Приемная мать - Раннамаа Сильвия. Страница 31

Я, правда, сказала журналистам (их было целых двое, один то и дело щелкал фотоаппаратом), что пьеса — это, в общем, очень старая история о Бело­снежке, и я только переделала ее применительно к на­шей школе и жизни. И призналась также, что с демон­страцией мод нам очень помогла учительница рукоде­лия и что очень много идей я позаимствовала у своей мачехи. И все-таки меня хвалили. Сверх всякой меры и незаслуженно. Журналист даже посоветовал мне са­мой что-нибудь написать для их газеты. Я не знаю — надо будет подумать.

Но Анне выглядела в моем платье очаровательно! Она была рядом со Свеном настоящей принцессой. И как она играла! Именно благодаря ее игре пьеса ка­залась не такой, как обыкновенная «Белоснежка». И гномов тоже не в чем упрекнуть. Они были просто прелестны. Марью сияла своей застенчивостью. А Сассь и на сцене была верна себе и очень мило хмурилась. Все громко аплодировали, и большие, и маленькие.

Я, как всегда, возвращалась вместе с малышами. Как мне в этот вечер хотелось танцевать! Так хотелось владеть этим искусством, таким доступным всем осталь­ным. Когда мы спускались с лестницы, я подумала: был бы у меня крошечный хрустальный башмачок и я по­теряла бы его, убегая... И тогда...

Ох, все-таки старые сказки повторяются. В новых изданиях и с новыми героями. Я как раз умывалась вместе с малышами, собираясь ложиться спать, как вдруг появилась Роози и позвала меня в переднюю. Там она молчапередала мне сложенное письмо. Я развер­нула его и прочла:

«Золотко, куда ты исчезла? Разве я плохо сыграл свою роль? Почему я не нахожу любви в твоих прекрас­ных глазах? Жду в награду от моей настоящей (это слово было трижды подчеркнуто) принцессы хотя бы один танец.

Твой покорный слуга, известный принц неизвестной страны С.»

Ой, что за день сегодня! Неужели этот мальчик умеет так писать? И еще мне! Совсем не плохо быть чьей-то принцессой, пусть это даже праздничная шутка.

Но во всем этом была лишь одна беда. Я не могла принять лестное приглашение принца. Роози стояла, теребя свою косу, и разглядывала висящие в углу пальто и шапки.

— Скажи... это тебе передал Свен?

— Да... и он внизу ждет ответа.

Конечно, я должна по крайней мере хоть ответить. Как-то объяснить свой отказ.

— Знаешь, я ужасно устала. Наверное, я еще не сов­сем оправилась от болезни и... скажи ему, пожалуйста, что у меня болит голова. Что я уже в постели. Ска­жешь? Я и правда уже ложусь.

Роози кивнула головой и повернулась к выходу.

— Роози, подожди! Постой! Знаешь, я хотела еще сказать, что... ну, ладно, иди. Ах да, ты никому не скажешь об этом письме?

По лицу Роози скользнула тень. Как я могла быть такой глупой! Даже Свен знал, кого выбрать для этой миссии, а я...

Когда все девочки вернулись с вечера, у нас начался шумный обмен впечатлениями. То и дело слышалось: «Девочки, вот это был вечер», «Это была прекрасная идея устроить кукольную выставку», «Лучше всех была Сассь!», «Ну, а Анне как же!» «Да и Марью была, что надо!», «До чего красива была Тинка!», «И вся пьеса просто прелесть!», «Девочки, вы заметили, что мамам больше всего понравилось то место, где эта народная песня. Многие даже прослезились», «Мальчишки чуть не лопнули от зависти, когда директор похвалил дево­чек» и т. д. и т, д.

Бесчисленные похвалы, восторженные возгласы праздничным серпантином вились в нашей комнате. Радость по поводу удавшегося вечера была так велика, что даже Веста выглядела сегодня как обыкновенная, веселая семнадцатилетняя школьница!

Ведь в речи похвалили нашу группу отдельно, как инициатора заботы о малышах, о том, чтобы исправи­лось их поведение и был организован их досуг, и имя Весты, как старосты группы, конечно, было упомянуто. Кроме того, ее пионерский отряд получил специальный приз за изготовление кукольной мебели. Эти вещички трудно сделать лучше. Во всяком случае, десяти-четырнадцатилетним ребятам, которыми руководит старшая девочка, сама обучающаяся этому делу. Злые языки говорят, будто бы Ааду заглянул раз в мастерскую, но Веста пригрозила облить его столярным клеем, если он сейчас же не уберется.

