Командир особого отряда. Повести и рассказы - Третьяков Юрий Федорович. Страница 9
Шурка решил, что настал подходящий момент закинуть удочку насчет черепахи.
— Вить, а ты черепаху куда хочешь девать? — начал он осторожно выспрашивать.
— Кого? — не расслышал Витюша, видимо увлеченный мечтами о разведении военных котов. — А, черепаху… Не знаю, не решил еще… Может, суп сварю, а что? Черепаховый суп знаете какой дорогой? Только лорды и дикари могут есть!..
— То из морских! — возразил Шурка, тоже кое-что читавший про черепаховый суп. — А из наших не едят!
Но Витюша был упрямый.
— Неизвестно. Наши тоже водяные, какая разница? Может, и получше будут… Ведь наш карась вкуснее какой-нибудь бельдюги? Вот и черепаха…
— Да жалко… — вздохнул Калиныч, и Витюша уступил:
— Можно и не варить, пускай так живет…
— Ей в ящике плохо сидеть… — гнул свое Шурка.
— Ничего! Не будет попадаться! А попалась — так сиди! Вроде как срок отбывает, га-га-га-га!..
— А помрет!
— А пускай!
— А можно она у нас поживет? — решился Шурка. — Хоть временно…
Витюша внимательно оглядел Шурку и сказал:
— Подумаю… Конечно, свою кровную черепаху какой чокнутый за так отдаст? Поработать за это надо! Физически. А что? Законно! Вы мне тут подмогнете, а я пока подумаю… посмотрю, как будете стараться…
Шурка очень обрадовался, что плата за черепаху такая удобная. Главное — не требуется отдавать взамен какую-нибудь хозяйственную вещь, за которую потом может влететь от родителей. Когда Витюша обменял Шурке шпоры на велосипедный насос, Шурка думал, что выгадал, а потом, когда велосипед починили, а накачать его оказалось нечем, сообразил, что все-таки насос нужнее шпор, которые вдобавок сразу пропали и почти не пришлось в них походить…
— Короче говоря, вы тут действуйте, — продолжал Витюша, — а мне нужно по одному делу в одно место срочно смотаться… Как полон мешки нарвете, тащите Егор Ефимычу. Он спросит: «А этот лодырь уже убег?» Вы не признавайтесь, говорите: «Он там рвет, а мы таскаем». Поняли?
— Поняли…
— Ну и порядок!
И Витюша быстрой, энергичной походкой куда-то ушел.
— Думаешь, отдаст? — спросил Шурку Калиныч.
— Кто его знает… — размышлял вслух Щурка. — Может, и отдаст… А может, и не отдать… Давай сильней стараться!
— Давай, а то вдруг сварит!
— А он не шутил? — спросил Дед.
— Да не поймешь… — ответил Шурка, знавший Витюшин характер. — Может и сварить… Он знаете какой обжора! Но, может, раздобрится и насовсем отдаст… Зачем она ему? Он все равно ею не пользуется, только понапрасну в ящике держит… На его месте я бы отдал нам черепаху, хоть на время!
И ребята начали выискивать среди картошки подсвекольник и лебеду.
— А тот, которого я ловил… — захихикал вдруг Калиныч, — он меня запомнил! И я его: спина в смоле! Он высунул нос и смотрит… Розовый, мокрый: хрю-хрю… Своему я самой лучшей нарву!
— А я своему! — воскликнул Шурка. — Своего я тоже запомнил: у него родинка возле уха!
— А я своему! — сказал Дед, а Калиныч спросил:
— Где у тебя свой? Тебе же не досталось ловить…
— Я там одного приметил…
Хорошей травы оказалось меньше, чем Шурка ожидал, и мешки наполнялись медленно. Так всегда бывает: если что не нужно, то попадается на каждом шагу, а когда понадобится, сразу куда-то пропадает…
Не так давно Шурка вызвался принести одному пожилому соседу мухоморов для натирки от ревматизма и похвалился, что в любое время может набрать хоть тысячу штук, самых больших и красивых, потому что всякий раз, когда ходишь за грибами, они краснеют по всему лесу, куда ни глянь. Но в этот раз нашлось всего две штуки, и те трухлявые. И было совестно перед соседом: мог подумать, что Шурка ленился искать. А когда соседу кто-то рассоветовал натираться мухоморами, то столько их в лесу объявилось на каждом шагу, хоть слона натирай! Вот и черепаха: теперь Шурке стало ясно, что она ему всю жизнь была нужна, потому и не попадалась, а попалась Витюше, который в черепахах не нуждался, а если и нуждался, то не так сильно, как Шурка…
Если Шурка что-нибудь делал, делал хорошо, и сейчас выбирал самую мягкую, молодую лебеду и подсвекольник, чтобы поросята и Егор Ефимыч остались довольны. Он выдергивал траву из земли, а сам все думал, что черепахе не годится сидеть у Витюши в ящике, где она может совсем от скуки зачахнуть, — ей требуется прудовая вода, которую ничего не стоит натаскать из пруда ведром…
А вообще интересно было трудиться на больничных огородах! Главное, никто не имеет права тебя оттуда прогнать, раз ты рвешь подсвекольник не себе, а государственным поросятам. Заодно и картошка со свеклой пропалываются, так что польза получается двойная. И даже, когда в поисках наилучшей лебеды они зашли на совхозные посевы и, откуда ни возьмись, появился сторож, то Шурка с товарищами даже не подумали удирать:
— Мы не от себя… — объяснил ему Шурка. — От горбольницы мы! Егор Ефимыч поручил!
