Лесные были и небылицы - Бианки Виталий Валентинович. Страница 9

кот переплыл реку и выбрался на берег. Чик и тут от него не отстал. кот был так напуган, что не посмел схватить его, задрал мокрый хвост и галопом помчался домой.

С той поры ни разу не видели на Красной горке Рыжего Кота.

КТО ЧЕМ ПОЁТ

Слышишь, какая музыка гремит в лесу?

Слушая ее, можно подумать, что все звери, птицы и насекомые родились на свет певцами и музыкантами.

Может быть, так оно и есть: музыку ведь все любят, и петь всем хочется. Только не у каждого голос есть.

Вот послушай, чем и как моют безголосые.

Лягушки на озере начали еще с ночи. Надули пузыри за ушами, высунули головы из воды, рты приоткрыли...

- Ква-а-а-а! - одним духом пошел из них воздух.

Услахыл их Аист из деревни, обрадовался:

- "Целый хор! Будет мне чем поживиться!"

И полетел на озеро завтракать.

Прилетел и сел на берегу. Сел и думает:

"Неужели я хуже лягушек? Поют же они без голоса. Дай-ка и я попробую".

поднял длинный клюв, застучал, затрещал одной его половинкой о другю, то тише, то громче, то реже, то чаще: трещотка трещит деревянная, да и только! Так разошелся, что и про завтрак свой забыл.

А в камышах стояла Выпь на одной ноге, слушала и думала:

"Безголосая я цапля! Да ведь и Аист - не певчая птичка, а вон какую песню наигрывает".

И придумала:

"Дай-ка на воде сыграю!"

Сунула в озеро клюв, набрала полный воды да как дунет в клюв! Пошел по озеру громкий гул:

- Прумб-бу-бу-бумм!.. - словно бык проревел.

- "Вот так песня! - подумал Дятел, услыхав Выпь из лесу. Инструмент-то и у меня найдется: чем дерево не барабан, а нос мой чем не палочка?!

Задом уперся, передом откинулся, размахнулся головой - как задоббит носом по суку! Точь-в-точь - барабанная дробь!

Вылез из-под коры Жук с предлинными усами.

Закрутил, закрутил головой, заскрипела его жесткая шея, тоненький-тоненький писк послышался.

Пищит усач, а все напрасно: никто его писка не слышит. Шею натрудил, зато сам своей песней доволен.

А внизу под деревом из гнезда вылез Шмель и полетел петь на лужок.

вокруг цветка на лужку кружит, жужжит жилковатыми жесткими крылышками, словно струна гудит.

Разбудила шмелиная песня зеленую Саранчу в траве.

Стала Саранча скрипочки налаживать. Скрипочки у нее на крылышках, а вместо смычков - длинные задние ножки коленками назад. На крыльях зазубринки, а на лапках - зацепочки. Трет себя Саранча ножками по бокам, зазубринками за зацепочки задевает - стрекочет.

Саранчи на лугу много: целый струнный оркестр.

"Эх, - думает Долгоносый Бекас под кочкой, - надо и мне спеть! Только вот чеом? Горло у меня не годится, нос не годится, шея не годится, крылышки не годятся, лапки не годятся... Эй! Была не была, - полечу, не смолчу, чем-нибудь да закричу!"

Выскочил из-под кочки, взвился, залетел под самые облака. Хвост раскрыл веером, выпрямил крылышки, повернулся носом к земле и понесся вниз, переворачиваясь с боку на бок, как брошенная с высоты дощечка. Головой воздух рассекает, а в хвосте у него тонкие, узкие перышки ветер перебирает. И слышно с земли, будто в вышине барашек запел, заблеял.

А это Бекас. Отгадай, чем он поет?

Хвостом!

ПОГАНКИ

Взял я ружье и пошеел на маленькое лесное озеро. Оно густо поросло у берегов травой. На ночь сюда собирались утки.

Пока дошел, стемнело. В тростнике закрякали, с шумом поднялись утки. Но я их не видел и стрелять не мог.

"Ладно, - подумал я. - Дождусь утра. Майская ночь совсем короткая. А до света они, может, вернутся".

Я выбрал место, где тростник расступался и открывал полянку чистой воды. Сделал себе шалашик в кустах и забрался в него.

Сперва сидеть было хорошо. Безлунное небо слабо сияло, звезды поблескивали сквозь ветви. И пел-шептал свою приглушенную, несмолкаемую, как ручеек, песню козодой-полуночник.