Вообще-то вся эта кукольная затея здорово удалась, и у меня нет никаких причин стыдиться ее. На вы­ставке гости задерживались и у стола ребят моей группы. Там на самом видном месте красовался ма­ленький конькобежец в светло-зеленом костюме, в крошечных коричневых фетровых сапожках, на конь­ках из серебряной бумаги.

Гости восхищались куклой-мальчиком и его модными костюмами, сделанными в бригаде Лики, и «приданым малютки», связанным малышами под руководством Марелле Но больше всего пожалуй, охали у стола, на котором были разложены праздничные кукольные на­ряды, сшитые в пионерской группе, где шефствует Тинка. Там была тафта, кружева, бусы и даже меха, совсем как на картинках из модного журнала, только все крошечное и потому особенно очаровательное. И правда, это большое искусство — сшить красивый и модный костюм, когда модель обыкновенная малень­кая кукла с выпуклым животиком и неуклюжими ручками и ножками.

Пришедшие к нам родители и другие гости были приятно удивлены всем увиденным, мы сами, как «модельеры» и «руководители», были в восторге, в восторге были и пионеры, принимавшие участие во всех делах, но больше всего радости было на лицах тех, для кого все это предназначалось. Пока все эти поделки еще не отдали им, потому что наша кукольная выставка в дни школьных каникул будет открыта для посетителей, но сразу после каникул будут выданы призы.

Самым большим событием на танцах было поведе­ние Свена, который в самом начале протанцевал с Анне два танца, а потом бесследно исчез.

Снова дома. На каникулах. Сестренка — прелесть. Но если быть совсем честной, то Марью и Сассь мне ничуть не менее дороги. И мачеха уж слишком много говорит мне о необходимости обращаться с сестренкой бережно. Как будто я сама не знаю, что детей нельзя брать на руки, если только что пришла с улицы, и что прежде чем подойти к ней, нужно вымыть руки, и что целовать ее не следует.

Ну вот. Значит, я снова дома, а ведь только сегодня утром я была там, в моем втором доме, а потом мы все вместе ехали в поезде и было очень весело, и так шумно, словно кроме нас больше никого на свете нет.

Я заметила, что Свен Пурре дуется на меня. Мне это было немножко неприятно и даже грустно, но чем я могла поправить дело? В поезде, когда на промежуточ­ных станциях вышло большинство ребят и нас, ехав­ших до конца, оставалось совсем мало, я вышла в там­бур к окошку. Свен вышел за мной.

— По-видимому, сегодня у тебя голова не болит?

Я наклонилась еще ближе к окну, словно решила непременно пересчитать все придорожные телефонные столбы. Но боюсь, что он заметил, как я покраснела. Отвечать я не стала. Да и какой ответ может быть у лгуньи? Свен спросил, наклоняясь ко мне:

— Скажи, почему ты так поступила?

Ух, у меня не осталось и следа от радостного чув­ства, как было вчера вечером, когда я читала его письмо. Было только неловко. Мы стояли рядом, и я взглянула прямо ему в глаза. От его взгляда я очень смутилась и тут же возненавидела себя за это смущение.

Попыталась перевести разговор:

— Я не успела тебя похвалить. Ты замечательно сыграл принца, — пошутила я. — Ты и сам настоящий принц.

— Не правда ли? Ты тоже находишь. Мне это не раз говорили. Я думаю, это дело привычки. Я еще во вто­ром классе играл принца.

Он тоже только пошутил, но что-то в этой шутке задело меня. Во всяком случае, лучше не иметь дела ни с кем из мальчишек, кроме Урмаса.

— Кадри, ведь я нравлюсь тебе?

Пусть это была просто болтовня, но я все-таки пред­почла бы другие шутки. И, главное, я не умею отвечать на такие вещи, даже если они говорятся в шутку, Свен, разумеется, по-своему объяснил мое смущение и сразу предложил:

— Ты должна вознаградить меня. Сходим на кани­кулах куда-нибудь вместе. Куда бы тебе хотелось пойти?