Пашка из Медвежьего лога - Федосеев Григорий Анисимович. Страница 26

Вдруг резкий крик чирка, торопливый взлет, и удаляющийся шепот крыльев. Кто вспугнул уток? Что это значило?

Туман качнулся, оторвался от влажной земли, приподнялся и повис плотным, непроницаемым сводом на метровой высоте. Какое великолепное зрелище открылось в этой свободной от тумана узкой полоске! Болото лежит в тяжелой, свинцовой синеве, впаянное в зелень. А окружающие его кочки похожи на маленьких гномов, охраняющих богатство сказочного водоема. Кажется, вот сейчас из воды появится добрая фея, раскроет белые кувшинки на воде и начнется сказка…

В просвете появляется что-то живое, но это не добрая фея, а какое-то длинное, несуразное существо, напоминающее крупную птицу с откинутыми кверху крыльями. Да ведь это наш сохатый! Его огромная туша скрыта под водой, видна только рогастая голова, да иногда всплывает темная полоска спины. Кто бы мог поверить, что это грузное на суше животное так ловко и быстро плавает в воде. Как легко шныряет он по зеленым закоулкам болота, срывая припотевшую листву. Ни разу не прислушался, не осмотрелся, будто купается под охраной надежных сторожей.

Боюсь, Пашка выйдет из повиновения и спугнет лося. Все, что досталось ценою почти бессонной ночи, пропадет. Молча охватываю его обеими руками, прижимаю к себе, и мы вместе не сводим глаз со зверя. Он все ближе подплывает к нам.

Где-то над болотами луна, но под туманом сырой сумрак. Сохатый обшаривает противоположную кромку болота и, когда его нога касается дна, поворачивает назад, к глубине. Вижу, как он пытается подняться на плавучий остров, подминает его под себя и неожиданно исчезает вместе с ним под водой. Заметна только едва движущаяся по поверхности полоска спины.

Не часто такое увидишь!

В воде сильно булькнуло, и на поверхности появилось множество пузырьков: это зверь сделал выдох под водой. Еще несколько секунд, и вместе с островком всплывает голова сохатого с охапкой водорослей во рту. И даже теперь, когда шумно стекающая с головы вода выдает его присутствие, лось не осматривается, не прислушивается.

Он спокоен, видимо, тишина болота никогда его не подводила.

Застыв на одном месте, зверь долго жует, тихонько причмокивая толстыми губами. Хорошо ему ночью в прохладной воде, под плотным сводом тумана…

Но вот ветерок налетел на болото с нашей стороны. И мгновенно сохатый насторожился, почуяв присутствие человека. Его охватывает страх. Он гребет изо всей силы всеми четырьмя ногами к противоположному берегу, шумно дышит. Пашка вскакивает, валит скрадок, бросается к болоту, но тут я ловлю его за штанину, удерживая, подминаю под себя.

Между тем какая-то неудержимая сила выносит зверя на твердый берег, и он ныряет в туман. В узком просвете между землей и туманом мы видим только мелькающие ноги.

И тут все живое вдруг ополчается против нас. Кряковые, чирки, гуси, кулики поднимают протестующий крик - кто посмел нарушить покой тихих болот?!

Пашка освобождается из моих объятий, смотрит на меня исподлобья, хитро улыбается.

- Куда тебя понесло, зачем к болоту рванулся? - спрашиваю я, усаживаясь на свое место.

- Эх, оседлать бы его в воде! Вот прокатился бы!

- Да ты что, в своем уме? На нем, парень, в беге не удержаться - ветром сдунет!

- Так уж и сдунет? Только бы оседлать… А чего вы не стреляли?

- У меня нет разрешения на отстрел. Да и зачем он тебе мертвый? И без стрельбы чего только не насмотрелись. Спасибо, Пашка, что притащил меня сюда.

Уходит тьма. Ветерок прорвался в перелесок, ласково коснулся лица. Туман закачался, тронулся, словно ледоход.

В разводьях заголубело чистое небо.

В зеркале болота потухают звезды. За горами властно нарождается день, а с ним пробуждается природа. Свет гонит с земли ночную истому и все больше озаряет мир, наполняет его суетою, криками обрадованных птиц, запахом хвои, цветов, влажной земли.

