Отойди от моей лошади - Вольф Сергей Евгеньевич. Страница 5

Я побежал надевать новые ботинки и пока надевал, даже и не вспомнил, зачем к врачу идти именно в новых, а всё думал про свой будущий золотой зуб. Как я буду идти по улице, всем улыбаться, а солнышко так и блестит, так и играет на моём золотом зубе…

Думал-думал, думал-думал и вдруг призадумался и подумал, что вообще-то ну день, ну другой — а потом мне всё это надоест. Я иногда люблю вперёд посмотреть. Скоро мне всё это надоест, а зуб-то всё равно никуда не денется, со мной будет. К тому же, раз человек родился с простыми белыми зубами, то пусть так и живёт — ничего плохого в этом нет.

Надел я новые ботинки, вышел к маме и сказал:

— Мне золотой зуб ни к чему. Никуда я не пойду.

Мама как замашет руками:

— Нет, пойдёшь!

— Нет, не пойду. Зачем мне такой зуб?

— Как?! Как зачем?! Да ты цены ему не знаешь. Ты ещё глупый и не понимаешь ничего. Ты меня ещё благодарить будешь. Мало ли что в жизни случится. Будешь постарше — поймёшь.

— Не хочу я его вставлять. Не буду, — сказал я.

— Будешь, будешь, будешь… — сказала мама. — Одевайся. Пошли.

И я пошёл. Раз, второй, третий… И мне вставили золотой зуб…

… Два урока я сидел тихо, потом к Генке подошёл.

— У тебя что есть? — спрашиваю.

— Ничего нет, — говорит Генка.

— Эх ты… — сказал я.

— Есть, есть, — сказал Генка. — У меня ёж живой есть.

— Эх ты! — говорю. — А у меня зуб золотой!

— Не ври.

— Не вру.

— Врёшь!

— И не вру. На, смотри.

И раскрыл рот.

— У него зуб золотой! — заорал Генка.

Все сбежались. Весь класс. Я раскрыл рот, я улыбался, я крутил головой в разные стороны. Меня прямо задавили. И все хохочут. А я стою гордый, необыкновенный, один на всю школу. А они хохочут. По партам даже стали прыгать. Чуть доску не сорвали. Убегут. Прибегут.

— А ну, открой рот, — говорят. — Пошире, пошире, — и хохочут.

Генка хохотал так, что его в медпункт увели.

На следующей переменке стали из других классов приходить. На меня смотреть. И все просили раскрыть рот. Потом я из своего коридора ушёл. Пошёл этажом ниже. Рот раскрывать не просят, но шушукаются все.

На уроке все сидели плохо. На доску не смотрели. На меня смотрели.

— В чём дело? — сказал учитель. — Что это вы все на него смотрите?

— У него… ха-ха-ха, зуб… ха-ха-ха, золотой! Вот… ха-ха!

— Это правда, а? — спрашивает меня учитель.

— Ох, — сказал я. — Ну конечно, правда…

— Сделай пять стоечек на одной руке! — крикнула Надька Клякса.

— Он тебе зачем? — спрашивает учитель.

— Он мне ещё пригодится, — говорю.

— Это как же?

— Да вот так.

— Ну, например?

— Ну… например, — сказал я, — например… ну… вот…

— Что «вот»?

— Ничего.

— Ты с ним что сделаешь?

— Я с ним сделаю вот что, — сказал я.

— Что?

— Я его сначала… вырву…

— Та-ак…

— Потом возьму и… в общем, так…

— Что «так»?

— Так и есть так. И всё.

— Стоит вырывать, — сказал учитель. — Зачем тогда вставлять?

— Нет, нет! — обозлился я. — Я его… продам!

— Да ну?

— Обязательно.

— И купишь — что?!

— Хоть что! — крикнул я.

Я чуть не заревел. Я думал, он серьёзно. Прямо описать нельзя, что творилось в классе.

Я пришёл домой и сказал маме:

— Пошли.

— Куда?

— К врачу. Этот зуб вырывать.

— Ни за что, — твёрдо сказала мама. — Ты жизни не знаешь.

— Знаю, — сказал я.

— Ты мне ещё спасибо скажешь!

Я не стал с ней спорить, лёг на диван, задрал ноги и сказал:

— Помогать тебе не буду, учиться не буду… и есть тоже не буду. Всё.

И только тогда она повела меня к врачу.

— Бедный ты бедный, — сказала мама.

— Нет, я не бедный.

— Бедный, потому что глупый, — сказала мама.

— Нет, не глупый я.

Я знал, что я не глупый. Я не хвастаюсь. Я сам сделал в подарок школе модель экскаватора. А глупые люди экскаваторы не делают.

Отойди от моей лошади

Был, знаете ли, один такой случай.

В нашем городе, в Ленинграде.

Можно даже сказать… в моём районе.

В школе, где я учусь.

На третьем этаже.

Даже в моем классе, если уж вам так хочется знать.

Между прочим, со мной.

Хотя, по правде говоря, я здесь ни при чём, не виноват. Это, я думаю, с самого начала ясно.

Всё произошло на уроке рисования.

Мы всегда на этом уроке оленя рисовали или белого медведя. Срисовывали с картинки. Мне это здо?рово надоело. Честно. Я так об этом и сказал нашей новой учительнице.

Просто прелесть что за учительница.

Сразу согласилась, что-нибудь другое нарисовать. Молодая, а понимает.

— Не тюленя! Не медведя! — закричали все.

— А что? — спросила она. — Что именно?

— А именно вот что! — крикнул я. — Про что мечтаем, то и нарисуем.

И она опять согласилась.

Я же вам говорю, что она совершенно исключительная учительница.

Сначала я нарисовал ракету и себя в ней. Но у неё куда-то хвост загнулся, и я решил вернуться на землю. В общем, слетал.

Потом я нарисовал себя с новой хоккейной клюшкой.

Потом килограмм винограду.

Потом ещё полкило.

Потом вспомнил про лето и нарисовал лошадь, себя и Тимку.

Потом я нарисовал, будто я говорю: «Отойди от моей лошади!»

— Зачем же? — спросил Тимка.

— Низачем, — сказал я. — Сам не можешь сообразить, что ли? Ты будешь рыцарь пеший, а я рыцарь конный. Конный, понимаешь?

И я нарисовал себя на лошади, а Тимку без лошади, и ещё я нарисовал себе и ему щит и меч.

Жаркое было времечко.

Потом я забыл нарисовать ему шлем и закричал на весь класс:

— Эй, рыцарь, где ты потерял свой шлем?!

Все зашумели, а учительница сказала:

— Что? Что случилось?

— Ничего! — закричал я. — Пока ничего! Эй, Тимка! Подними забрало!

И я быстренько нарисовал ему шлем.

Потом Тимка стал капризничать, и мне пришлось нарисовать ему лошадь.

— Эй-гого! — закричал я на весь класс Тимкиным голосом. — Алёшка! (Алёшка — это я.) Иду на тебя!

— Берегись, ничтожество! — крикнул я и нарисовал, как я размахиваю мечом и мчусь на Тимку.

— Не по правилам! — закричал Тимка.

— По правилам! — закричал я.

— Умри, несчастный! — кричит Тимка.

— Ещё не известно кто! — кричу я.

Наши кони бесстрашно и быстро мчатся навстречу друг другу.

— Бенц! — кричу я и рублю Тимку изо всех сил мечом по голове — Бенц-те-ре-ренц!

— Ур-ра! — кричит Тимка Его шлем крепок, как сталь. Как чугун.

— Бенц! Та-та!

— Умри, подлый рыцарь!

— Ещё не хватало!

— Эй-го-го!

Тимка падает! Ур-ра! Его конь ранен.

— Сдавайся! — кричу я. — Мелкий подлый враг! Задняя нога лягушки! Трусливый заяц! Пустой горшок! Двоечник! Клякса!

— Алёша Петров!

— Ржавая кошка!

— Алёша Петров!!

— Дырявый холодильник!

— Алёша Петров!!!

— Я тебе не Алёша! Я рыцарь, мрак на твою голову, синяя мочалка!

— Алёша Петров?! Что здесь происходит?

— Что? — спросил я и поднял голову.

И увидел вот что весь класс забрался на парты вокруг меня и смотрел, как я расправляюсь с этим наглым рыцаришкой.

А потом все стали айкать и ойкать и прыгать с парт вниз, и тогда я наконец увидел нашу учительницу, совсем красную, и других учителей, и завуча, и директора, и медсестру, и нянечку, и всех-всех…

А про то, как я был в кабинете у директора, и про всякое такое мне неохота рассказывать.

Теперь все говорят, что я урок сорвал.

Говорят, что подвёл новую молодую учительницу. Такая славная, просто не верится, что я мог это сделать.

Просто я не нахожу объяснения таким словам.

Похоже, что это какая-то глупость и ошибка.

Совершенно уверен.

Вы, я думаю, тоже. А?

Озарена весёлым треском

Мне подарили фотоаппарат.

Завтра я куплю себе плёнку и сфотографирую памятник Александру Сергеевичу Пушкину в саду.