Самый страшный кошмар лета (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна. Страница 15

Вот они и срезали.

Маша не сразу поняла, что они зашли в болото. Только когда земля стала зыбкой, пружинной, вязкой и из-под ног начала проступать вода, быстро набираясь в выемки следов.

Маша остановилась.

– Все, я дальше не пойду, – заявила она.

– Да ладно тебе! – Пашка неподалеку возился с какой-то палкой, пытаясь выдернуть ее из чмокающей грязи.

Маша оглянулась по сторонам и обомлела. Ее окружали кресты, они торчали из болота то там, то сям, покосившиеся, ушедшие под землю, затянутые болотом, но это были кресты, кладбищенские!

– Пашка, прекрати! – взвизгнула Маша. Ей показалось, что он пытается вытащить могильный крест.

– Че орешь? – удивился он.

– Ты что, не видишь! – она махнула рукой. – Мы же на кладбище!

Пашка бросил палку и тоже огляделся:

– Ну и че?

Маша чуть не задохнулась от возмущения и ужаса:

– Ты ненормальный?! Там внизу, – она потыкала пальцем себе под ноги, – там люди лежат, в гробах!

– Мась, какие гробы, сгнило все давно, – миролюбиво произнес он.

Но Маша уже не слушала, она представила себе, как вот сейчас там, в болотной жиже в распухших от воды гробах, лежат те, кто когда-то были людьми, жили в этой деревне, купались в этом чудесном озере, работали, любили, гуляли по вечерам, сидели на толстых ветках старой яблони… А теперь лежат тут, и какой-то придурок из города топчется по их праху, ломает кресты…

Маша резко повернулась и, стараясь не сбиться со своего следа, поспешила обратно.

Пашка догнал ее, когда она уже вышла на сухую тропинку. Взял за локоть:

– Мась, ну ты че, обиделась? Я же пошутил, Мась!

– Шуточки у тебя! – Она дернула локтем, освобождаясь. Пашка понуро брел следом и бормотал:

– Мась, да я же сам не понял сначала, ну откуда мне знать?

– Что ты не понял?! – Маша чуть не задохнулась от возмущения. – Ты что, не видел, что ломал?

– Да ничего я не ломал, – оправдывался Пашка, – это просто палка, вот, – и он сунул Маше прямо под нос грязную сучковатую палку, ничем не напоминающую перекладину могильного креста.

Маша отшатнулась:

– Фи! Ты ее до сих пор тащишь!

Пашка покорно отшвырнул палку.

– Все, нет ничего, – на этот раз он показал Маше грязные ладони.

– Как ребенок, прямо, – произнесла расстроенная Маша, – и не забудь руки помыть, когда придем, после кладбища надо обязательно мыть руки, – озабоченно добавила она, – и ничего с собой приносить нельзя, понятно?!

Пашка, сообразив, что прощен, уже вовсю улыбался, ямочки играли на щеках, глаза блестели, ну как на такого можно обижаться?

– Мась, смотри, что я нашел на дереве. – Он подмигнул заговорщицки и полез в задний карман джинсов.

– Ну что еще?! – испугалась она и вдруг увидела в его руке старинный гребень, как будто весь из перламутра, удивительно красивый, она так и потянулась к нему. Пашка отдал ей находку и смотрел с улыбкой, как она осторожно ощупывала гребень пальцами, поглаживала, подносила к глазам, стараясь разглядеть мелкие детали.

– Смотри, тут такой тонкий узор, – показала она Пашке, проводя пальцем по гладкой, радужной поверхности гребня, – а может, это надпись? – Она попыталась рассмотреть, Пашка тоже склонился, их головы соприкоснулись, но Маша не заметила, а Пашка замер в блаженстве. Что там написано или нарисовано, какая разница, главное, Машке нравится…

– Невероятно, – шептала она, – тут и камешки какие-то, инкрустация, ой, это же, наверно, очень дорогая вещь!

– Ага, – согласился блаженствующий Пашка.

– Надо ее показать специалистам, – с сожалением вздохнула Маша.

– Каким еще специалистам? – опомнился Пашка.

Маша взглянула на него строго, отступила, отстранилась.

– Паш, ты что, не понимаешь? Это очень старинная, редкая находка, дорогая, потому что тут и работа ручная, и материал, историческая ценность, может, ей очень много лет, ее надо изучать, и она должна находиться в музее!

