Люди, лодки, море - Покровский Александр Михайлович. Страница 35

Потом она столкнется с натовской лодкой (без жертв), и еще на ней будет большой пожар – выгорит два отсека (8-й и 9-й), сгорят 28 человек.

Причиной пожара признают течь гидравлики с гидропривода захлопки фильтра по угарному газу (ФМТ-200Г). Она скопилась на поддоне под фильтром, а фильтр нагревается, вот и возник пожар. Пока его тушили, он превратился в большой пожар – на лодке всегда есть чему гореть.

Лодка всплыла, и ее оттащили в базу. Уже в базе обнаружили, что в 10-м отсеке есть живые люди, которые многие дни и ночи, в полной темноте (горела только лампочка переговорного устройства), ждали своего освобождения. Кажется, их было более 10 человек.

Это все, что мне известно о многострадальной лодке Северного флота под номером «К-19».

***

Ой, ребята!

Щас спою.

Я вам спою про то, как авторов на премьеру приглашают.

Например, вы – автор, вы все это придумали, заделали – здорово, потом это все у вас взяли и быстренько (года за два) создали фильм, и вот, наконец, она – премьера, о чем вам и сообщено.

Да не просто сообщено, а пригласили вас, а вы и билеты взяли, вот только рубашку осталось выбрать, и в этот момент – момент выбора рубашки – вам звонят и говорят, что пригласили других ребят, и в атмосфере всеобщего веселья ваш внешний вид их не станет забавлять. Так что не посидеть ли вам – автор вы наш – на этот раз дома? Хотя в другое время вы, конечно, желанный гость!

Как вам другое время?

В общем, на пресс-показ фильма пригласили адмиралов с Большого Козловского переулка. Вот почему вас – автор вы наш – и решено было не приглашать. Иное дело премьера! Тут мы вас опять приглашаем, так что вы уж будьте любезны.

Вот!

Позвонил мне М. Он был сладок. Тон такой, как если б ребенок наревевшийся стоит, насупясь, а ему говорят: «Ну, чего ты, дурашка? Ведь ты дурашка, да?»

Оказывается, все ради моего же блага. Ради того блага, откуда и берутся все блага, которые во благо… того блага… что благее того самого благого, что никому не претит. О!

Стало быть, пригласили адмиралов, но согласие они дали, поди ж ты, ровно в 22 часа по местному времени, о чем сейчас же вам (мне то есть) непременно сообщили, потому как решили, что для общего смущенья будет лучше, если вас там не будет, потому как вдруг все на диво повернется, да не этак, а вот так, а чего ж тогда стенать ради общего раденья?

Ну!

Тут, я даже не знаю, случай такой, что надо бы человеку заново изучать букварь, потом учить слова, потом ему можно показать «Правила хорошего тона», потом – «Правила плохого тона», потом реферат на тему «В чем все-таки отличия между ними!» – потом провести с ним зачет, лабораторную работу, коллоквиум, практическое занятие, хорошо бы при этом еще пройти с ним упражнения на пяльцах – они чего-то там развивают, а еще заняться бы с ним лепкой по той же причине, потом напоить его чаем, и затем уже дать ему поесть фиг, обязательно сушеных.

***

Если честно, то не знаю, кто у них консультантом. Насчет «Родина-флот» – не говорят подводники никогда таких слов. Кривятся, если услышат это даже в тостах. Настоящих тостов всего три. Один – по случаю, например, «Ну, чтоб не отвыкнуть!» (или «Господи, прими за лекарство!»), потом – «За тех, кто в море», и тост «За женщин» – этот повторяется до бесконечности, а два первых – только один раз за вечер. «Родина-флот» – считаются тостами замполитов. Слово «герой» или «подвиг» тоже никогда не говорят. Об этом даже не думают. Все делают свою работу. Все очень суеверны – например, не любят слов «лучший экипаж», «настоящие подводники», «морские волки». Пафос вообще неприемлем.

Со стороны иногда кажется, что подводники с чудинкой. Смотришь на командира – точно сумасшедший, что-то есть, но потом привыкаешь.

