Девочка Прасковья - Лимонов Анатолий Иванович. Страница 33

Путь до поселка, который

мы планировали преодолеть за час-полтора, на самом деле оказался куда более

длинным. Почти вдвое! Ходить по лесным дорожкам — это занятие не из легких.

Пока мы преодолевали древесные завалы, обходили колкие заросли, озерца да

болотца, времечко и ушло. К тому же под конец пути набрели на малинник. Там, уставшие, малость подкрепились. И в завершение всего чуть отклонились от

маршрута и вышли к поселку с его другого конца. И то еще хорошо, что нас

поправили собаки, брехавшие где-то среди домов, а то бы мы могли забрести и

гораздо дальше от намеченной цели. Раздвинув поросль соснового молодняка, мы

оказались перед крайним домом. Обычная деревенская изба, собранная из

почерневшего от времени кругляка, с маленькими мутными окошками, с обилием

надворных построек и обязательной банькой. Но двор оказался густо заросшим

бурьяном. Людей нигде не было видно, домашних животных тоже не встретили. Лишь

в отдалении вяло тявкала собака. Мы взошли на крылечко. Дверь дома была на

замке. Через давно не возделываемый огород прошли к следующей усадьбе. Та же

картина! Тут двери вообще были заколочены досками. Не оказалось жильцов и в

трех других домах. Наконец мы вышли на главную улицу поселка. Впереди виднелось

несколько бараков, магазинчик с покосившейся вывеской, конторка, здание клуба и

далее шли еще дома, до самого леса. В целом, это было совсем небольшое селение: домов так двадцать, не считая хозпостроек и пилорамы.

Двинулись к центру на

небольшую пыльную площадку, окруженную могучими кедрами, под которыми стояли

серые скамьи-диванчики для отдыха в тенечке… За деревянным забором правления

виднелась голубая кабина грузовика с железной будкой. Людей по-прежнему нигде

не было, и какое-то странное волнение стало одолевать нас. Но ничего, думал я, все люди сейчас еще на работе в лесу, детвора — если такая тут имеется —находится в летних лагерях и в городе у родственников отдыхает. Небось, остались одни старики, которые дрыхнут себе в уютных избенках, оседлав русские

печи. Дверь в магазинчик была открыта настежь. Ветер лениво перекатывал по

площадке пустую пивную жестянку и грязный пакет из-под кефира.

— Пойдем в контору! —

предложил я. — Там обязательно должен быть кто-нибудь: дежурный или сторож! И

телефон у них имеется. Позвоним своим да и будем тут в парке дожидаться

спасателей.

Однако едва мы

приблизились к центру, как откуда-то из-за магазина внезапно вылетела огромная

свирепая собака. Увидев нас, ощетинилась и разразилась звонкой псиной бранью.

Потом смело кинулась вперед, поднимая пыль могучими лапами. Пашка ойкнула и

спряталась за меня, а я машинально замахнулся бутылкой. Пес в одиночку атаковать

не решился и остановился в некотором отдалении, яростно гавкая и призывая

подмогу.

— Пшел прочь! — крикнул

я и снова махнул рукой.

Но собака только еще

больше разозлилась. На помощь к ней с разных сторон спешили еще пять-шесть

разнокалиберных и разномастных лаек. Холодок страха невольно пробежал по моей

спине. Я огляделся. Деваться-то нам было некуда! До открытых дверей магазина

добежать не успеем; взобраться на кедры невозможно: очень гладкие стволы с

мелкими сучьями; до ближайших домов метров пятьдесят-шестьдесят… А свирепая

свора уже грозно надвигалась на нас, с каждой секундою становясь все опаснее и

опаснее. Глаза собак горели, шерсть встала дыбом, из огромных клыкастых пастей

летела слюна… Подняв дикий лай и рев, псины подошли совсем близко и стали нас

окружать, готовясь к атаке. Вы знаете, ребята, тогда я действительно не на

шутку испугался. Никогда еще мне не было так страшно, даже в вонючей трясине!

