Будьте бдительны! Сборник рассказов - Верещагин Олег Николаевич. Страница 16

О том, что он видел там, Димка Медведев никому не рассказал в подробностях. Просто когда он вернулся, то от него шарахнулась мать, казалось, привыкшая к тому, чем занимается её сын. А Димка посидел в подвале - и отправился к Верещагину, потребовав у него устроить сию секунду встречу с генерал-лейтенантом Ромашовым.

Надсотник различил на висках мальчика седину. Почти незаметную в светлых волосах. Но седину. И кивнул только. Ни о чём не расспрашивал. А в кабине "гусара", когда они мчались через Вогрэсовский мост, мальчишка вдруг сбивчиво сказал надсотнику: "Там… там девочки, маленькие совсем, дошкольницы… и мальчишки даже… я не знал, что такое… что такое… что так вообще можно делать… и там… и там собаки ещё, и…" Он захлебнулся, а Верещагин прижал его голову к своей груди, и Димка притих, молчал до самого штаба Ромашова.

А Ромашов вызвал "Солардъ".

"Солардъ" был спецназом РНВ. Его бойцов не звали по именам, потому что не знали их имён. А что знали? Что "Солардъ" приносит человеческие жертвы. Что "Солардъ" поклоняется Перуну. Что "Солардъ" может всё. Знали кучу всего - и ничего достоверного. Кроме одного. Оккупантов бойцы "Солардъ" звали не "врагами".

Они звали их МЯСО.

Командир "Солардъ" был маленький, тощий, пожилой, со скандальным голосом пенсионера-общественника. Сейчас, когда он сидел в комнате Верещагина в гостиничном подвале, посвистывая, пил чай и недовольно смотрел по сторонам, надсотник невольно поражался тому, каков контраст между внешностью и содержанием, если можно так сказать.

Надо сказать, никто из тридцати пяти человек отряда (столько их было в начале боевых действий; сейчас осталось двадцать девять) не выглядел Рэмбо или Балуевым. Обычные молодые мужики; пара - уже не очень молодые, тройка - совсем мальчишки. Таких полно в каждом подразделении. Но даже на их фоне командир по прозвищу Дед выглядел вопиюще невоенным человеком.

- Мальчишку, значит, не отпустишь? - Дед поставил пустую кружку. - Плохой у тебя чай, надсотник, чай заваривать не умеете…

- Не отпущу, - покачал головой Верещагин. - Хоть стреляй, хоть приказ от генерала суй…

- Откуда такой приказ, если ему четырнадцать лет… - пробормотал Дед. - Ладно, может и правильно. Кемпинг мы знаем, кое-кто из моих там до войны часто бывал… Обратно вот. Если их там больше сотни, да маленьких много, да забитые все - как обратно-то идти…

- Дед, - Верещагин навалился на стол. - Как на бога молиться буду. Выведи, а? Все тебя просят. Весь город.

- Выведи… Думаешь, мало их сейчас по России - женщин и детей - вот так мучаются? - беспощадно сказал спецназовец.

- Много, - кивнул надсотник. - Но этих-то можем спасти. Дед, не выведешь - я утром дружину в атаку подниму. Все пойдут.

- Чего ты меня уговариваешь?- брюзгливо сказал Дед.- У меня-то как раз чёткий приказ. Значит - выполню. Только вот думать надо - как. Ты вот что, надсотник. Ты поди погуляй. А мне сюда пусть план кемпинга принесут, скажи там, снаружи, чтобы Барин принёс, там есть такой - скажешь, он сразу принесёт. И кипятку с заваркой, а сахара не надо - сам чай заварю, а то от ваших помоев с души воротит…

- Значитца, сделаем так, - Дед со вкусом прихлебнул из кружки чёрный, густой, как дёготь, чай - практически чифир. Поставил кружку на край карты. - Туда мы доползём, тут даже вопросов нет. Там тоже всё тихо сделаем, вот сейчас ребят проинструктирую пофамильно - и ни одна мышка не пукнет. А обратно мы поедем.

- Поедете? - Верещагин ошалело посмотрел на Деда. Тот опять отпил из кружки и кивнул:

- Ага. Я человек старый, чего мне ноги-то бить? Тут четыре километра по Хользунова. Улица не перегорожена - так, рогатки в нескольких местах. Пароли мои ребята на месте узнают. Грузовики у них там стоят на бывшем рынке, рядом. Переоденемся - да мы даже заранее переоденемся. В штатовцев. Детишек и баб погрузим. Сядем. Поедем. Шум поднимать всё равно некому будет - ну, разве что случайно. Езды тут - пять минут. Ну - шесть. А штатовцев пшеки всё равно останавливать особо не станут. Пока с начальством свяжутся, пока то, пока сё…

- Наглость, - сказал Верещагин, качая головой.

- Так это - наглость второе счастье, - заметил Дед, вставая. - Ну, я пойду готовиться. А ты, надсотник, вот что. Ты с полуночи и до трёх утра держи проезд на Московский проспект открытым. Сегодня в ночь. Ну и завтра - на всякий случай. Вдруг задержимся? Уговор?

- Уговор, - Верещагин пожал протянутую руку. И только сейчас заметил на тыльной стороне кисти Деда синие штрихи татуировки - буквы ГСВГ.

Свирепо дёргая ножом, Димка чистил чёрт-те-какой по счёту вялый прошлогодний клубень. В соседней комнате повариха - девчонка на пять лет старше него - напевала немузыкально "с Новым Годом, крошка" и по временам нагло покрикивала:

- А-рес-то-ван-ны-ы-ы-ый! Скоро дочистишь?!

- Лахудра, мочалка, блин… - бурчал мальчишка и кромсал картошку. За этим занятием и застал его Верещагин.

- Ты ещё и вредитель, - грустно сказал надсотник, останавливаясь в дверях. Димка вскинул злые глаза:

- Почему вредитель? - не удержался он.

- Потому что у нас картошки хорошо если десять ведёр. А у тебя половина в отходы уходит. Дай сюда.

Отобрав у Димки нож, он присел на корточки и начал ловко, одной лентой, снимать тонкую кожуру, почти непрерывно вращая картошку в пальцах.

- Дома не чистил, что ли? - поинтересовался он.

- У нас ножик был специальный… - Димка с интересом наблюдал за процессом и, когда очищенная картошка булькнулась в ведро, с готовностью подал новую. Верещагин засмеялся и вернул нож:

- Дочищай норму и свободен. Зайдёшь ко мне за барахлом.

- Я всего три дня отсидел, - напомнил Димка.

- А больше и не надо, - ответил Верещагин. - "Солардъ" вернулся.

- Вернулись?! - Димка приоткрыл рот. - А они…

- Вывезли сто семнадцать человек, потерь нет, - сказал Верещагин, встал и, не оглядываясь, вышел.

Димка засмеялся. Подбросил картошку, поймал её на кончик ножа. Вздохнул. Начал чистить, стараясь срезать кожуру так же, как надсотник.