У подводника никогда не поймешь: то ли он шутит и это розыгрыш, то ли правда. Очень быстры на соображение. Только начал фразу, тебя уже поняли. Могут перебить, сказать: хватит, и так все ясно. Очень высокая скорость проживания жизни. В лодке все летают, как белки. А препятствия огибают, как рыбы. Движения рук неуловимы, как у ткачих.

Начальство подводники не терпят ни в каком виде. Начальство на флоте – это чужой, против него сплотится весь экипаж от командира до матроса.

Очень не любят штаб. Это враги. Если все это удалось показать, то хорошо.

Человеколюбие начальства, его забота – это такая туфта, что все обрыдаются. Если это есть в фильме, то я их поздравляю, и тогда здорово, что я не консультант и в титрах только «по мотивам».

Для начальства мы – мясо, и это все понимают. Начальство от гражданских это понимание бережет как великую драгоценность.

Для начальства мы – жабы. «В море, жаба!»

Среди командиров и адмиралов нормальных, знающих свое дело людей мало. Они наперечет. Остальные уважением не пользуются.

У подводников ценится только знание, только то, что ты специалист, что ты надежен, что с тобой в море легко, что если что, то ты окажешься на своем месте.

Ничего не знаешь – балласт. Поэтому презирали замполитов.

Вот если это все в фильме чувствуется, то хорошо.

Ну не знаю я, зачем они меня на эту передачу пригласили. Наверное, в качестве мебели. Так я свое назначение и понял, потому как одеяло должно быть на актерах и режиссере.

Адмирал на передаче – это тоже для украшения. Адмиралы тем и отличаются от остальных людей, что и в запасе служат, надевают форму, награды, звезды, лучше, конечно, Героя. Неплохой мужик, но уж очень он везде послужил, и флот пилил Черноморский, и на Тихом океане «чудильниками» заведовал. Даже в Гаджиево служил. И в истории подкован.

Обычно офицеры в запасе форму не надевают, но адмиралы – это же не офицеры. Даже форма приветствия есть: «Товарищи адмиралы! Товарищи офицеры!» – так говорят, когда высокое начальство входит (например, главком, и всех надо от стульев оторвать). Так что адмиралы – это не совсем офицеры, и потому форму они любят на себе таскать.

Почему-то адмиралы меня боятся. Наверное, считают, что я немедленно на них нападу. При встрече с ними я всегда молчу, и они молчат, но если выпьют рюмок пять, то обязательно начинают выяснять со мной отношения. То есть для храбрости им пять рюмок вполне хватает, из чего можно заключить, что адмиралы у нас не робкого десятка.

Артисты, конечно, смущены, но артист Галкин – речист. Очень здорово говорит. Про патриотизм, патриотизм – просто хорошо.

А я боялся, что сейчас начнут донимать меня вопросами про «Курск». Я уже столько говорил про это, что ой.

Я даже так решил: скажу, что для меня подобные вопросы – это как про Буратино заново рассказывать. Мол, было два орла, один – вечно пьяный Джузеппе, другой – папа Карло, который все норовил имущество какое-то продать. Они-то и виноваты в том, что наконец появилось это чудовище – Буратино. А Карабас-Барабас здесь совершенно ни при чем, хотя поджарить Буратино он все же мечтал, да и некая бацилла фетишизма его периодически мучит, и он отправляется на поиски пропавшей Мальвины, а Пьеро – тот непременно плачет.

А Тараканище абсолютно не в курсе происходящего, потому что он из другой сказки.

Ну, и Артемон всегда на страже, так чего же еще…

В общем, передача всем понравилась.

***

И вот открываю я эту газету и среди всего прочего читаю: «В военное время значение синуса может достигать четырех». Я захохотал так, что чуть не упал со стула…

***

…Вспомнил, как я спасал вороненка. Он выпал из гнезда. Родители сидели рядом на дереве и переговаривались. Я подошел сначала к ним и сказал: «Так! Слушайте внимательно. Я сейчас подниму вашего орла на дерево. И если хоть одна блядь на меня нападет, я его брошу, пусть его кошки съедят».

После этого я подошел к вороненку и спокойно посадил его на дерево. Вороны даже не шевельнулись. Они меня поняли.

***