Джинкс - Блэквуд Сэйдж. Страница 3

Джинкс кивнул.

– Он привел тебя в лес, чтобы бросить здесь?

– Ага, – сказал Джинкс. – Наш дом принадлежал мне, да сгорел. А тут еще появилось новое дитя.

Джинкс не ждал сочувствия, поскольку никогда с ним не встречался. И все-таки реакция Симона слегка удивила его – известие, что Джинкса хотели бросить в лесу, вызвало у чародея улыбку. Ее сопровождало легкое голубое зарево удовлетворения.

И Джинкс с облегчением понял, что видеть чувства, которые испытывает чародей, так же легко, как и чувства других людей. Он давно научился пристально присматриваться к людям, внимательно слушать их. Джинкс полагал, что так делают все, что каждый способен видеть то, что видит он.

– Не думаю, что ты станешь сильно тосковать по нему, – сказал чародей.

Джинкс покачал головой: нет. Не станет. Бергтольда по большей части окружала красная туча гнева, которая предвещала побои. Но что же будет теперь?

– Ты с одной из прогалин? – спросил Симон.

А откуда же еще? Джинкс кивнул.

– Как она называется?

– Называется?

– Что, у твоей прогалины нет названия?

– Не знаю.

У других названия были, однако Джинкс ни разу не слышал, чтобы его прогалину хоть как-то называли.

– А найти ее снова ты сможешь?

Джинкс снова покачал головой: не смогу.

– Превосходно, – сказал Симон.

Он протянул Джинксу длинную худую руку. Джинкс никогда прежде чародеев даже в глаза не видел, и вот, пожалуйста, – один из них сам руку ему сует.

– Хочешь пойти со мной? – спросил Симон.

Начался снегопад. Близилась ночь, Джинкс слышал в окружавшем его лесу украдчивое шуршание, похожее на сдавленный смех. Чародей спас его от троллей. Но, может быть, он сам их и призвал?

– Почему тролли не забрали меня? – спросил Джинкс.

– Они тебя не увидели.

– Это было волшебство?

– Конечно. Так что, пойдем?

Джинкс понимал: когда наступит ночь, в Урвальде ему не уцелеть. Но чародеи – чародеи опасны.

– А ты не Костоправ? – спросил Джинкс. Костоправ был един– ственным чародеем, имя которого знал Джинкс. На его про– галине о Костоправе все говорили с ужасом, хоть никто его ни разу и не видел.

– Нет. Я не Костоправ. Я всего лишь Симон Волхв [4].

– Костоправ высасывает из людей души через соломинку, – сообщил Джинкс. – Ты тоже?

– У меня имеются кой-какие дурные привычки, – ответил Симон. – Но эта среди них не числится.

– А людей ты ешь? – спросил Джинкс.

– Ни в коем случае.

– Убиваешь их?

– Очень редко. И уж во всяком случае не маленьких мальчиков.

Мысли у чародея были зелеными и голубыми, они скользили одна вкруг другой, изворотливые, потаенные. Однако красными и злыми не были, а это уже кое-что. Да и Урвальд громоздился вокруг, готовый проглотить Джинкса с такой же легкостью, с какой проглотил его отчима.

– Уже почти стемнело. Идешь? – Симон снова протянул руку.

И Джинкс, сделав окончательный выбор, принял ее.

Глава вторая

Дом чародея

Вот так и получилось, что Джинкс поселился с чародеем (возможно, злым) и двадцатью семью кошками в огромном каменном доме, который одиноко стоял посреди собственной прогалины, охраняемый незримыми стражами: чудовищ они не подпускали к нему, зато пропускали кое-каких очень странных гостей.

Насколько странных, Джинкс понял в первый же вечер, после того как они с Симоном весьма удовлетворительно отужинали хлебом, сыром, солеными огурчиками, вареньем, яблочным сидром и тыквенным пирогом.

Они сидели за кухонным столом, который стоял поверх большой низкой каменной лежанки, занимавшей половину кухни и приятно согревавшей их ступни. Со стропил над их головами свисали связки лука, сушеных яблок и тыкв. И повсюду – на бочонках, на полках – лежали кошки, одна даже обернулась вокруг водяного насоса.

– Хватит, мальчик, оставь пирог в покое, а то объешься, – сказал Симон.

