехать к папе в университет. Но он ведь даже не представлял себе, где находится папин офис, и к тому же университет располагался за рекой, а река такая большая. По берегам теснились огромные сверкающие здания, гигантские причалы и заводы. С моря ветер доносил соленый запах приливов. По реке скользили пароходы, катера, баржи и рыбацкие лодки. Около воды пахло тиной и зелеными лягушками. Может, просто пойти вдоль берега? Идти, идти и идти, пока не покажется университет? Его-то можно узнать. Или нет?

Что за чушь! Конечно, папы там нет. Уже так поздно. Лучше вернуться домой.

Чарли нырнул в людской поток, и его понесло по направлению к дому. Мальчик бы ничуть не удивился при виде безжизненных темных окон. Однако в душе у него все же теплилась надежда: может, папа там, а на плите греется сытный ужин?

Окна светились, но папы в доме не было. Зато в ярко освещенном дверном проеме стоял Рафи Сэдлер.

Нежданный гость по-хозяйски придержал входную дверь, пропуская Чарли внутрь.

— Привет, дружок, — сказал Рафи. — Проходи.

Чарли ничего не мог понять.

— Привет, — промямлил он и вошел.

Мальчик окинул кухню беглым взглядом. Ключей от лаборатории на месте не было. У ног крутился пес Рафи, Трой. Из пасти собаки тяжело свисал мокрый розовый язык.

— Где мой папа? — спросил Чарли.

— Планы изменились, — невпопад ответил Рафи.

— Какие планы? — изумился мальчишка. — Мама…

Закончить он не успел. За окном из темноты предупреждающе блеснули кошачьи глаза. Мгновение — и Петра снова затаилась. Наверное, она что-то слышала.

— Знаю, тебе нелегко, — продолжал Рафи. — Мама попросила зайти к тебе — предупредить. Твои родители куда-то уехали. Кажется, им предложили новую работу. Они оставили записку. Держи.

Рафи протянул Чарли листок бумаги. Мальчик пригляделся. Записка от родителей? А почему писала одна мама?

Чарли захотелось рассмеяться Рафи в лицо. Он не звал маму «мамочкой» уже почти пять лет, а сама мама ни разу не именовала своего мужа «папочкой». Она называла его «Анеба» — ведь так его звали — или, на худой конец, «твой папа». «По делам бизнеса»! Что за глупость! Мама бы ни за что на свете не назвала работу бизнесом, она терпеть не могла дурацкие слова. Вот еще: «Веди себя хорошо, слушайся старших». Мама любила повторять, что меньше всего ей бы хотелось, чтобы Чарли слепо повиновался старшим. Старшие, утверждала мама, тоже могут говорить неправильные, глупые и злые вещи. Вот, например, когда-то белым запрещали водиться с черными. Они не могли дружить, любить, жениться, рожать детей. Что бы произошло с их семьей, сохранись такие нравы по сей день? Чарли пришлось бы пополам разорваться? Помнится, однажды он спросил об этом маму, а она почему-то рассмеялась и поцеловала его в лоб.

Какая же мама умная! Она сразу дала понять, что письмо — фальшивка.

Но если все, что написано в письме, — неправда, то что происходит? И при чем тут Рафи?

Рафи тем временем продолжал натянуто улыбаться.

— Ну что, пошли? — нетерпеливо поинтересовался он.

Он обращался к мальчику как старший брат, которому навязали присутствие младшего.

Но у Рафи никогда не было младшего брата, а Марта просто не посмела бы послать сына за соседским мальчишкой. Маму Рафи не слушался с восьми лет. Чарли частенько видел, как Сэдлер делает вид, что не знает собственную мать. Однажды, еще давным-давно, Рафи зашел к Чарли. Он сказал одну вещь, и мальчик ее запомнил.

— Милый дом, а? И мама у тебя милая. И папа, — сказал тогда Рафи.

Чарли тогда показалось, что Сэдлер с радостью бы сжег их дом вместе с ними.

Мальчик не верил Рафи, и мамино письмо лишь подтверждало его догадки.