Над нами, встречая восход, кружится черный коршун, изредка роняя на землю свое грозное: "Кью-ю-ю… Кью-ю-ю…" Лесной ветерок доносит из-за болот стон кроншнепа: "Ку-у-лик… Ку-у-лик…"

По самому краю бережка, хватая на бегу букашек, шныряют трясогузки, важничают турухтанчики. У скрадка танцуют две рыжие бабочки. С каждой минутой воздух наполняется новыми голосами, жужжаньем, писком, дракой, шелестом травы - утро входит в свои права.

Туман редеет, клочьями ложится на болото, жмется к осоке.

Пора и нам возвращаться на стоянку.

- На обратном пути еще сюда… - Пашка не договаривает, хватает меня за плечо, косит удивленными глазами куда-то вправо.

Осторожно поворачиваю туда голову и тоже немею: на кромке болота, в прозрачном клочке тумана вырисовывается силуэт рыжего козла. Он весь насторожен, в страхе пялит на нас свои огромные черные глаза, готовый вмиг броситься наутек.

- Да это Борька. Боренька! Боря! - протяжно кричит Пашка, выходя из-за лиственницы и протягивая руки.

Козел удивленно вскидывает голову, на миг замирает, затем крутит рогастой головой, нюхает ветерок, налетающий от нас, и наконец осторожно вышагивает вперед.

Вот так встреча!

Козел узнает Пашку, прибавляет шаг, налетает на него, тычет влажной от росы мордой то в один, то в другой карман. Парнишка выворачивает их и, приседая, шепчет ему на ухо:

- Знал бы, что встретимся, принес бы что-нибудь тебя попотчевать.

Но Борька подвергает Пашку более тщательному обыску: засовывает свой нос под телогрейку, сбивает шапку, облизывает лицо. Потом, точно за какую-то провинность, бьет изо всей силы лбом в бок. Пашка податливо валится на землю, хохочет во весь рот…

Я подхожу ближе. Мне тоже хочется, чтобы Борька толкнул меня, хочется тоже упасть и хохотать вместе с Пашкой…

На болото падает первый луч восхода. Борьку охватывает беспокойство: он долго щурится на выглянувший край солнца, будто что-то вспоминает, и внезапно покидает нас.

Пашка вскакивает. Мы смотрим Борьке вслед. Огромными прыжками несется козел по мелким болотам, подбрасывая высоко зад с белым фартучком и поднимая столб брызг.

Все дальше и дальше уходит он в синеву тихих болот и там, за лесом, исчезает.

Далеко он заходит в своих ночных прогулках!

- Домой спешит, - улыбаясь, говорит Пашка, - не хочется ему виниться перед теткой Марфой да перед Петькой.

- Сколько же километров до Марфиного зимовья? Пашка пропускает мимо ушей мой вопрос: у него свои думки.

- Мне бы Борькины ноги…

- Что бы ты делал?

- Всю землю обежал…

- Так без остановки и обежал?

Он с серьезным видом поворачивается ко мне.

- В Индии бы задержался. - Глаза его сияют несбыточной мечтой.

- Почему обязательно в Индии?

- Из-за слонов, - живо поясняет он. - Недавно идем мы с дедушкой по джунглям. Лес густющий, обезьян видимо-невидимо. Гляжу, выбегает слон - и на дедушку. Схватил я его за хвост, а он все прет. Я и потянул изо всех сил: шкура с хвостом в руках осталась, а слон убежал.

- Ну и фантазер же ты, Пашка!

- Да ведь это во сне! Ей-богу, во сне. А то как-то львов видел…

- Ну как-нибудь расскажешь потом. А теперь пошли на стоянку. День начался, а мы еще на болотах…

Гурьяныч за утро хорошо поработал: срубил лиственницы на крыше избушки, заколотил в ней окна, двери, подпер двумя столбами покосившуюся стену, убрал мусор. "Вот это настоящий хозяин пришел в тайгу", - подумал я с гордостью за старика.

Увидев нас, не спеша снял котелок, стал раскладывать по чашкам гусятину. Мы с Пашкой набросились на еду. Старик дождался, когда у нас прошел первый приступ голода, спросил:

- Приходил зверь?

- Здоровущий!.. - отвечает парнишка, запихивая в рот кусок хлеба.

- Значит, пофартило. Какой-то сохатый тут еще живет.

- И Борьку видели.

Старик пронизывает внука недоверчивым взглядом.