Между нами девочками, говоря… - Эргле Зента. Страница 18

Бабушкин сундук отыскался между двухдверным шкафом с выдавленным зеркалом и круглым, украшенным инкрустацией столиком.

Рита смела с крышки сундука толстый слой пыли. На девочек смотрели два петуха с пышными пестрыми хвостами и красными гребешками. Над петушиными головами, обрамленное венком из роз, красовалось число «1863».

Тяжелая крышка поднялась со скрипом, словно бы нехотя. В воздухе запахло багульником. На самом верху в круглой коробке девочки нашли бабушкин свадебный наряд — венок невесты с засохшей миртовой веточкой, длинное белое платье, шелковые чулки и белые атласные

туфельки. На дне коробки лежала пачка писем, перевязанная красной лентой.

— Риточка, миленькая, надень платье!

— Хорошо, только бабушке не говори!

И через минуту девочка в джинсах превратилась в юную невесту, одетую в длинное белое платье с кружевной фатой на голове.

— Риточка, до чего же ты красива!

— Бабушке было семнадцать, когда они с дедушкой поженились.

— И нам скоро семнадцать, — задумчиво произнесла Марга. — Мы тоже сможем выйти замуж. Меня прямо в жар бросает, как подумаю, что после свадьбы чужой мужчина сможет делать со мной все... Рита! Только не смейся, пожалуйста! Тебя кто-нибудь из мальчиков целовал?

Рита помотала светлыми кудряшками и густо покраснела.

— И меня нет, — вздохнула Марга. — Анна говорила, что ничего особенного в этом нет, скорее неприятно.

— Анна — красавица, старшеклассники за ней толпами ходят, — с еле заметной завистью в голосе произнесла Рита. — Если бы меня

кто-нибудь поцеловал, я бы со стыда сквозь землю провалилась.

— А для меня мальчишки — что есть, что нет, руки распускают, а дашь сдачи, обзывают недотрогой и монашкой. Даумант получил раз в ухо, так сразу завопил, что я, мол, в старых девах останусь. Знаешь, Рита, мама мне рассказала о мальчиках такие вещи... Наши, ну, мальчишки из нашего класса, сейчас в таком возрасте, когда их возбуждает наша близость, им хочется до нас дотронуться, обнять, поцеловать.

— Не всем, — возразила Рита. — Имант, например, видит только свои камни.

— Знаешь, что еще мама сказала? Ласки и поцелуи рано или поздно приводят... — мгновение она, словно горячую картошку, катала во рту какое-то слово, а потом выпалила: — ...к половой близости.

— Взрослых иногда просто не поймешь, — Рита тяжело вздохнула. — А если, ну, просто очень хочется испытать? Помоги мне расстегнуть пуговицы на спине.

Она тщательно сложила бабушкин свадебный наряд И спрятала его обратно в коробку.

— Письма я снесу вниз, может быть, бабушка захочет почитать. Сундук оказался настоящим хранилищем сокровищ. Здесь нашлось длинное полотняное платье с кружевной отделкой и миллионом пуговок на спине, модные когда-то, шнурованные сапожки, юбка с воланами, атласная блузка, даже клетчатые мужские брюки и жилет, соломенная шляпа и элегантная камышовая тросточка.

— Давай переоденемся и удивим твоих, — предложила Марга. — Ты будешь дама, а я твой кавалер,

Весь вечер девочки изображали влюбленных начала века, цитировали благочестивые советы и читали стихи из «Письмовника о любви». Отец Риты и бабушка смеялись от души.

— Молился разным я богам.

Не зная тайны божества.

Но, ах: к Твоим припав ногам,

Других богов забыл я множество,

В тебе узрев богоподобья тождество.

— декламировала Марга, опустившись перед Ритой на одно колено и играя тросточкой. Шляпа скрывала волосы, и издали девочка напоминала знаменитого французского эстрадного певца Мориса Шевалье, которого бабушка когда-то видела в Париже.

