Все явное становиться тайным - Трушкин Андрей. Страница 26
— Не вешайте нос! — потрепал я Иру за плечо. — Если справились с этими роллерами, то найдете и тех, кто вам действительно нужен, а я вам помогу, чем смогу. Думаю, что в нашем расследовании есть какая-то точка, от которой мы пошли не в ту сторону. Нужно вернуться на этот перекресток и двинуться по новому пути. Так что давайте разбирать ситуацию с самого начала. Итак, ты пошла искать Игорька, и в это время к тебе подрулил этот роллер.
— Да, — мотнула головой Ира, — ну и что с того?
— А то! Вначале мы шли по накатанной дороге, у нас появлялись какие-то мысли, ассоциации, и мы им немедленно следовали. Давайте теперь попробуем посмотреть на эту ситуацию по-другому, так, как в логике называется "от противного".
— От кого? — не поняла Ямаха. — Какого противного?
— Это всего лишь понятие, — засмеялся я. — "От противного" — значит, с другой стороны. Давайте подумаем — почему мы решили, что к Ире подкатил именно роллер?
— Ну потому что он был на роликовых коньках, естественно, — пожала плечами Ира.
— Но ведь не все те, кто надевает роликовые коньки, могут считаться роллерами настолько, что тусуются в Лужниках или очень здорово катаются.
— Ну катался он так — ничего себе. Исчез в мгновение ока — как директор лопнувшего банка.
— Думаю, в этом-то все и дело. Ролики он надел не оттого, что он без них жить не может, а потому, что ему важно было быстро передвигаться по улице. Представь на секунду, что ты бы не огорошенно молчала, а вдруг вцепилась в него и начала орать благим матом, что он украл твоего брата. Тут на своих двух не убежать. А ролики — другое дело. А если допустить, что тот пацан роллером не был, то мы совершенно напрасно ищем его в роллерских кругах, что и показала наша сегодняшняя операция.
— Ну, а что же делать тогда? — стараясь сдержать слезы, пролепетала Ирка.
— Думать! Думать, думать сто тысяч раз! И смотреть на одну и ту же проблему под разными углами. У меня есть конкретная идея. Вы давайте хрустите гренками, а я пока вам ее изложу.
Есть мне хотелось дико, да и в горле от всех событий этого дня изрядно пересохло. Все-таки, если честно, я себя вовсе не отношу к качкам и суперменам, и в начале нашего сегодняшнего сражения с бандой роллеров у меня были большие сомнения, что мы их сможем одолеть. Хорошо, что мы сделали упор не на силу, а на хитрость, иначе бы этих четырех пацанов мне в одиночку было бы не скрутить. Но сейчас думать о разбитых костяшках кулака, которым я саданул Лене Запорожцу, и о том, что в горле колет из-за беготни босиком по холодному бетонному полу, — обо всем этом думать было некогда. Тем более что у меня появилась одна идея, которую я посчитал плодотворной.
— Посмотрим на проблему глазами преступника, — предложил я. — Что интересует его в первую очередь? Сам факт кражи, который щекочет нервы? Нет, это слишком опасно. Досадить Ире лично или ее родителям? Тоже маловероятно, потому что есть масса других менее опасных способов. Значит, все, что им нужно, — это деньги. Откуда могли взяться эти деньги?
— Не знаю, — вздохнула Ира, — я тут все в квартире перерыла. И в гараже тоже. Не знаю я, где эти проклятые деньги. Может быть, папа их с собой в Испанию взял?
— И все-таки — откуда они могли появиться? Ведь твой отец не занимается контрабандой, перевозкой наркотиков и прочими делами?
— Ну нет, конечно, — отхлебнула наконец-то Ирка чай, и я внутренне порадовался этому обстоятельству, потому что это свидетельствовало о том, что Ира начала успокаиваться. — Наверняка он эти деньги получил или за книжку какую-нибудь, или лекцию, может быть, там ухитрился читать. Но почему он нам с мамой ничего не сказал? Да и вообще про эти деньги не упоминал. Да я ж отца знаю, он по крайней мере хоть подарки бы какие-нибудь оттуда привез. Ведь подарки — это не деньги, их же спокойно можно через границу везти. Но ничего такого, что бы говорило о том, что ему десять тысяч кто-то отвалил, не было.
— Значит, нужно искать по-другому. Вы хотели обнаружить сами деньги — купюры или чек. Давайте попробуем поискать упоминание о них, хотя бы какие-то намеки. Может быть, тогда мы сможем напасть на конкретный след.
