Все явное становиться тайным - Трушкин Андрей. Страница 16

Ямаха недооценила скорость распространения слухов в нашей школе. Поэтому она чуть со стула не упала, когда наша одноклассница, сидящая через несколько парт сзади нас, в начале урока громким шепотом спросила:

— Маха, сегодня на оптуху идешь? Клево! Потом покажешь, чо купила?

В конце третьей перемены мы сбежались, чтобы обсудить ход операции «Рыболов».

— Конечно, я предполагала, что у нас тут все на виду, — шептала Янатаха. — Но чтобы так!

После пятого урока Ямаху на оптуху провожала чуть ли не целая делегация. Мы заранее договорились, что я буду идти от Ямахи чуть в стороне с тем, чтобы попытаться заметить — не будет ли кто-нибудь за ней следить.

Постепенно, ближе к оптовому рынку, Ямахины подружки расходились в стороны, потому что топтаться на рынке без денег мало у кого была охота, к тому же брать на себя ответственность — то есть советовать купить ту или иную вещь — никто, естественно, тоже не хотел.

Оптовый рынок, несмотря на будний день, кишел покупателями. Издалека он был похож на банку варенья, оставленную у муравейника и облепленную насекомыми. Еще на подходах к торговым рядам стало трудно продираться сквозь баррикады непробиваемых бабушек, которые толкали свой «ассортимент» прямо с ящиков, застеленных газетками. Пока Ямаха шла сквозь них, ей предложили затариться солеными огурчиками,

французским бельем, водкой, которую бабушки именовали неизменно ласково — «водочкой», трижды — сигаретами, свежими выпусками газет и старыми уцененными журналами, мылом, порошком для автоматических стиральных машин, шерстяными носками, вязаными шапочками и восемь раз предложили отдать деньги за просто так, Христа ради.

Преодолев первый кордон, Ямаха перестала прижимать к себе, будто кенгуру своего кенгуренка, сумочку и огляделась. Торговые павильоны, где в основном продавали бытовую и аудиотехнику, она отмела сразу. В небольших магазинчиках мне было бы трудно за ней следить и оставаться незамеченной. Поэтому Ямаха уверенно направилась к огромным крытым сооружениям типа «гранд-сарай», где торговали одеждой и обувью.

Глаза у нее сразу разбежались — посмотреть тут, конечно, было на что, и, думаю, Ямаха уже не раз пожалела, что деньги в ее сумочке не настоящие, а, если так можно выразиться, виртуальные.

Вначале Ямаха надолго застряла у прилавка с обувью, где продавались те самые «мартинсы» и «катерпиллеры». Потом настал черед прилавка с легкими туфлями и высокими кроссовками. Спортивные костюмы Ямаха со вздохом пропустила мимо. Конечно, ей неплохо было бы заняться спортом и подкорректировать фигуру. Хотя ее папа и говорил, что нам еще корректировать нечего, но тем не менее какая-нибудь аэробика не помешала бы. Увы, силы нашей воли хватало лишь на то, чтобы каждый понедельник давать себе слово начать заниматься зарядкой со следующей недели.

Блузки и платья Ямаха рассмотрела тщательно. Покупать она ничего не собиралась, но на так называемые «модные тенденции» не обращать внимание было нельзя. Ведь то, что продается на оптухе, рано или поздно будут носить в городе.

Задумавшись, как и я, о бренности модного бытия, Ямаха забыла о цели своего визита и не оглядывалась кругом. Я же, встряхнувшись, напротив, очень внимательно за ней следила и сердилась, что она почему-то упорно проходит мимо отделов с кожаными куртками и дубленками, а торчит то у сапог, то у бижутерии. Наконец я не выдержала, прошла мимо Ямахи и процедила в ее сторону:

— Ты за куртками пришла или как?

Ямаха спохватилась и кинулась к ближайшему прилавку, от которого исходил мощный запах плохо выделанной овчины и тяжелой крашеной кожи. Продавец тут же засуетился вокруг нее и стал указывать палкой, которой он доставал с верхних ярусов свой товар, наиболее модные, по его мнению, модели.

Ямахе, конечно, не хотелось выслушивать всю ту рекламную ахинею, которую он нес, а тем более что-то мерить. Она по опыту знала, что стоит этим субъектам в тебя вцепиться, как оторвать потом их от себя будет чрезвычайно сложно.

