Симптомы любви - Беленкова Ксения. Страница 15

– Эй, Борис, что с тобой? – Инга слегка тряхнула меня за плечи. – Тебе плохо? Воздуха не хватает? У тебя глаза закатываются и рот открыт… – Она уже отскочила в сторону и кричала: – Народ, расступись! Человеку плохо! Откройте окно! Нужен воздух!

– Все нормально! – пытался успокоить общественность я.

Но проснулась даже Эра Филимоновна. Она уже спешила мне на подмогу. Я готов был провалиться сквозь землю или тотчас сигануть в окошко. Как назло, рядом оказалась вездесущая Фирсова. Кажется, она нацелилась сделать мне искусственное дыхание. Тут уж лучше смерть, чем спасение задыхающегося на глазах у Инги. Не раздумывая долго, я заскочил на подоконник, окно уже было распахнуто.

– Стой! Ты куда-а-а-а! – вопила Фирсова.

Она вцепилась в мою кроссовку и тянула ее на себя. Я брыкал ногой – зрелище на грани позора. Эра Филимоновна всем своим телом пыталась сдержать прущую на меня толпу ротозеев. Но ее объемов явно не хватало. Я глянул вниз – расстояние порядочное, даже если угожу в сугроб, вывихом может не обойтись. К тому же Фирсова все еще держалась за мою ногу, увлечь ее за собою мне совсем не хотелось. Я начал искать среди столпившихся вокруг ребят лицо друга.

– Бочкин! – крикнул я.

Но его было не разглядеть, все напирали друг на друга, сливаясь в безликую толпу. И вдруг над головами метнулось что-то рыжее, знакомое – это была шевелюра Сопыгина.

– Сопыгин! Помоги! – крикнул я.

И выбрал верную цель, Сопыгин раздвинул всех в стороны, ученики расступались перед ним, как воды под ногами Христа, вот точно! В каких-то пару шагов он оказался рядом, а ревущая толпа, еле сдерживаемая Эрой Филимоновной, осталась где-то за его широкой спиной.

– Святые сосиски! – как никогда метко оценил ситуацию Сопыгин. – Все так плохо?

– Отдери от меня Фирсову, – просил я.

– Не пойдет, – отказался Сопыгин. – Я тебя, конечно, понимаю, от нее хоть в окошко, – он кивнул на Катьку, – но допустить твою смерть не могу.

– Я не стану прыгать, – шепнул я. – Прошу, отцепи Фирсову и придержи народ. Мне бы только смотаться отсюда по-быстрому…

Повторять просьбу мне не пришлось. Сопыгин кивнул, а затем рывком отодрал от меня не успевшую сообразить что к чему Фирсову. Затем он развернулся и буквально бросил ее в толпу. Народ попятился, все на миг забыли обо мне. И тут уж я был не промах. Соскочил с подоконника – и был таков. Улепетывал по лестнице я быстрее гепарда, которому и не снился «Найк». Сопыгин знал свое дело, кажется, за мною не было хвоста. Только на улице я смог отдышаться. Глянул наверх. Окно зала уже закрыли. Кажется, там продолжилось веселье. А я стоял на школьном крыльце и все никак не мог понять, почему самый романтичный момент в моей жизни обернулся таким ужасным кошмаром. Где-то наверху сейчас вовсю обнимались влюбленные парочки под светом моего шара. Только мне не было места среди этого праздника жизни. Таким неудачникам, как я, нужно заморозить сердце, чтобы оно никогда не любило. Я все пытался примерить на себя любовь, как сестра Золушки хрустальную туфельку, отрезая живую пятку. Куда такое годится? Пришлось топать домой. Мне даже Бочкина сейчас не хотелось видеть, чего доброго начнет жалеть, а это хуже некуда.

– Борис! – окликнули меня сзади.

Я ушам не поверил. Обернулся. Меня догоняла Инга.

– С тобой все в порядке? Я между лап Сопыгина прошмыгнула. Не поняла, что с тобой произошло?

Я смотрел на нее и осознавал: если и сейчас промолчу, ничего не сделаю, то навек останусь в ее памяти парнем, который начал задыхаться во время медляка, а потом пытался выкинуться из окошка. Тогда я обнял Ингу, притянул к себе и поцеловал. Она даже не успела опомниться, как я прилепил свои губы к ее рту и почувствовал частое дыхание.