— Это идея! — обрадовалась Ира. — Скиньте посуду в раковину, я потом помою. В первую очередь, я думаю, надо еще раз проверить стол отца.
Всей гурьбой мы проследовали в комнату, где у Ириного отца стоял стол и хранились его служебные бумаги.
— Вот, вот, вот, — вынимала из стола стопки Ира, — это то; с чем отец работает последние месяцы. За архивы, — кивнула она в сторону книжных полок, — можно приняться потом.
— Давайте построим работу так, — предложил я, — разделим все эти бумаги на четыре части. Я смотрю первую часть, передаю ее Ире, Ира просматривает ее, передает ее Маше, Маша — Наташе. Так больше шансов, что если я пропущу что-то важное, то это заметит кто-нибудь из вас. Соответственно Наташа передает стопку мне, а я дальше по кругу. Все понятно?
— Ясно! Понятно! Давай! — нестройно ответили девчонки, и мы сели за работу.
Алексей Сергеевич Козлов, Ирин папа, заведовал кафедрой русского языка педагогического института. Соответственно все его бумаги были связаны с его непосредственными трудовыми обязанностями. Попадались здесь протоколы собраний каких-то комитетов, заседаний кафедры со стандартными, оставшимися еще со старых времен графами "Присутствовали" и "Постановили". Встречались среди отпечатанных на обычных машинках деловые бумаги и неофициальные письма. Некоторые из них, написанные на желтоватой бумаге старых бланков, были от коллег — таких же ученых, занятых изучением русского языка. Другие — пришпиленные к конвертам стиплером, были явно направлены из-за рубежа. Об этом говорили и бумага с водяными знаками, и печать на лазерном принтере или на хорошей машинке типа "Оливетти", фирменные цветные бланки и белые конверты, иногда даже с прозрачным окошечком, в которое можно было разглядеть адрес.
Образ Алексея Сергеевича, который складывался у меня в голове после просмотра первой кипы бумаг, никак не соответствовал тому человеку, который мог бы привезти из-за границы десять штук зелени налом, заныкать их в печную трубу с тем, чтобы потом пустить в незаконный оборот. Скорее он принадлежал к той группе людей, которая не отъехала в новую жизнь вместе с десятками тысяч граждан России. Да и откуда было появиться десяти тысячам долларов в такой неденежной ныне сфере, как наука.
Думая обо всем этом, я перекладывал бумаги, некоторые просматривая по диагонали, в некоторые вчитывался. Когда Ира разделила бумаги на стопки, мне вначале попались довольно старые документы, датированные еще прошлым, а то и позапрошлым годом. Постепенно, когда стопки перемещались по столу по часовой стрелке, мне стали попадаться уже более свежие документы.
Среди обычной переписки и деловых записей я заметил несколько черновиков, на которых Алексей Сергеевич компоновал какой-то не то учебник, не то словарь. Дальше, на очередном протоколе заседания кафедры, поскольку машинистка, вероятно, экономя бумагу и без того небогатого учреждения, печатала на листах и с той и с другой стороны, я заметил колонки слов и понял, что это часть из какого-то словаря. Несмотря на то, что действовать нужно было быстро, я стал читать, потому что то, что там было написано, меня заинтересовало. Это был словарь "новых русских" выражений, жаргона, тех слов, которые вошли в жизнь после 1985 года. Их на удивление оказалось много, и я с улыбкой отметил про себя, что тот богатый потенциал народа в области словотворчества, которым восхищались в свое время Гоголь и Толстой, вовсе не умер. Здесь, на листах, были начертаны такие образчики, как "тыр" — тысяча рублей, "полный кобзон!" — он же улет, "Мусоргский" — милиционер, несущий службу на рок-концертах, "пьяный ежик" — прическа под панка, "поставить кеды в угол" — заболеть, "сбегать по-быренькому" — быстро куда-то зайти, "лопатник" — бумажник…
Листая архивы Алексея Сергеевича дальше, я замечал, что работа над этой книгой — словарем или энциклопедией — занимала у него все больше времени. Начали появляться какие-то ссылки на полях официальных бумаг, которые рассматривались во время каких-то совещаний, — Алексей Сергеевич делал пометки, касающиеся книги. Потом стали попадаться черновики-заявки словаря "новых русских" выражений, и я решил, что за этим нужно краем глаза присматривать. Почему именно я так решил, поручиться трудно, вероятно, отфильтровывал все, что хоть в какой-то степени интересовало Алексея Сергеевича больше всего или не вписывалось в тот его образ, который я нарисовал для себя.