Пироскаф «Дед Мазай» - Крапивин Владислав Петрович. Страница 30

— Наверно, стрельба из кольта породила в содержимом свёртка боевой дух… — догадался капитан.

— Не знаю, что породила… Я-то был совсем не такой. Рыхловат, ленив и, по правде говоря, трусоват даже. Боялся с двухметрового трамплина в бассейн прыгнуть, не то что с башни на драндулете с крыльями… Ну, ты, наверно, помнишь…

Капитан деликатно не стал вспоминать боязливость будущего герцога.

— Слушай, а как этот герой оказался у пиратов?

— После истории с полётом!.. Дудка был у меня в гостях… Ну, по правде говоря, мы иногда объявляем перемирие. Их база недалеко отсюда, на островке Тюленье Брюхо. Между нами и Брюхом тайный ход под руслом. Дудка иногда заглядывает ко мне сыграть в шахматишки, поболтать. Рассказывает, что хочет устроить у себя корабельную школу и перестать пиратничать. Говорит, что с детства мечтал стать педагогом, как наш учитель физкультуры, Бантик была его фамилия. Помнишь?

— Ещё бы! Такие пинки раздавал…

— Ну, вот… Меня и дёрнуло за язык: «Уно, — говорю, — возьми на воспитание моего оболтуса! У вас там флотская дисциплина, суровые порядки. В случае чего можешь и линьками вздрючить…» Дудка руки потёр: договорились, мол. А наследничек поначалу тоже обрадовался: морская романтика, абордажное искусство, паруса… Первый день все шло хорошо: учил морские узлы и сигналы, даже палубу драил. А потом заскучал, и — началось! Цирковая макака в стаде гиппопотамов, которые боятся щекотки. Двое дезертировали на вторые сутки… Дудка вспомнил мои слова о линьках и велел боцману принять меры… Потом звонит. Пришлось тайно посылать придворного врача, господина Отто Брештука. Оказалось, мальчик показал боцману приёмчик под названием «Ножницы красотки Джолли».

— С ума сойти! Где он его освоил? — изумился капитан. Приёмчик был ему известен.

— Леший его знает! Наверно, среди караульных гвардейцев, он у них любимчик… Перелома у боцмана не случилось, но вывих крепкий, пришлось загипсовать…

— Слушай, Вить, может, мальчонке нужен женский глаз и ласка? Ты больше не пробовал искать подругу жизни?

— Нет, Полли. Я не из тех, кто делает одну глупость дважды…

— А я делал её пять раз. И всегда с грустным результатом. Хорошо, что дети не завелись, а то куда бы я с ними? Только и есть у меня двухголовая птица…

— Я читал в репортажах, что этот мальчик, Том, — приютское дитя. Счастливый билет и все такое…

— Вроде того… Теперь уже будто одна команда. Наверно, запечалимся мы с Донби, когда придётся возвращать в детдом.

— Так не возвращай!

— А куда девать? Я сам-то бесприютный. Найти зимний курятник для Донби и то проблема… Да и не отдадут мальчишку чиновники.

У герцога было добродушное, похожее на мятую диванную подушку с голубыми пуговицами лицо. Но сейчас оно стало серьёзным

— Поликарп Поддувало, — сказал Генрих Виктуар. — В твоём распоряжении независимое герцогство Колосовско-Забодайское (и Евро-Азиатское). В нем соблюдаются все права экстерриториальности и закон о политическом убежище.

— И даже есть пограничная стража с кольтами, — усмехнулся капитан.

Генрих Виктуар сказал, как в школьные годы:

— Типа того…

Столица герцогства была красива, но совсем не велика. Юга и Сушкин прошлись по старинным улочкам, похожим на декорации к сказке о трёх толстяках. Покрутились на водной карусели с тугими фонтанными струями.

Сушкин так радовался встрече с Югой, что его печаль о Кате поугасла. Нет, не забылась, но стала просто воспоминанием. Он рассказал о девочке и песне Юге — честно так, будто давнему другу, — но получился обычный рассказ — хороший, однако без горечи и тревоги.

Похоже, однако, что Юга кой-какую тревогу уловил. Потому что сказал:

— Ничего, венсеремос…

— Юга, ты откуда знаешь это слово? Оно ведь из песни!

— Да её везде поют! Даже у Дудкиных пиратов! Все разносится в один миг. Потому что сжатые расстояния…

— Как это?

— Кажется, что пути длинные, потому что по извилистым рекам и протокам. А если по прямой — все близко.

— Теперь я понял! А раньше удивлялся: как это мы первый раз повстречались за сто километров отсюда, и ты вдруг здесь!

— Если глянуть с высоты, можно всю округу увидать, как на ладони. И города, и Дельту, и Западный залив! Хочешь посмотреть с башни?

Слазили на старую сторожевую башню (ту самую!) Юга сказал, что в ней водятся привидения, но сейчас они на каникулах. А когда спустились, увидели, что на ближней лужайке готовится футбольная игра. Собрались две команды — одна с Придворцовой улицы, другая из Рыночного переулка. Придворцовые сразу закричали:

— Юга, давай с нами!

— А это Том, — сказал Юга. Не забывайте, мол, о вежливости.

— А мы знаем! Том, привет. Классно вы вломили сегодня Дудке!

Ну и пошла игра!

Только сейчас понял Сушкин, как он соскучился по футболу. Было почти так же, как на детдомовском пустыре за гаражом. Те же крики и топот, те же ошмётки травы над головами, те же ссадины на ногах, те же ломкие сорняки под подошвами… И тот же азарт — будто на стадионе в Рио-де-Жанейро или в Калачах, где Донби столь горестно продул свой матч. И головки репейника в волосах. И всякие досадные случаи. За них судья назначал штрафные удары.

Судьёй был длинный парнишка лет четырнадцати по прозвищу Цирюльник — сын местного парикмахера. Строгий такой. Когда самый маленький игрок, семилетний Маркушка, своим большим не по росту башмаком саданул Юге по ноге, Цирюльник безжалостно назначил виноватой команде одиннадцатиметровый (вернее, одиннадцатишаговый) удар. Счёт сделался пятнадцать — четырнадцать в пользу придворцовых, и тут кончилось время.

Маркушка, виноватый в проигрыше Рыночной команды, тихонько плакал в сторонке. Его утешала растрёпанная девчонка, которая тоже была среди игроков. Юга, прихрамывая, подошёл На его ноге, выше отогнутого голенища, проступали сквозь белую материю капельки крови.

— Не горюй, — сказал Юга. — Подумаешь, проиграли. Это Цирюльник виноват, такой придира…

Девочка концом косынки вытерла Маркушке глаза.

— Юга, он не потому, что проиграли. Ему кажется, что ты на него рассердился. Я говорю, что Юга никогда не сердится на маленьких, а он все равно боится…

Юга оглянулся на Сушкина, шагнул к Маркушке, нагнулся, стал что-то говорить ему на ухо. Тот недоверчиво улыбнулся…

Потом пошли во дворец: там, наверно, их ждали к обеду.

— Ох и ободранные мы, — боязливо сказал Сушкин. — А у вас, наверно, это… дворцовый этикет…

— Да! Заскочим ко мне!

Дворец был небольшой, похожий на старинное здание детской библиотеки города Воробьёвска. С кирпичными узорчатыми карнизами и башенками. Покои юного герцога располагались в невысокой пристройке. Окна были открыты, наследник и гость проникли через них в комнату. Посреди неё стоял большущий глобус, опоясанный латунными обручами. По углам были разбросаны части рыцарских доспехов, на столе блестел широченным экраном компьютер. Сушкин завертел головой.

— Том, потом осмотришься, пошли умываться…

В ванной с белыми рыбами на синем кафеле смыли пыль и глиняные крошки, залепили пластырем Югину ссадину. Юга принёс чистую одежду — почти такую же, какая была раньше, только без якорька на футболке.

— А бескозырки нет, почисти эту…

Сушкин похлопал бескозыркой о каменный пол с узорами.

Юга оделся опять по-придворному, только вместо сапожек — туфли с пряжками, а вместо драной тельняшки — лиловая бархатная курточка с пышными накладками на плечах. Сушкин не удержался, спросил:

— Ты всегда ходишь в дворцовых нарядах?

— Не всегда, но часто… А что? Мне нравится быть наследником. Папочка сомневается, что я его сын, однако другого-то у него все равно нет… — Заметная грустинка проскользнула в голосе Юги. Но он тут же встряхнулся. — Можно ещё и это надеть! Ради нынешнего приёма… — Он сдёрнул со стены маленькую, сверкнувшую позолотой ножен шпагу. Перекинул через плечо расшитую перевязь.

— Ух ты! — сказал Сушкин. — Можно посмотреть?