Страхи из новой коллекции - Селин Вадим. Страница 23

— Да на тебе их и нет…

— Как это нет? — изумилась Люба моей непонятливости и широко открыла рот, продемонстрировав свою мощную брэкет-систему. — А это сто, не металл?

— А… Так он же не на теле, а как бы в теле. Думаю, ничего страшного не будет, если ты с брэкетом позагораешь.

— А вдруг меня током ударит? Или сто там с этим металлом мозет сделаться? — озадачилась Люба и рассудила: — Раз снять брэкет я не могу, он зе приклеен к зубам, знасит, придется загорать вместе с ним.

— А как они действуют, брэкеты? — не к месту поинтересовался я.

— Ну, к каздому зубу приклеена маленькая штуська, а врась надевает на все эти штуськи металлисескую дугу, которая сделана так, сто как бы ее ни согнули, она будет стремиться принимать презнее полозение. Поэтому зубы и ровными становятся — дуга их под себя, то есть под правильную форму подстраивает, — объяснила Люба. — Так, ну все, а теперь иди, а то, сюствую, это затянется надолго.

Я вышел из комнаты и тяжело вздохнул, приготовившись стоять в карауле пять минут. И вдруг оттуда послышался страшный крик. В мгновение ока я метнулся обратно и увидел Любу… Она стояла посреди комнаты и, зажав рот ладонями, вопила. В ее глазах читались дикий страх и боль.

— Что случилось?!

Вместо ответа Люба вновь закричала и… открыла рот. Меня чуть не стошнило. Такого ужаса я еще не видел. Любкина металлическая дуга ожила и сжималась, сдавливала ее зубы. Они не выдерживали давления и с неприятным хрустом ломались.

— А-а-а-а! — орала Люба, засовывая в рот пальцы и пытаясь отодрать от зубов дугу, но куда там!

Белые обломки зубов висели на дуге, а некоторые зубы выламывались из «гнезда» прямо с корнем, и из дырок капала кровь на пол.

— А-а-а-а!

Я не мог помочь Любе. Не знал как. Я будто впал в ступор. С ужасом смотрел на ломающиеся зубы и не мог ничего с этим поделать.

Тем временем из Любиного рта посыпались зубы, и она упала в обморок…

— Я готова! Влад, блин, ты глухой? — завопила Люба.

Я вздрогнул и очутился словно в другом кадре. Люба спокойно смотрела на меня и крутила у виска.

— Влад, ты думаес выходить из комнаты? Я зе сказала, сто буду загорать в сем мать родила.

С тупым видом я уставился на девчонку.

— А зубы?

— Сто — зубы?

— Твои зубы сломала ожившая дуга!

Люба открыла рот и показала целые зубы.

— Иди, Влад, иди! Тебе тосьно голову напекло. После, когда меня посторозис, поднимесся к себе в комнату и отдохнес.

— Но зубы… — пробормотал я.

— Ты хосес тозе носить брэкеты? — поняла по-своему Люба. — Потом я тебе дам адрес моего врася.

Она вытолкала меня наружу, а спустя минуту крикнула:

— Я готова!

Я вернулся в комнату и нажал на кнопку. Послышался негромкий шум, затем изнутри кабинки засветился синий свет. И тут я подумал: «Зачем было все это устраивать, если можно сначала нажать на старт, а потом лечь загорать?»

Отставив Любу нежиться под синими лампами, я принялся сторожить ее покой.

И как мне все это понимать? Я только что видел очередной глюк? Похоже, да, ведь Любкины зубы целые и невредимые…

Пять минут прошли незаметно. Никто в подвал не спускался, все было хорошо. Вскоре из комнаты вышла Люба.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Загар, я слысала, в тесении сетырех сясов проявляется. Завтра надо будет есё сюда прийти. Ну, идем.

Только я сделал первый шаг, как черт дернул меня позагорать в солярии. Очень уж мне было интересно, что там да как происходит.

— Стой. Я тоже хочу.

— А тебе засем? — удивилась Люба. — Ты за день загорел так, как я за месяс не загорю! Надо зе, всего день просел, а ты загорел так, словно неделю тут был…

— Мне интересно, я никогда не загорал в солярии.

— Ну, как хосес. Я подглядывать не буду.

— Да я не стеснительный…

Я сам нажал на старт. Потом открыл крышку солярия и лег на стеклянную поверхность, под которой проходили длинные лампы наподобие ламп дневного света, надел защитные очки и закрыл застекленную крышку, под которой тоже были лампы.

