Вредитель Витька Черенок - Добряков Владимир Андреевич. Страница 41

Это Костя перестарался. Он все смотрел на ее такое раскрасневшееся сейчас и задорное лицо, на смеющиеся глаза и готов был хоть целый день раскачивать качели.

А Эдик даром времени не терял. Поцарапал полированное лезвие лопаты ногтем и хитровато подмигнул:

— Неправда, копали. Видно же.

— Да что ты! — засмеялась она. — Зачем мне обманывать?.. Возможно, наша хозяйка копала, но она уже неделю как уехала.

— Возможно, — нарочно согласился Эдик и выразительно взглянул на Костю: видишь, какое дело, — девчонка ничего не знает.

Но Костя, наверное, не понял его взгляда. «Какие у нее прямые и тонкие пальцы», — думал он.

— А скажи, пожалуйста, — Эдик продолжал гнуть свою линию, — чего это у вас окна закрыты? Такая духота, а вы закупорились. Забавно!

— Ничего не забавно! — Данка склонила набок голову. — Это потому, что мама варила варенье… Что, не понимаете?.. — Глаза ее смотрели насмешливо. — Эх, недогадливые! Очень просто: на сладкое летят пчелы. Вот мы и закрыли окна… Хотите, пенками угощу? — сказала она. — Вкусные! Клубничные. Я ела, ела — больше не могу… Сейчас принесу.

Она ловко спрыгнула с качелей и убежала в дом.

— Все атаки отбила, — мрачно произнес Эдик. — Надо что-то другое придумать… — Он уставился в одну точку и вдруг улыбнулся, воскликнул: — Колоссально! Вспоминай какого-нибудь знаменитого человека. Ну, артиста, писателя…

— Михалков, — сказал Костя.

— Не подойдет. Его все знают. Надо, чтобы не очень известного.

— Штепсель.

— Мал ростом. И тоже известный. Сто раз по телевизору выступал… Ага, порядок! Чухрай.

— А кто это?

— Ты не знаешь Чухрая? — удивился Эдик. — Хотя правильно: режиссеров плохо знают. Это не артисты…

— Мальчики! — выпорхнула из дверей Данка. В руках она держала тарелку, полную розовых пенок. — Из одной тарелки будете есть?

— Спасибо, мы не хотим, — покраснел Костя.

— Никаких спасибо! Ешьте, и все! Увидите, какие вкусные. Идемте в беседку…

«Пока все отлично, — подумал Эдик, почесывая на ходу под коленками. — Только бы ноги так не пекло… Ну, ничего, переживем. Сейчас я ее куплю…»

Эдик уселся на скамейке, взял ложку и, помявшись, сказал:

— Как-то неудобно получается. Ты вареньем нас угощаешь, а мы даже не знакомы… В общем, это мой друг Костя, я — Эдик. Ну, а тебя мы знаем, как звать, — Дана. А фамилия — Чухрай.

Данка фыркнула.

— Абсолютно все правильно, за исключением того, что моя фамилия не Чухрай, а Деревянко.

Эдик хорошо разыграл роль: на его лице было и удивление, и недоверие.

— Извини, но меня не так легко провести. Твоя фамилия — Чухрай. И пожалуйста, не отказывайся. Сегодня собственными глазами видел его с тобой. Ага, попалась! Сразу бы и говорила, что твой папа — знаменитый кинорежиссер Чухрай. Лауреат Ленинской премии. Он поставил «Балладу о солдате», «Чистое небо»… Я его сразу сегодня узнал. Совсем недавно я видел его в парке культуры, он рассказывал о своей работе.

Только тут Эдик перевел дух и замолчал. Он сказал все, что должен был сказать. Данка задумчиво шевельнула на плече косу.

— Возможно, это был и Чухрай, — сказала она. — Но он вовсе не мой папа.

— Но вы же вместе вышли из дому.

— Ну и что же! Я этого человека даже не знаю. Он приехал вчера утром к нашей хозяйке. А ее уже неделю нет дома. Она у своей дочери гостит. А сегодня он уехал. Мы вместе шли до станции.

— И ты купила там газету?

— Да. Две Газеты. Меня мама просила… А откуда ты знаешь?

— Откуда?.. — Эдик слегка смутился. — Да нет, простоя видел, как ты возвращалась с газетой, и подумал, что ты была на станции. Но это неважно… А скажи, почему он не сразу уехал, а пробыл целые сутки?

— Не знаю… Он говорил, что когда-то жил здесь. Вчера ходил купаться. Сегодня утром читал какие-то книги. А потом побрился электрической бритвой, как у моего папы, и уехал.