И сторож сразу подобрел:
— Егор Ефимыч? Знаю, как же! Ну что он там? Все попрыгивает? Ох и моторный мужик! Вы, ребята, если желаете, можете забрать во-он большие кучи… То наши девки вчерась пололи…
И пошел сторожить в какое-то другое место…
Совхозную траву Шурка забраковал: пыльная и вялая, а нужна свежая и самая лучшая.
Когда полные мешки принесли Егору Ефимычу, он действительно сразу же спросил:
— А этот лодырь где? Уже убег?
— Там… — Шурка показал в сторону огородов и ловко увильнул от дальнейших расспросов, сообщив: — Нам сторож хотел свою лебеду отдать — здоровые кучи! Да мы не взяли: она завялая уже…
— Напрасно… — покачал головой Егор Ефимыч. — Напрасно не взяли… Она б годилась. Ее досушить — и будет сенная мука первый сорт! Такую в прежнее время и люди ели, в голодовку…
— Мы принесем? — вызвался Шурка, и Егор Ефимыч разрешил:
— Валяйте, коли не лень…
О какой лени мог быть разговор! Не меньше десяти или даже двенадцати раз пропутешествовали Шурка с друзьями на совхозное поле и принесли целую гору всякой лебеды, а после разложили на всех солнечных местах — пусть досыхает. Большое количество сенной муки должно было получиться: Шурка не знал, сколько такой муки требуется поросенку на раз, но решил, что должно хватить надолго.
А тем временем поросята радостно объедали свежие листики подсвекольника, оставляя толстые стебли, чавкали, хрюкали и помахивали своими смешными хвостиками. Шурка выбирал самые симпатичные подсвекольнички и подсовывал своему знакомому — с черной родинкой на ухе, Калинин — своему, а Дед тоже облюбовал себе поросенка, но сразу потерял, так как особых примет не запомнил, и начал кормить всех подряд. Да и как тут запомнишь, когда они скачут, бегают, толпятся, отталкивают друг друга, и никак не возможно за ними уследить, — рады свежей витаминной травке!
Между делом удалось разок заглянуть к черепахе: она все так же сидела, не высовывая ни лап, ни головы, а к рыбкам даже не притронулась… Шурка попробовал слегка потянуть за лапу, но черепаха поджимала ее, не давалась — значит, живая… А получше обследовать не удалось: Егор Ефимыч то и дело сновал по двору, да и некогда было.
К концу дня появился сам Витюша, неся на согнутой руке наподобие букета тоненький пучок повилики. Он кинул ее поросятам и бодро сказал:
— Последняя! Законно, Егор Ефимыч, мы огород очистили? Никакой прополки не понадобится…
А Егор Ефимыч, довольный, что теперь у него стало так много травяной муки для поросят, ни о чем его не расспрашивал.
Витюша взглянул на свои часы и с удивлением воскликнул:
— Ого! Уже пять! Ну до чего быстро за делом время проходит! Туда-сюда — и уже конец рабочего дня… Эй, Ефимыч, пять уже! Я пошел!
И он торопливым шагом направился к выходу, строго наказав Шурке:
— Завтра, с утра чтоб как штыки! Важное дело предстоит… Да не опаздывать, а то у меня строго!..
Непривычный к физической работе Дед сильно уморился и по дороге домой сказал, что завтра не придет — будет целый день отдыхать, но если тут надумают резать чего-нибудь на соломорезке, то пусть прибегут за ним, он встанет и из последних сил поможет вертеть колесо…