– Я просто хотел поцеловать тебя. Вот и все.

Тут я отпустил ее и побежал домой. Пусть этот день закончится именно так. Пусть на губах останется вкус от поцелуя. Пока Инга не придет в себя и не разделает меня под орех.

С новым счастьем!

Хорошо, что дискотека прошла как раз накануне зимних каникул, в школу ходить не надо. А к моменту возвращения, после новогодних праздников все забудут эту позорную историю. Я вот еще что стал понимать. Порой нам кажется: все только и смотрят – как ты одет, что ты сказал, как поступил, прямо так и ждут, что оступишься, и будут всю жизнь тебе это вспоминать. Вот только штука в том, что каждый в основном следит только за собой и думает лишь о себе. Как выглядит, что говорит и делает. И плевать ему, если рядом кто-то чудит, главное – чтобы о нем плохого не подумали. Вот, пожалуй, только Инга была иная. Ей безразлично было, что думают о ней другие. Важно – что она сама о себе понимает. И она чертовски права! В тот день у школы я впервые задумался о том, что должен сделать для себя, а не для вида, и только тогда смог поцеловать Ингу. Вероятно, это было лучшим из того, что я сделал в своей никчемной жизни. И без разницы, что подумает теперь обо мне Инга. Пусть сочтет последним психом, главное – я знал, что поступил правильно. Не мог я иначе, и все!..

В Новый год мы сидели у бабушки. Она всегда накрывала стол для всей нашей семьи. Это был день перемирия, когда каждый понимал, что у нас нет никого, кроме друг друга, в этом мире, и все почему-то радовались этому. В обычные дни только и слышно: «За что ты мне такой достался?» Праздники, наверное, придумали для того, чтобы народ понимал: как здорово, что тебе вообще кто-то достался. Все садятся за стол и видят: какой же он, оказывается, маленький. Если так – праздник удался!

Над бабушкиным диваном висел исторический ковер – он выглядел как новенький.

– Вот и правильно, что вы новый ковер купили! – сказала мама. – Тот никуда не годился.

А папа с бабушкой хитро переглянулись, но промолчали. И главное, предки подарили мне тот самый телефон, о котором я мечтал.

– Раз уж дворником тебе не быть, владей смартфоном в утешение! – шутил папа.

– Ты же все равно сам никогда не накопишь, – улыбалась мама.

Я не спорил. Не накоплю, конечно. И телефон этот очень хотел. А вот не радовал он, что ты с ним будешь делать? Или потому, что уже был моим, или потому, что мне теперь хотелось совсем другое… Тут я всерьез испугался. Вдруг, если заполучу Ингу: когда она со мной встречаться начнет, – тоже перестану этого хотеть? Возьму ее за руку и буду чувствовать себя так же, как сейчас, с телефоном?.. Хотя нет, этого не может быть! Бред, конечно! И как такое в голову пришло? Сравнивать Ингу с телефоном. Тогда я налег на еду, тем более стол просто ломился.

Когда били куранты, все молчали – загадывали желания. Ритка даже зажмурилась. Наверное, мечтала о какой-нибудь кукле или о говорящем пони с розовой гривой.

Обычно я составлял список своих желаний заранее, на каждый удар часов. А сейчас, со всей этой любовью, забыл напрочь. Сколько ни били куранты, отсчитывая секунды уходящего года, я все время думал об одном – чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила… И не заметил, как все начали поздравлять друг друга.

– С Новым годом!

– С новым счастьем!

Вот всегда мне было непонятно, как это счастье может быть новым? Год сменял один другой, а счастье, по-хорошему, должно было оставаться тем же, что вчера, что завтра. Но я тоже повторял вместе со всеми эти загадочные слова и, кажется, начинал верить, что новое счастье обязательно должно быть лучше старого. И вдруг мой смартфон зазвонил! Я был уверен, что это Бочкин, кто же еще? Но услышал испуганный голос какой-то девчонки.

– Бориска, с Новым годом…

– Спасибо, – я пытался сообразить, кто это.

Быть может, из-за выпитого бокала шампанского голова хуже работала. Что тут говорить, я был непривычен к спиртному. А в ушах звучало лишь одно имя: «Инга!»

– С тобой все в порядке? Как себя чувствуешь?

– Фирсова! – выдохнул я.

– Извини, – зачем-то стала оправдываться Катька. – Просто я думала, как ты там…