Но набежал ветерок. Звезды исчезли, козодой умолк. Сразу посвежело, посыпал мелкий жождик. За шировот мне потекли холодные струйкиЁ, сидеть стало хзолодно и неуютно. И уток не слышно было.

Наконец запела зарянка. Ее оцвирикающая переливчатая песенка задумчиво-грустно звучит вечерами. А под утро кажется радостной, почти веселой. Но мне она не обещала ничего хорошего. Я проголодался, продрог и знал, что теперь утки не прилетят. Не уходил уж из упрямства.

Дождик перестал. Начало прибывать свету. Пел уже целый птичий хор.

Вдруг вижу: в траве, в заводинке движутся две птичьи головки.

вот они, утки! Как незаметно сели...

Я тсал прилаживать ружье, чтобы удобно было стрелять, когда выплывут на чистое.

Выплыли.

Смотрю: острые носики, от самых щек на пямые шеи спускается пышный воротник. Да совсем и не утки: п о г а н к и!

вот уж не по душе охотникам эти птицы!

Не то чтобы мясо их на самом деле было поганое, вредное для здоровья. Оно просто невкусное. Одним словом, поганки - не дичь.

А живут там же, где утки, и тоже вдоплавающие;. Охотник обманется и с досады хлопнет птицу. Застрелит и бросит.

Так грибник, приняв в траве рыжую головку какой-нибудь сыроежки за красный гриб, со злости пнет ее ногой и раздавит.

Разозлился и я: стоило целую ночь мерзнуть! Подождите же!

А они плывут рядом, плечо к плечу. Точь-в-точь - солдатики. И воротники распушили.

Вдруг - раз! - как по команде "разом-кнись!" - одна направо, другая налево. Расплылись.

не тратить же на них два заряда!

расплылись немного, повернулись лицами друг к дружке и кланяются. Как в танце.

Интересно посмотреть!

Сплылись - и нос к носику: целуются.

потом шеи выпрямили, головы назад откинули и рты приоткрыли: будто торжественные речи произносят.

Мне смешно: птицы ведь, какие они речи держать могут?

Но вмоесто речеой они быстро опустили головы, сунули носы в воду и разом ушли под воду. Даже и не булькнуло.

Такая досада: посмотреть бы еще на их игры!

Стал собираться уходить.

Вдруг смотрю: одна, потом другая выскакивают из воды. Стали на воду, как на паркет, во весь свой длинненький рост, - ножки у них совсем сзади. Грудь выпятили, воротники медью на солнце зажглись, - до чего красиво: так и полыхают!

А в клюве у каждой - платочек зеленой тины: со дна достали. И протягивают друг дружке подарок. Примите, дескать, от читстотго сердца ради вашей красоты и прекрасного майского утра!

Сам-то я тут только и заметил, как хорошо утро. Вода блещет. Солнышко поднялось над лесом и так ласково припекает. Золотые от его света комарики толкутся в воздухе. На ветвях молодые листочки раскрывают свои зеленые ладошки. Чудесно кругом.

Сзади сорока налетела, - как затрещит! Я невольно обернулся. А когда опять посмотрел на воду, поганок там уже не было: увидели меня и скрылись.

Они скрылись, а радость со мной осталась. Та радость, которую они мне дали. Теперь ни за что я этих птиц стрелять не буду. И поганками их называть не буду. Ведь у них есть и дроугое имя, настоящее: нырец или чемга.

Очень они полюбились мне в то утро.

МОРСКОЙ ЧЕРТЁНОЕ

1. В БОРЬБЕ СО СТИХИЯМИ

Сам теперь не пойму, как я отважился на эту отчаянную поездку. Один!

море было грозно, вдали по нему ходили злые барашки. Едва только я отшвартовался, снял конец с прикола, - волны кинули лодку и, ударив ее бортом о пристань, погнали к берегу. С большим трудом я успел поставить в уключины весла и направить лодку носом в море. И тут началась борьба.

Две стихии - море и ветер, - казалось, сговорились, чтобы не дать мне достигнуть цели и погубить меня. Я изо всех сил наваливался на весла, волны рвали их у меня из рук, а ветер, накидываясь то с одной, то с другой стороны, старался повернуть лодку назад к берегу и, поставив бортом к волне, опрокинуть ее. Очень скоро мои ладони покрылись мозолями. Но я почти не чувствовал боли: все мое внимание было поглощено тем, чтобы держать правильный крус.