Пашка поскучнел:

– Вообще-то я тебе хотел подарить. Нашел на дереве, оно в ветках запуталось, безделушка, наверно, какая-нибудь девчонка местная носила и потеряла. Так что, расслабься, никакая это не историческая ценность.

– Тогда надо вернуть, – гнула свое Маша.

– Кому?! Мась! – опешил Пашка.

– Той, кто потеряла. Можно походить по деревне, поспрашивать местных.

– Мась, ты в своем уме? – Пашка остановился и уставился на нее, вид у него был несколько ошарашенный.

Маша запнулась, опустила голову, подумала: «Да, наверно, смешно ходить по домам и приставать к старухам: а не вы ли та девочка, у которой потерялся гребешок в одна тысяча шеварнадцатом году?»

– Так что же делать? – растерянно спросила она у Пашки.

– А что хочешь, – отмахнулся он, – хоть выброси.

Выбрасывать гребень было очень жалко. Он как-то уютно лежал в руке, гладкий, с длинными волнистыми зубцами, переливающийся всеми цветами радуги. «Удивительно, сколько же лет он провисел на дереве и совершенно не потускнел». Всю обратную дорогу Маша думала о находке и все-таки решила для себя, что при случае расспросит местных.

Когда они вошли во двор, Пашка сразу же унюхал запах блинов и с радостным воплем ворвался в избу.

Анна и Наташа уже накрыли на стол. Все давно проголодались, так что быстро расселись, Пашка нахально схватил верхний блин, Маша не успела ему помешать.

– Пашка, руки! – крикнула она. Он чуть не поперхнулся, вылетел во двор, где кто-то из ребят повесил старинный умывальник с подвижным соском. Маша лично проследила за тем, чтоб руки были отмыты дочиста, потом помыла сама и только после этого разрешила беспечному Пашке сесть за стол.

Утолив первый голод, ребята рассказали о своих похождениях, напоследок Маша показала чудесную находку. Гребень осторожно передавали из рук в руки, восхищались, удивлялись, и только Анна почему-то не прикоснулась к нему, взглянула хмуро и сказала только, что не любит всякую халяву, мол, за нее потом платить слишком дорого приходится. Маша смутилась. Но Анна вдруг улыбнулась, сменила тон и спросила:

– Покажете, где нашли?

– Да не вопрос. – Пашка жевал очередной блин и говорил с набитым ртом. – Хоть сейчас.

Но сейчас не получилось, потому что надо было убрать со стола, разобрать вещи, к тому же все устали, Наташкин Егор уснул, сидя на старом диване, Илья тоже клевал носом. Надо было всех устроить. И сам Пашка, объевшись, откинулся на стуле и стал так сладко и заразительно зевать, что Маша, глядя на него, почувствовала, как у нее сводит скулы и слипаются глаза.

– А давайте вечером пойдем на озеро, – предложила она, – посидим у костра, так хочется печеной картошки! Заодно мы вам покажем дерево.

– Отличная идея! – согласилась Наташа. Анна ничего не ответила, лишь молча кивнула.

Машу уложили на узенький топчан у печки. Она уснула мгновенно, как выключилась, и открыла глаза на закате.

У озера

Собирались долго, ползали сонными мухами по дому, натыкаясь друг на друга, никто не помнил, где и что лежит, перекликались, спрашивая друг у друга: «А посуду брать?.. Ты картошку взял?.. Народ, где все спички?.. Эх, надо было шашлычки замариновать!..»

Наконец собрались, вышли из избы и гуськом по узенькой тропинке направились к озеру.

Анна привела их к дощатым мосткам, довольно далеко заброшенным в воду. Илью удивил чистейший песчаный берег, он наклонился и прихватил пригоршню мелкого песка, пересыпал из ладони в ладонь, песок напомнил ему морской с широких пляжей Адриатики, куда он в прошлом году ездил с родителями.

Как такой песок мог оказаться здесь у лесного торфяного озера? Может, завезли? Ведь его совсем немного, как будто случайно приехала машина и выгрузила прямо на берегу, а потом люди утоптали, и получился пляж… Илья покосился на Машу, очень хотелось поделиться с ней своими наблюдениями, но она совсем не обращала на него внимания. Девушка о чем-то увлеченно говорила с Анной, кажется, опять расспрашивала о русалках и этой местной легенде о сумасшедшей, у которой русалка утащила парня.