Маленькие женщины (другой перевод) - Олкотт Луиза Мэй. Страница 47

Все было уже обсуждено к тому времени, когда Лори вернулся от тети Марч с запиской, в которую была вложена просимая сумма; в нескольких строчках тетя Марч повторяла все то, что часто говорила и прежде, – она всегда твердила им, как это нелепо, чтобы Марч шел в армию, она всегда предсказывала, что добра от этого не жди, она надеется, что в следующий раз они прислушаются к ее совету. Миссис Марч сунула записку в огонь, деньги – в кошелек и про­должила приготовления к отъезду, плотно сжав губы с таким выражением, что Джо догадалась бы о его значении, если бы была рядом.

Короткий вечер подходил к концу; все поручения были выполнены, Мег и мать занимались необходимым шитьем, Бесс и Эми накрывали стол к чаю, а Ханна гладила, по ее выражению, «очертя голову», но Джо все не возвращалась. Они начали тревожиться, а Лори отправился искать ее, так как никто не знал, что могло взбрести ей в голову. Он, однако, разминулся с ней, и она вошла в гостиную с очень странным выражением, представлявшим собой смесь веселья и тревоги, удовлетворения и сожаления, которое озадачило семью не меньше, чем пачка денег, которую она положила перед матерью, сказав несколько сдавленным го­лосом:

– Это мой вклад в то, чтобы обеспечить папе удобства и привезти его домой!

– Дорогая, где ты это взяла? Двадцать пять долла­ров! Джо, я надеюсь, ты не совершила ничего безрассуд­ного?

– Нет, это мое по праву. Я не побиралась, не брала в долг, не воровала. Я получила их честным путем, и, думаю, вы не осудите меня, так как я всего лишь продала то, что мне принадлежало.

С этими словами Джо сняла шляпу. