Большой оркестр - Бикчентаев Анвер Гадеевич. Страница 3

Наконец объявился мальчик. Такого мальчика я еще ни разу не встречал. Волосы рыжие, нос маленький, весь в веснушках — живого места нет, глаза чёрные, руки длинные. Тело мальчика так загорело на солнце, что его можно было без всякой ошибки назвать чернокожим. Забавный такой!

— Чего уставился? — спросил он хриплым голосом, разглядывая меня с ног до головы.

— Забавный ты, как я вижу, — ответил я, обрадованный тем, что у меня будет товарищ по игре.

— Это я, Ахмадей, забавный? А в ухо не хочешь? — неожиданно рассердился он.

— Нет, не хочу, — заторопился я с ответом. — За что в ухо?

— Просто так.

Ещё раз взглянув на его блестящие глаза и длинные руки, я поверил, что он может дать затрещину «просто так». Пожалуй, он был старше меня года на три, поэтому большой охоты связываться с ним у меня не было.

— Ты тоже новичок? — спросил он и, сжав краешки губ, присвистнул. Что бы он ни делал или ни говорил, всё было здорово и выглядело очень гордо.

— Я старый, — ответил я ему, всё же давая понять разницу между нами.

— Старый? — поразился он. — Отчего бы это?

— Я раньше всех тут живу.

— Брешешь! — отрезал он. — Я не признаю.

— Вот ещё!

— А в ухо не хочешь? Держись, Ахмадей! Правду сказать, не видал я до сих пор человека, который бы сам себя науськивал. Думаю: «Неспроста он это делает, не миновать мне затрещины». И кто знает, чем закончилось бы наше знакомство, если бы не появилась Фатыма. Она шла по двору, что-то напевая.

— Ты тоже здесь будешь жить? — спросил я Фатыму, не без радости отвернувшись от Ахмадея.

С Фатымой мы были давно знакомы: ещё до прошлого года вместе жили в заводском бараке, что на окраине города.

Она покосилась на Ахмадея, но с ним не поздоровалась.

«Так ему и надо», — подумал я.

— Папе дали квартиру в новом доме за хорошую работу, — объяснила Фатыма. — Раз моя мама больная, то нам дали квартиру на первом этаже и на солнечной стороне… Я уже знала, что ты здесь. Ой, заболталась!.. Папа, я сейчас! — крикнула она, увидев, что отец открыл борт машины.

— Можно вам помочь! — рванулся я за ней: хороший предлог улизнуть от кулаков Ахмадея!

— Не надо, — не поняла она меня. — У нас вещей немного, быстро разгрузимся.

Осталось покориться судьбе.

— Ха, ха, ха!.. — раздался над моим ухом басистый смех Ахмадея. — Как отбрила, видал? По-могаль-щик! Эх ты!

Спорить я не стал. Подумаешь, нашёлся указчик! Он, пожалуй, ещё не знает, что я сын дворника и что я после дяди Яфая и мамы тут третье лицо. Да разве такой поймёт!

Выручило меня появление коменданта. Я метнулся к нему.

— Плохо дело, — пожаловался я ему. — Не успел сказать доброе слово. Никто не стал меня слушать.

— Не огорчайся. — Он погладил меня по голове. — У тебя ещё будет много случаев, чтобы сказать людям доброе слово… Ну как, успел познакомиться со всеми? Вот Володя, сын нашего заводского инженера… Володя, поди сюда.

Володя хоть и был невысок ростом, но руку пожал так, что из глаз посыпались искры.

— Ишь ты какой! — поморщился я.

— Больно? — засмеялся Володя.

— Нет.

— Значит, терпеливый, — заметил он. — Я крепко жму. У меня кулаки натренированные.

«Час от часу не легче, — подумал я. — Такие друзья, что только и думают о своих кулаках. Ну, да этот совсем большой, куда старше даже Ахмадея».

Я увязался за дядей Яфаем, но, как мы ни старались, познакомиться со всеми не удалось. Много разных семей нашли приют под зелёной крышей нашего дома. На одном дворе можно было услышать и башкирскую, и русскую, и татарскую, и украинскую, и чувашскую речь.

На волейбольной площадке собралась группа девочек. Мы подошли.

— Да тут, как я вижу, большой оркестр наберётся! — со смехом проговорил дядя Яфай.

— Почему большой оркестр? — спросила его Маня, та самая, которая успела на всех скамейках посидеть.

— Да, почему большой оркестр? — поддержала её Люция.

Мне тоже стало интересно, отчего это дядя Яфай нас сравнил с большим оркестром. Может, никто из нас не умеет играть даже на самом обыкновенном горне…

Дядя Яфай прищурил глаза, почесал затылок и объяснил:

— Ведь в большом оркестре много разных инструментов. А вон вы какие все разные!..

«Ну что ж, большой оркестр так большой оркестр!» — беспечно подумал я, ещё не представляя себе, как это трудно быть «инструментом», да ещё в «большом оркестре».

Дядя Яфай ушёл, а ребят во двор ещё больше высыпало. Правда, это уже была мелкота — по четыре да по шесть лет. Вот где начался сабантуй!

Самый сильный

«Самое подходящее время, чтобы показать, кто тут третье лицо!» — решил я про себя.

Пожалуй, стоит начать с девчонок…

Они успели между собой познакомиться и трещали, точно всю жизнь провели вместе. На меня они не обращали никакого внимания, хоть я и стоял рядом с ними.

«Ишь как быстро подружились!» — подумал я с завистью.

Девочки начали играть в волейбол. Вступить в их игру было стыдно, а наблюдать за ними — скучно.

— Эй, вы там! — крикнул я, подойдя ещё ближе. — Осторожнее с мячом. Деревья поломаете! Не вы их сажали!

— Откуда ты взялся, чтобы указывать? — насмешливо спросила незнакомая девчонка с длинной косой.

— Я — сын дворника, — объяснил я ей по возможности суровее. — Деревья — наши друзья.

— Мансурка, не мешай! — беспечно крикнула Люция. — Поди, к мальчикам. Что привязался!

— В самом деле, оставь нас, — попросила Фатыма. С ней мне не хотелось вступать в спор, и я пошёл за сарай, откуда слышались мальчишеские голоса. Всё же напоследок я предупредил их:

— В случае чего, дело будете иметь со мной!

За сараем шла игра. Никогда не представлял себе, что двое могут поднять такой шум. Ахмадей с Искандером, братом Фатымы, азартно, никого не видя, играли на деньги.

Искандер, ловко посадив трёхкопеечную монету на ноготь полусогнутого большого пальца, спрашивал:

— Орёл или решка?

— Орёл! — кричал Ахмадей.

Потом они с открытыми ртами следили за кувыркающейся в воздухе монетой. Как только она касалась земли, оба бросались за ней, стараясь один раньше другого схватить её.

— Решка! — раздавался радостный возглас Искандера.

— Неправильно метнул! — кричал Ахмадей. — По всему должен был быть орёл!

Увидев меня, Искандер обрадовался:

— Вот пусть Мансур судит! Он в орла не играет, а болеть любит.

— Суди давай! — проворчал Ахмадей. — Провалиться мне, если сейчас не выиграю!

Искандер опять посадил на ноготь монету:

— Говори: орёл или решка?

— Орёл!

— Смотри!

Упав на асфальт, монета прикатилась к моим ногам. Я нагнулся и торжествующим голосом возвестил:

— Решка! Искандер выиграл. Если не верите, смотрите сами!

— Чему ты радуешься? Смотри у меня! — предупредил Ахмадей.

— Я за справедливость, мне иначе нельзя, — с достоинством ответил я.

— Орёл или решка? — заторопился Искандер.

— Орёл! — упрямо повторил Ахмадей. — Как пить дать.

Монета, блеснув в воздухе, звонко ударилась о землю.

— Решка, опять решка! — обрадовался я.

И в ту же минуту Ахмадей сзади схватил меня за уши.

— Хочешь, Урал покажу? — спросил он за моей спиной.

— Покажи, — ответил я, ничего не подозревая. В один миг Ахмадей приподнял меня за уши.

Я ужасно закричал: уж очень было больно, даже заныло в пятках.

— Как, увидел Урал?

— Ну, тебя! — проговорил я, еле удерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Хочешь, повторю? — предложил Ахмадей. Искандер рассердился.

— Чего обижаешь пацана? — сурово спросил он, загораживая меня.

— Ах, вы заодно! — вскипел Ахмадей, поворачиваясь к Искандеру.

Искандер отступил на шаг.

— Мне нельзя драться, — предупредил он. — Я играю на скрипке, и мне нельзя драться. Понимаешь, пальцы…

Такой ответ несколько озадачил Ахмадея. Он застыл с занесённым кулаком. Но тут внезапное появление Володи избавило нас от неминуемой беды.