Они светились синим светом, но из-за защитных очков выглядели красными. Немножко пекло кожу. У ног располагался вентилятор, он гонял по всему пространству кабинки горячий воздух. Было немного душно и горячо, а в общем-то приятно и довольно необычно.

По моим подсчетам, пять минут прошли. Я ждал, когда лампы потухнут, вентилятор проветрит кабинку и механизм перестанет работать, как это было написано в инструкции.

Однако… Лампы не гасли.

«Наверное, еще время не вышло», — подумал я.

Волноваться начал, когда в кабинке стало очень душно, а на коже выступил пот.

«Жарко что-то. Фиг с ним». Я снял очки и открыл крышку солярия. Вернее, попытался ее открыть. Она не открывалась. Ее заело.

Вентилятор заработал с утроенной силой, лампы засветились ярче, буквально сжигая кожу, дышать было совершенно невозможно. Синий свет сводил с ума, специфический запах солярия въедался в легкие, пот скатывался с меня градом на стеклянную поверхность, я, колошматя руками и ногами кабинку, скользил в ней на собственном поту и пытался выбраться наружу. Это было ужасно.

— Люба! Выпусти меня! — закричал я, когда стало совсем невмоготу. Кожа страшно покраснела, цветом я был как вареный рак. На ней начали вздуваться волдыри и сразу же с противным звуком лопаться. Теперь жидкость из волдырей смешивалась с потом.

Мне казалось, что солярий взбесился, сошел с ума и не хочется меня выпускать из себя.

— Выпустите меня-а-а! — надрывался я, пытаясь открыть треклятую крышку кабинки. — Выпустите! Я умираю!!!

Вентилятор загудел сильнее, лампы засветились так, что в глазах заломило. Кожа стала похожа на печеную картошку. Волдыри без остановки вздувались, лопались, истекая липкой жидкостью, и образовывались снова. Дыхание перекрыло.

— Откройте крышку!!! Откройте эту чертову крышку!!

В какой-то момент ужас достиг вершины. Я перестал ощущать боль и жжение по всему телу. В глазах была темнота. Я их открывал и закрывал, но ничего не видел. Неужели я ослеп?

Вдруг я услышал тихий стук. Он послужил как будто нашатырным спиртом, приводящим людей в сознание. Я вздрогнул и открыл глаза. Лампы не светились. Вентилятор не работал. Было прохладно…

— Владик, ты скоро там? — пролетел по комнате шепот Любы. — Пять минут истекли. Ты сто, заснул?

Не отвечая, я осмотрел себя. Никаких волдырей, подо мной не было пота.

— Отвернись, я вылезу, — проговорил я, не веря, что мне все показалось.

— А говорил, не стеснительный, — съязвила Люба и вышла из комнаты.

Я, словно пришибленный, открыл крышку солярия и спешно выбрался из него, я не хотел ни секунды в нем задерживаться. Оделся. Покинул «комнату страха».

— Ты бледный какой-то, — забеспокоилась Люба.

— Идем отсюда, — бросил я. — Да, бледный… Не зря врачи говорят, что загорать в солярии вредно.

— Ну, с одного разика-то нисего не будет.

— Для кого как…

Мы шли из подвала наверх, на первый этаж. Люба о чем-то без остановки трещала, а я думал о своем. И вдруг девчонка схватила меня за локоть.

— Тс-с, — приложила она палец к губам. — Слысыс?

— Нет, — прислушался я. — А что я должен слышать?

— Ну, звуки. Во, опять! Слысыс?

Я замер и старался не делать лишних движений, чтобы не шуметь, даже не дышать. И в самом деле услышал…

— Как будто кто-то стеклянными банками стусит, — сказала Люба.

— Может, здесь что-то заготавливают на зиму? — предположил я.

— Не знаю. Но мне интересно… Идем посмотрим.

Люба меня куда-то потащила, потом выяснилось, что чем дальше мы бежали по плохо освещенному коридору, тем тише становились звуки. Мы вернулись обратно и обнаружили, что звук стукающихся друг об друга стеклянных банок раздается из-за одной совершенно незаметной, если не присматриваться, двери. Стены коридора были отделаны белым пластиком, и дверь, тоже им отделанная, сливалась в одно целое со стеной. Наружной ручки у двери не имелось, и поэтому создавалось впечатление, что дверь будто специально замаскировали.