– Что ты собираешься сделать со мной? – спросил Джинкс. В то, что чародей не ест людей, он уже поверил – в доме хватало еды повкуснее. Однако полагал, что Симон собирается использовать его для чего-то… возможно, чего-то недоброго.

– Сейчас? Отправить в постель. А завтра – приставить к работе, – ответил Симон.

Однако некая часть Симона словно увиливала от этих слов – так, будто они были правдой, да не всей.

– Пошлешь убивать твоих врагов? – поинтересовался Джинкс.

– Нет, от столь ужасной участи я своих врагов, пожалуй, избавлю.

Джинкс рассердился, он не любил, когда над ним подшучивают.

– Каждый, кто берет меня к себе, умирает.

– Полагаю, что да – со временем, – сказал Симон. – Сомневаюсь, однако, что тебе удается ускорить этот процесс. Ты действительно думаешь, что, если я отправлю тебя к Костоправу, он тут же рухнет замертво?

Костоправ был врагом грозным. Джинкс почувствовал облегчение, услышав, что с ним ему дела иметь не придется. И все же…

–?Но ведь на мне проклятье лежит.

–?Нет на тебе никакого проклятья. Выбрось эту глупость из головы.

– Почему ты не боишься Костоправа? – спросил Джинкс.

– А откуда ты знаешь, что я его не боюсь?

– Вижу, – ответил Джинкс, удивленный вопросом, ответ на который был ясен и так. Стоило лишь упомянуть Костоправа, и мысли каждого человека зеленели от страха. У всех появлялось в головах зеленое, похожее на бутылку пятно, как если бы страх перед Костоправом приходил ко всем одинаково, в виде одной и той же мысли.

– Вот тебе бояться Костоправа стоит, – сказал Симон. – Что бы ни случилось, даже близко к нему не подходи.

Тут-то и раздался стук в дверь.

Симон негромко выругался и пошел открывать. Джинкс потащился следом.

Ночь снаружи была лиловая. Снежный шквал налетел и улетел, оставив после себя женщину, – она стояла, опираясь на маслобойку [5] и улыбаясь.

– Дама Гламмер [6], – произнес Симон. – Милости прошу.

«Дама» – это титул ведьмы, так же как «Волхв» – чародея. Джинкс уставился на нее во все глаза. Ведьма ответила ему тем же. Ее маленькие, колючие глазки, казалось, смеялись над Джинксом. Нос занимал на лице Дамы слишком много места. Ее буйные седые космы, стянутые кверху и кое-как заколотые двумя длинными вязальными спицами, походили на гнездо лесной птицы. Она выпуталась из нескольких отсыревших накидок и сложила их, одну за другой, на руки Джинксу.

– Ах, какой аппетитный маленький бурундучок, Симон! Где ты его раздобыл? Он твой собственный?

Мало ему было чародея, так теперь еще и ведьма – все хуже и хуже. Джинкс покосился на дверь. Снаружи Урвальд, снег и тролли. Внутри – двое волшебников.

– Его зовут Джинксом, – сказал Симон.

– Как мило! Ужасная ночь для путника, Симон, даже если у него есть маслобойка.

– Тогда, полагаю, тебе лучше остаться у меня, – сказал Симон, окутавшись коричневым облачком досады, которая, впрочем, в голос его не проникла. – Присядь, выпей сидра. Пойдем, Джинкс, поможешь мне подготовить гостевую комнату.

Вслед за Симоном Джинкс поднялся по приставной лестнице на чердак, там они собрали одеяла и простыни.

– Никогда не суйся в ту дверь, Джинкс, – сказал Симон, указывая в дальний конец чердака. – Как раз на землю и свалишься.

Они устроили Даму Гламмер на ночлег в самом низу северной башни. Потом поднялись по винтовой лестнице, – кошки так и вились между ног Джинкса, очень им хотелось, чтобы он споткнулся, – и оказались в комнате с еще одной постелью. Симон свалил на нее охапку одеял.

– Предлагаю тебе постелить постель и лечь, – сказал Симон. – Спокойной ночи, Джинкс.

Но Джинкс решил его предложение не принимать. Надо было выяснить, что задумали двое волшебников. Откуда ему знать, может, они собираются превратить его в жабу и сварить из нее колдовское зелье. И Джинкс снова прокрался вниз, стараясь не дышать – из страха, что его услышат.