Рита, приподняв длинную юбку, так что стали видны шнурованные ботинки, громко нюхала бумажную розу и произносила в ответ;

— Время расстелется, боли уймет,

Ведь время — целитель недуга,

Ненастье страданий собой изживет,

И мы позабудем друг друга

В том дне, что за этими днями придет.

— Неужели когда-то объяснялись в любви такими словами? — удивлялась бабушка, утирая выступившие от смеха слезы.

Вечером, когда Рита зашла к бабушке сказать «спокойной ночи», старушка читала старые письма.

— Это дедушкины?

— Да, детка.

— И он о любви пишет такими же словами, как в этой старой книге?

— Нет, детка. Подлинная любовь находит свои слова — настоящие, единственные.

— Сколько тебе, бабушка, было, когда ты в первый раз влюбилась?

— Шестнадцать. Шла война. Оказались мы среди беженцев, в Москве. Я затерялась в толпе, отстала от родителей и осталась одна, без денег, без еды. Стою на вокзале, плачу. И тут подходит ко мне парень. «Невеста уже, а нюни распустила, — посмеялся он надо мной. — Я тоже один, а разве плачу?» Вместе мы разыскали моих родителей через комитет беженцев, а через год сыграли свадьбу. Твой дед был латышский стрелок. На другой день после свадьбы пошли на штурм Кремля. Было это в дни Октября.

— И ты тоже?

— И я тоже, с винтовкой в руках, рядом с мужем.

— Значит, это была большая любовь. А как узнать, по-настоящему любишь или просто так, понарошку? — Рита забралась к бабушке под теплое одеяло.

— Нелегкий это вопрос, детка. Многие не могут отличить настоящую любовь от минутного увлечения и дорого за это расплачиваются — несчастной жизнью, подорванным здоровьем, страдают дети, которые растут без отца. Настоящая любовь бескорыстна, она думает о том, чтобы другому было хорошо, радостно, чтобы другой был счастлив. Таким был мой муж и твой дедушка.

Рита порывисто вздохнула.

— Что гнетет тебя, почему так тяжко вздыхаешь?

— Знаешь, бабушка, я наверное влюбилась. Только ты никому-никому не говори, даже Марге. Мне нравится один мальчик из нашего класса — Петерис. Он всегда такой вежливый, стеснительный, пишет стихи и самые хорошие сочинения. Но ему нравится Даце. Такие, как я, ни одному мальчику не нравятся.

— Чем же ты не хороша? — удивилась бабушка.

— Почему я не умею петь так, как Байба? Или не так красива, как Анна? Даже на пианино толком не получается, тренканье какое-то выходит. Если бы ты слышала, как Аллегро играет! Я такая несчастная! — Рита уткнулась в подушку и горько зарыдала.

— Твоя любовь еще на вершине березки качается. Придет парень, стройный, как тополь, положит ее тебе на ладонь, и засветишься ты вся, запоешь. Сумей только дождаться настоящей.

* * *

— У моей мамы в театре блат, — похвасталась Санита в понедельник утром. — Ей пообещали любой костюм на выбор. Я еще не решила, что лучше — наряд королевы или маркизы. Мама считает, что в наряде королевы я буду слишком выделяться. А как по-вашему?

— Валяй, напяливай, — бросил Клав, проходивший мимо. — Гордиться-то тебе больше нечем, только тряпками и остается.

— С придурками не разговариваю, — отрезала Санита. Близнецы, как обычно, ходили в обнимку и таинственно молчали.

— Какой интерес, если все маски будут заранее известны, — отбивалась Рита от любопытных. — Аллегро, оставь для нас в программе небольшой номер.

— Я умираю! — Юрис расслабленно опустился на парту. — Это уже третья заявка.

— А что еще?

— Получил записку от какой-то цыганки. Просит подготовить номер из «Кармен» Бизе. Объявился фокусник. Ему подавай легкую приглушенную музыку. Надеюсь, вы-то обойдетесь без сопровождения?

— И не надейся! — осчастливила его Марга иронической улыбкой. — Для нас, пожалуйста, дуэт из оперетты Кальмана «Сильва».