Там у меня был еще хоть какой-то шанс, но теперь мы уже ничего не могли

противопоставить этим грозным псам, считавшим себя здесь полноправными

хозяевами. А что, если они сейчас кинутся все одновременно с четырех сторон и

начнут нас терзать? Положение было безвыходным. Где же люди?! Неужели никто

ничего не видит и не слышит? Продавец, например, дежурный в правлении, хозяева

вон того большого дома, чьи окна выходят прямо на площадку. Да из барака видна

вся улица… Но никто не пришел нам на помощь, никто даже не попытался унять

псов, никто, похоже, вообще не обратил никакого внимания на наше появление в

поселке и на все происходящее теперь на его центральной площади-парке. Улица

была пуста, и только ленивый ветер раннего вечера гнал по ней легкую серую

поземку. Пашка прижалась ко мне всем телом, обхватила руками за талию. Я

чувствовал, как трепещет от ужаса ее сердечко, как дрожат руки и ноги. Своего

же сердца я вообще не ощущал, оно то ли остановилось от страха, то ли ушло в

другие утолки тела — туда, где, надеялось, его не смогут достать острые клыки

кровожадных полканов. От ужаса, отчаяния и безысходности я издал вопль: «Стоять!» Показалось даже, что это закричал вовсе не я. Так сильно у меня еще

никогда не получалось. Эхо зычно отразилось от стен мрачных домов и раскатилось

по улице. Вожак стаи, который был уже всего в двух метрах от моих ног, отпрянул

и на миг замолчал. Видно, тоже удивился: «Разве может человек так кричать?»

Единственным оружием у меня была лишь бутылка с водой, но я понимал, что это

совершенно никчемная помощь. Вспомнив, как тетя Клава как-то говорила, что

медведи боятся сильного крика, я решил применить это оружие и против собак. Не

дав им опомниться, я завопил во всю силу своих легких и голосовых связок. И

Пашка тоже поддержала меня своим пронзительным визгом. И наш голос превзошел

вой стаи. Собаки опешили, растерялись, некоторые бросились наутек. Вожак, видя, что его уже мало кто поддерживает, стал пятиться… Я дернулся на него и, продолжая орать, как очумелый, запустил в пса бутылкой. Та ударилась о землю

прямо у его лап, разлетелась вдребезги, брызнув сверкающим водным фейерверком.

Вожак подскочил и, взвизгнув, кинулся бежать. Увидев его отступление, и другие

собаки повернули обратно, растекаясь в закоулки мертвого поселка. Мы замолчали.

Я почувствовал, как у меня сильно заболело горло и от напряжения выступил пот

на лбу и под мышками. Стоять на месте было опасно. Собаки могли очухаться и

снова собраться для атаки. Тогда мы забежали во двор правления. Но тут нас

ждало полное разочарование. Дверь оказалась на большом ржавом замке, на окнах —решетки, а грузовик имел всего лишь один остов без колес и мотора! И везде

следы запустения — во дворике, на клумбах… Я хотел сказать Пашке: «Бежим в

магазин!», но не смог этого сделать. Только пошевелил беззвучно губами. Ну вот!

Я, кажется, сорвал голос! Тогда я взял девчонку за руку и потащил ее за собой

через улицу. В магазине тоже оказалось пусто — ни людей, ни товаров. Только в

углу ворох брошенных картонок и пустых консервных банок. Еще на что-то надеясь, мы кинулись к бараку. И там — никого… Одни пустые бутылки и закоченевшие

окурки, покрытые толстым слоем пыли. Рассерженные своим поражением, собаки

снова стали заливаться грозным лаем, постепенно высовываясь из невидимых нам

укрытий, чтобы следить за нашими дальнейшими передвижениями по поселку.

Кажется, их стало вдвое больше. Я оторвал от забора штакетину, и мы двинулись

на окраину, в жилой сектор. Говорить я не мог. В горле першило, из глаз текли

слезы. От волнения тряслись колени. Мы добежали до одного из домов. Нигде ни

людей, ни зверей. Бурьян, одичавшие кусты смородины. У другой избы печально

поскрипывал колодец с журавлем. Ведерко оказалось на месте. Я зачерпнул воды, и

мы напились. Остатки я выплеснул себе на голову, чтобы унять жар от напряжения.

Стало полегче.