Воровство волшебство - Аверин Владимир Владимирович. Страница 6
— Господи, да когда же это кончится! Нет здесь никакой гадалки и никогда не было! И звонят, и звонят, и звонят, и звонят! Никакого покоя! Все жалуются на какую-то гадалку Лилю Кузнецову! Уже и из милиции несколько раз звонили! У меня паспорт украли на вокзале, понимаете вы или нет! Вытащили из сумочки вместе с кошельком! Не звоните сюда больше! — в сердцах воскликнула женщина и повесила трубку.
«Что и требовалось доказать, — мысленно произнес Пузырь, выключая компьютер. — У гадалки-мошенницы ворованный паспорт. Скорее всего, она купила его у какого-нибудь карманника. Все они там, в уголовном мире, между собой связаны, и пути-дорожки у них почти всегда пересекаются».
Глава III Крутой заика
На следующее утро облака рассеялись, от вчерашнего ливня остались только лужи. Солнце блестело, как золотая медаль. Родители Вадика ушли на работу, а сам он завтракал, когда к нему в гости явился Витя Пузыренко. Невнятно поздоровавшись, Пузырь, как обычно, прошел в кухню и стал совать свой нос в холодильник, в кастрюли, в сковородки, в плошки, в миски, даже в духовку заглянул. Вадик не возмущался из-за того, что Пузырь хозяйничает в его кухне, как в своей собственной. Ситников давно смирился со слабостью своего друга и старался относиться к ней с философским спокойствием. Это ничего, что Витя Пузыренко съедает за день больше еды, чем целая баскетбольная команда за неделю. Бывает и такое. Кто-то собирает монеты, кто-то любит рыбалку, а Пузырь всегда хочет есть. У каждого своя страсть. Ведь это только так говорится, что в четырнадцать лет все худы и стройны, а на самом деле все разные, например, из Пузыря можно выкроить парочку таких, как Вадик. Да, так бывает, тут уж ничего не поделаешь, с этим просто надо смириться, размышлял Ситников, наблюдая за тем, как Пузырь своими короткими пальцами вылавливает малосольный огурец из десятилитрового дубового бочонка. Витя Пузыренко с хрустом откусил половину огурца и с набитым ртом укорил Вадика:
— Что ж ты, брат, сам в гости звал, а ничего вкусненького не приготовил. В честь праздника мог бы и на торт расщедриться. Ты же знаешь, как я люблю торты. Особенно с толстым слоем ванильного крема.
Вадик привык к невоспитанности своего прожорливого друга, поэтому очень спокойно и вежливо, как настоящий философ и поэт, изрек:
— Жирные торты вредны утром. Да и что за праздник на улице?
— Как это? — удивился Пузырь, уминая огурец и обливаясь рассолом, стекающим по его щекам и подбородку.
— Нет праздников летом. Я не звал тебя в гости. Ты сам явился ко мне, — с большим трудом сохраняя спокойствие, произнес Вадик.
— Ты что, с Луны свалился? Сегодня самый настоящий праздник! День Российского флага! Неужели не знаешь? Сегодня по телику только об этом и говорят. Да вот, сам убедись! — Пузырь оторвал листок с настенного календаря и потыкал пальцем в похудевшую за полгода книжицу. — День Российского флага. Так и написано! — Пузырь оторвал и этот листок (листок сегодняшнего дня) и сунул его под нос Вадику. — Да вот же, вот! Посмотри же!
Терпению Вадика пришел конец. Он отобрал у Пузыря сегодняшний лист календаря и, пытаясь приладить его на прежнее место, закричал на приятеля:
— Что ты тут командуешь! Зачем листок оторвал, чучело?! Мешал он тебе, да?! День только начался, а ты уже лист оторвал! Тебе башню снесло напрочь! Праздник, праздник! Вот докопался! Во время каникул каждый день — праздник, потому что в школу не надо идти!
— Ты ко мне придираешься, — обиделся Пузырь. — Праздник всегда остается праздником. Какой на неделю выпал, тот и надо отмечать. Я у тебя в холодильнике колбасу видел. Вместо того чтобы орать ни свет ни заря, лучше бы колбасы пожарил, — посоветовал Пузырь и уселся на стуле в своей излюбленной позе: небрежно развалясь, вытянув ноги так, что через них приходилось переступать либо спотыкаться.
— Я не врубаюсь, почему ты столько жрешь? Я понимаю, когда верблюд за раз съедает пять мешков урюка и выпивает небольшое озеро. Так ведь верблюду полгода по пустыне шлепать. А тебе-то зачем столько энергии?