— И не сказал, когда вернется?

— Ничего не сказал. Оставил хозяйке письмо и уехал… Так это действительно кинорежиссер Чухрай? Я слышала о нем. Вот интересно… Может быть, он хотел какой-нибудь фильм здесь снимать?

— А он ночью никуда не ходил? — без лишних дипломатических тонкостей спросил Костя.

Эдик сердито наступил ему на ногу.

— Я спала. Не знаю… А вы видели, что он куда-то ходил?

— Да ну, скажешь тоже! — поспешил вмешаться Эдик. — Ничего мы не видели. Просто интересно узнать — может, он и ночью куда-нибудь ходил. Ведь режиссерам все надо изучать. А ночные съемки самые трудные… Значит, письмо, говоришь, он оставил?

— Оставил… А почему ты не ешь? Не нравится?

— Мм! — промычал Эдик и зачерпнул полную ложку пенок. — Пища богов!.. А письмо запечатано?

— Что ты! Я даже и не смотрела.

— А я бы посмотрел, — вздохнул Эдик. — Вдруг в этом письме он пишет, что и в самом деле собирается снимать здесь фильм, А чего бы ему приезжать сюда?.. Верно, Кость?

— Конечно, — поддержал тот.

— Тогда бы мы упросили его дать нам какие-нибудь роли. Ну хоть самые маленькие.

Хитрый был Эдик. Он посмотрел на Данку и спросил:

— Ты бы тоже не отказалась сыграть. Правда?

Она улыбнулась, а потом серьезно сказала:

— Это очень трудно. Я бы, наверно, не смогла.

Эдик небрежно облизал ложку.

— Чепуха! Хорошенько потренироваться — еще как бы сыграла! Не хуже Брижитт Бардо. Видела «Бабетта идет на войну»? Она там играет. Ты на нее похожа. Верно, Кость?

— По-моему, больше на артистку Кириенко, — тихо проговорил Костя.

— Это которая в «Сороке-воровке» играла?.. Правильно, и на нее похожа… Так посмотришь?

— Что посмотришь? — спросила она.

— Ну, я о письме говорю.

— Чужое письмо посмотреть?! — Данка, словно очнувшись, с удивлением уставилась на Эдика. Глаза большущие и, верно, как у артистки Кириенко.

Эдик понял, что дело, кажется, проиграно. Надо отступать.

— Я не спорю, примирительно сказал он, — это нехорошо — смотреть чужие письма… Но, понимаешь, если бы узнать его режиссерские планы…

— Ни за что! — Она мотнула головой, кинула за спину косу.

— И я считаю — нельзя, — искренне поддакнул Костя.

Эдик искоса взглянул на него: друг, называется! Поддержал! Он аккуратно положил на край тарелки ложку и сказал:

— Очень вкусно. Большое спасибо… Костя, нам пора. Я сегодня обещал хозяйке полить картошку и помидоры.

Косте не хотелось уходить. И вкусных пенок он бы еще поел. Но Эдик уже поднялся. И Косте пришлось подниматься. Он жалобно, будто извиняясь, посмотрел на Данку.

— Приходи к нам, — выговорил Костя. — Правда, приходи… В мяч поиграем.

— Спасибо, — сказала Данка. — И вы приходите.

Тайна

Данка стояла перед зеркалом, висевшим на стене, и рассматривала свое лицо. Рассматривала с интересом, точно никогда раньше не видела его. Улыбнувшись, она насмешливо подумала: «Благодарю за комплимент, но относительно Брижитт Бардо вы, милостивый государь, безусловно преувеличили… А вот с Кириенко… — Данка перестала улыбаться. — С ней, пожалуй, сходство какое-то есть… Может быть, глаза… Ну, еще шея. Такая же длинная… А нос? Нет, носы у нас разные… Интересно, — скосив глаза и пытаясь посмотреть на себя в профиль, подумала Данка, — смогла бы я играть? По-настоящему, как артисты в кино… Что бы такое попробовать?..»

Она тронула пальцами пухлые губы, прошлась по комнате. «Ну, вот так. Допустим, раздается стук в дверь и…»

Данка подошла к двери, поправила на шее воображаемый галстук и негромко постучала.

— Да, пожалуйста, — сказала она.

И тут же надвинула на лоб волосы, подняла брови и уже другим, словно мужским, голосом торопливо проговорила:

— Здравствуйте, милая девушка! Разрешите войти?

— Пожалуйста. — Она сделала легкий реверанс.

— Прежде всего, разрешите представиться. Я — Аркадий Райкин.