После первой смерти - Блок Лоуренс. Страница 11

Да и вообще смошенничать подобным образом проще простого. Пьяные простодушные моряки были легкой поживой, но, даже будь они старше и трезвей, это вряд ли бы что-то изменило. В первый раз на этом попадаются почти все.

Много лет назад я сам потерял так тридцать долларов. Теперь я вернул девяносто, шестьдесят долларов чистого выигрыша. Отпускай хлеб твой по водам...

Глава 7

Отель находился на Тридцать седьмой улице, между парком и Лексингтон-авеню. В номере 401, в ванной, висело зеркало, и в нем отражалось лицо, которое, без сомнения, очень походило на мое.

В то же время были некоторые отличия. Я сохранял сходство с собой, но потерял сходство со своим словесным портретом. Мои волосы, обычно темно-русые, теперь скорее напоминали цветом полинялую серую тряпку. Я испробовал все; наконец с помощью бритвы мне удалось сделать себе что-то вроде залысин. Всеми необходимыми принадлежностями я обзавелся в круглосуточной аптеке.

Лицо в зеркале было лицом, которое, наверное, будет у меня лет через десять — пятнадцать. Если, конечно, я столько проживу.

Я не думал, что смогу уснуть. Когда я закончил свою работу стилиста-любителя, город за окном зевал, нетерпеливо ожидая начало нового рабочего дня. Я рухнул на кровать, закрыл глаза и постарался привести в порядок мысли. Но едва я приступил к этому, меня сморил сон. Я проспал как убитый больше десяти часов.

Проснувшись, я снова посмотрел на себя в зеркало. Я оброс щетиной, и у меня вдруг мелькнула мысль отпустить бороду или усы. Идея эта показалась мне неудачной — мужчины с бородой или усами больше привлекают к себе внимание, люди тут же невольно пытаются представить себе, как этот человек выглядел бы без растительности на лице. А я хотел быть как можно незаметнее. Перед тем как снять комнату в гостинице, я купил на улице номер «Ньюс» и тщательно изучил снимок, который был помещен под заголовком УБИЙЦА ДЕВУШЕК СНОВА ПРИНИМАЕТСЯ ЗА СВОЕ! Это была одна из фотографий, сделанных в момент моего освобождения из тюрьмы (тогда заголовок звучал иначе: УБИЙЦА ПРОСТИТУТКИ СНОВА НА СВОБОДЕ), и лицо на ней мало походило на мое. А с седыми волосами, слегка сутулый, с медлительной, старившей меня походкой шансы остаться неузнанным увеличивались.

Я вышел из гостиницы и съел яичницу с сосисками в кафе за углом. В гостинице я заплатил за неделю вперед — что-то наврал им про то, что в авиакомпании перепутали и мой багаж по ошибке погрузили не на тот самолет. В кафе я заставил себя не торопясь выпить вторую чашку кофе, изо всех сил подавляя горячее желание поскорее укрыться в безопасном месте — в своем номере. В конце концов, гостиничный номер не может надолго гарантировать мне безопасность. И лучше из убежища превратить его в оперативный центр. Бессмысленно ждать, пока полиция поймает убийцу. Я сам должен найти его, и чем дольше я медлил, тем, определенно, труднее делалась моя задача.

Кто же это все-таки?

Тот, кто меня ненавидит. Тот, кто хочет от меня избавиться. Тот, кто сможет унаследовать мои деньги, получить мою работу или увести мою жену — как только ловко уберет меня со сцены.

Но ни жены, ни работы у меня не было и денег тоже было немного. У меня не было врагов. И друзей, которые могли быть тайными врагами. И не было женщины, которая хотела бы мне отомстить. Я ни для кого не представлял угрозы, ни для кого не служил препятствием, не был посвящен ни в чьи секреты, не был ничьим любовником. Меня фактически не существовало.

Несколько лет назад, конечно, все было иначе. Я был подающий надежды молодой профессор, с наполовину написанной книгой и уже кое-какой известностью в академических кругах. У меня была жена, друзья, я был личность. Но теперь...

И тут забрезжил свет. С минуту я сидел как оглушенный. Потом наконец встал, бросил несколько монет на пластмассовый столик, прошел со своим чеком к кассе. Расплатился, вышел. Полуденное солнце ударило в глаза. Не купить ли темные очки для завершения маскарада, мелькнула у меня мысль. Или они скорее привлекут ко мне внимание? Решение этого вопроса можно было отложить, а теперь мне предстояли другие, намного более важные дела.