Однако сейчас Ямаха была не на прогулке, а если можно так выразиться, на работе. Поэтому она начала примерять одну за другой разные модели, и надо сказать, что некоторые ей оч-чень нравились. С грустью я подумала: чтобы моим предкам собрать деньги на такую вот курточку, придется отказаться от отпуска.

Ямаха повертелась у зеркала в примерочной и сказала продавцу, что ей ничего не подходит. Естественно, вслед за ней понеслась тирада о том, что ходят тут всякие, только вещи вытирают. Но Ямаха решила плюнуть на эти высказывания с высокой колокольни и обратилась к соседнему продавцу, который, будто не слыша стенаний своего коллеги, тут же стал обхаживать Ямаху теми же самыми приемами.

Потоптавшись на оптухе два часа, я почувствовала, что это занятие мне ужасно надоело. Обойдя почти весь рынок, я в который раз поняла, что, несмотря на огромное количество развешанного и разложенного здесь товара, ассортимент на самом деле очень невелик. Одни и те же куртки, одни и те же сапоги, одни и те же туфли в разных вариантах и модификациях преследовали покупателя во всех уголках.

Несколько раз Ямаха умоляюще поглядывала в мою сторону, но я лишь делала страшные глаза, требуя, чтобы она от меня отвернулась и не провалила операцию.

Наконец на очередной немой призыв идти домой я согласно кивнула. Мы, продираясь через толпу, стали выбираться с рынка и через десять минут уже шли по пустынной узкой улочке.

— Давай срежем, — предложила Ямаха, кивнув в ту сторону, где до дома можно было добраться наиболее коротким путем.

Честно говоря, мы не любили ходить через это место — уж больно оно было мрачное. Вначале нужно было пересечь железнодорожную ветку, а потом двигаться по узкому — в два шага — проходу, который обрамлял железобетонные заборы, увитые колючей проволокой. С левой стороны забор принадлежал мясокомбинату, а с правой — пивзаводу.

Проход этот, длиной метров в триста, ужасно напоминал тюрьму общего содержания и, конечно, настроения тем, кто решал сократить через него путь, не прибавлял. Но уж больно надоела нам экскурсия по оптухе, и мы торопились домой, чтобы выпить горячего чая и обменяться впечатлениями.

Мы на цыпочках перебрались через грязь, перепрыгнули с рельса на рельс, а оттуда — на усеянную трещинами асфальтовую дорожку.

Если бы мы не принялись так увлеченно болтать, то, возможно, услыхали бы позади себя подозрительно клацающие звуки. Но, поскольку разговор зашел о вечно женских рюшечках и фестончиках, мы потеряли бдительность и тут же были наказаны.

Неизвестный роллер в натянутой на лицо черной шерстяной шапочке с прорезями для глаз мгновенно догнал нас, отработанным движением толкнул Ямаху влево, а ее сумочку рванул направо. Ямаха только успела вскрикнуть и уцепилась за меня. Если бы она этого не сделала, возможно, я успела бы дотянуться до роллера и схватить его за одежду. Но драгоценные секунды были потеряны, и хоть я рванула вперед, как олимпийский чемпион по бегу на короткие дистанции, роллера мне было уже не догнать.

Он очень быстро преодолел оставшиеся метров сто — сто пятьдесят коридора до выезда на улицу, повернул налево, и когда я добежала до этого места, вора уже и след простыл. Вскоре меня нагнала запыхавшаяся Ямаха. Глаза ее сияли от возбуждения:

— Сработало! Сработало!

— Ты чего радуешься? — повернулась я к ней. — Сумку-то у тебя украли.

— О, черт! — схватилась за голову Ямаха. — Там же учебники и дневник этот проклятый и еще… еще часы.

— Какие часы? — не поняла я.

— Наручные. Я специально их сняла и в сумку положила, чтоб с руки не сняли, ну в толпе-то.

— Н-да, еще и часы, — хмыкнула я. — И опять от этого роллера никаких следов. Как ты думаешь, это был тот же самый?

— Да похож, — неопределенно сказала Ямаха. — Разве тут определишь, со спины-то? Если б это Сталлоне был или Ван Дамм, я, может, узнала. А так… Что я тут, всех ребят в округе знаю, что ли?

— Ладно, не переживай, — успокоила ее я. — По крайней мере теперь мы можем сузить поле поисков. Давай двинем домой и постараемся вспомнить — кому ты сегодня рассказывала о том, что пойдешь на оптовый рынок.