— Растущему человеку есть полагается много и часто. Организм должен иметь резервы. Сам знаешь — когда батарейки садятся, у плеера звук не тот. Нам надо подкрепиться перед испытаниями. Я, вообще-то, для того и завалился к тебе, чтобы пригласить на испытания нового самолета.
Вадик хотел спросить, что это за самолет и откуда он взялся, но тут в прихожей раздался звонок, и Вадик отправился открывать дверь. Пришла Дина. Вид у нее был радостный, взвинченный, выглядела она хорошо: румяные щеки, горящие глаза, на плече — пляжная соломенная сумка.
— Родители звонили! Долетели отлично! У них все в полном порядке! Я им не сказала про Лилю. Не хочу про нее говорить. Зачем беспокоить?! Ведь мы рано или поздно все равно вернем вещи, правда? — сказала она, с надеждой глядя на друзей. — Знаете что, давайте поедем куда-нибудь на природу! Вчера был такой суматошный день, сегодня охота расслабиться! Айда на пляж! — звонко предложила она.
— Во-во, и я о том же говорю, — поддержал ее Пузырь, доставая из холодильника Вадика увесистый батон колбасы и по-хозяйски укладывая его в целлофановый пакет. — Звонить по объявлениям начнут в лучшем случае только завтра. В такую классную погоду, да еще в такую рань ни один ворюга не станет продавать прикарманенную коллекцию монет. Ведь всем известно, что мошенники и воры днем воруют, ночью гуляют, а утром спят. Так что мы со спокойной совестью можем двинуть на пруд и испытать самолет. — Пузырь положил хлеб в целлофановый пакет, где уже лежала колбаса, туда же бросил десяток мокрых малосольных огурцов, затем недовольно по-цокал языком: — Ц-ц-ц… Маловато. На четверых не хватит. Ладно, пойдем ко мне, у меня жратвы полно. Наберем и двинем в путь.
Это стало раздражать Вадика. Всего лишь двадцать минут назад он никуда не собирался, сидел у себя на кухне и чинно, мирно завтракал, тщательно пережевывал пищу, запивая ее апельсиновым соком. И вдруг ему предлагают пойти на пруд и испытать какой-то самолет. К тому же возник некто четвертый, ведь Пузырь сказал, что еды не хватит «на четверых». Пора внести ясность, подумал Ситников и, подняв руки вверх, как капитулирующий солдат, сказал:
— Стоп, стоп, стоп. Я ничего не понимаю. Какой самолет? Какие испытания? Почему еды не хватит на четверых? Кто этот четвертый? И вообще, вам бы только расслабляться, а мне сегодня, между прочим, на работу идти. — Он опустил руки с таким тяжелым, усталым видом, будто работал сталеваром в горячем цехе и ему предстояло провести восемь часов возле огнедышащей мартеновской печи, в которой плавится и кипит чугун.
— Ой, тоже мне, работа, — снисходительно улыбнулась Дина. — Три часа постоять у метро и раздать пачку листочков. Брось, пошли на пляж, — с задором агитировала она, шлепнув Ситникова по плечу. — А на работу пойдешь после пляжа, вполне успеешь. Во сколько ты должен быть на работе?
— В час пик. Часов в шесть, когда на улице много народу, — сказал Вадик. Во время каникул он подрабатывал в торговой фирме, распространяя бесплатные рекламные листовки.
— Сейчас только десять утра! — посмотрев на часы, произнесла Дина. — До шести успеешь сто раз искупаться и позагорать! Снимешь стресс перед тяжелыми, невероятно трудными и длинными трудовыми буднями!
— Ладно, поехали, — согласился Ситников. — Только пусть Витька объяснит, какой самолет он собирается испытывать и кого он еще собирается притащить на пляж.
— Мы возьмем моего приятеля Павлика Дынина. Я с ним познакомился в прошлом году, когда был с родителями в доме отдыха в Подмосковье. Рядом с домом отдыха стоит логопедический санаторий для детей с дефектами дикции, — важничая, сказал Пузырь и, посмотрев на твердого троечника Ситникова, уточнил: — Надеюсь, никому не надо объяснять, что такое дефекты дикции?
Вадик, который в далеком детстве сильно шепелявил, возмутился:
— По-твоему, ты тут самый умный, да?! По-твоему, я не знаю, что такое дефекты дикции?! Это когда изо всех сил хочешь сказать: шел Саша по шоссе и сосал сушку. А вместо этого у тебя получается: сол Саса по соссе и сосал суску. А логопеды — это врачи, которые лечат такие дефекты. Я даже анекдот про логопеда знаю. Заходит мужик в кабинет логопеда и спрашивает: «Мона?» А врач ему: «Вам не мона, а нуна!»