Как же я не подумал об этом раньше? Невероятно. Хотя если разум человека самым замысловатым и хитроумным способом поставили в условия, когда он вынужден принять что-то как данность, впоследствии он далеко не сразу готов поставить этот факт под сомнение.

Я шел. Полицейский бросил беглый взгляд в мою сторону и тут же снова вернулся к своим обязанностям по регулировке движения. Под его взглядом мне стало неуютно. Я опустил голову, сосредоточился на походке, мои плечи ссутулились, голова опустилась, я передвигал ноги медленнее, чем обычно. Я прошел до своего отеля и, миновав его, повернул за угол и направился в сторону центра.

Из телефона-автомата на углу Четвертой авеню и Двадцать пятой улицы я позвонил человеку, который находился за много миль оттуда. Мне приходилось слышать, что большинство платных телефонов на Манхэттене прослушиваются, но вряд ли это могло быть для меня опасно. У полиции просто не хватило бы людей круглосуточно прослушивать все звонки. Мне было наплевать.

Я узнал нужный мне номер в справочной и тут же набрал его, надеясь, что тот, с кем я хочу поговорить, в своем кабинете. Так и оказалось.

— Начальник Пиллион, это Алекс Пенн, — быстро сказал я, — мне нужно с вами поговорить, я не убивал ту девушку, я вообще никого не убивал...

— Где ты, Алекс?

— В Чикаго. — Не доверять никому и никогда. — Я должен...

— Тебе лучше сдаться, Алекс.

— Я не убивал ту девушку, начальник. Меня подставили. Я не могу этого доказать и вряд ли могу рассчитывать, что мне кто-нибудь поверит, но я знаю это. Я видел, как ее убивали, а потом я отключился. Черт возьми, я это помню. И...

— Полиция будет...

— Полиция бросит меня в камеру. На их месте я поступил бы так же. Вы ведь не верите мне, так?

— Послушай, я...

— Вы мне не верите, и это понятно. Начальник, я только прошу вас, выслушайте меня, дайте мне минуту, это все. Я знаю, что не убивал эту девушку. И первую тоже, Евангелину Грант. Я никогда не мог поверить, что это дело моих рук, я ничего не помнил, и вот все опять повторяется. Уверен, меня подставили. А сейчас подставлять меня просто нет смысла. Я никто, и звать меня никак. Но раньше я был человеком и у меня была жизнь, и тогда меня подставили, какой-то мерзавец подставил меня, и вот позапрошлой ночью все опять повторилось...

— Чего ты ждешь от меня, Алекс?

— Не знаю.

— Я могу лишь предложить тебе сдаться. Ты это знаешь.

— Да.

— Но конечно, ты не обязан делать то, что тебе говорят.

— Спасибо, начальник.

— Будь очень осторожен. Напрасно не рискуй. И... и не делай глупостей. Не пей. Но, впрочем, ты сам все это отлично знаешь.

— Знаю.

— И я так думаю. Для протокола: я тебе не верю. Я уверен, что ты убил Евангелину Грант и что ты убил Робин Канелли. Не сомневаюсь, что ты очень опасен. Иначе я думать не могу, и ты это знаешь.

— Да.

— Надеюсь, что я ошибаюсь. Зачем ты мне позвонил?

— Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Мне кажется, я схожу с ума. Я должен был с кем-нибудь поговорить. И я сразу подумал о вас.

— Помогло?

— Пожалуй, да...

Раздался голос оператора, я услышал, что мои три минуты истекли. Мелькнула мысль, сможет ли он проследить звонок. Это было возможно: оператор был здесь же на линии, и установить, откуда сделан междугородный звонок, не составляло труда, даже если связь уже прервалась. Поставит ли он в известность полицию Нью-Йорка? Вероятно, хотя бы для того, чтобы обезопасить себя.

Он хотел, чтобы я оказался невиновен. Он даже хотел, чтобы я сам разобрался в ситуации. Но он все равно не поверил мне.

Но все изменится. Когда я найду подонка, который подставил меня, когда я прижму его к стенке, мне поверят.

Глава 8

Я сидел в своем номере и составлял план-конспект. Это была давняя привычка, еще со студенческих времен. Когда мне нужно было написать курсовую или план исследований, я беспорядочно записывал на листах бумаги слова, имена и фразы и подолгу сидел, уставившись в них, как Будда в свой пуп. Позднее я точно так же писал свои лекции. Такие записи помогали организовать мысли.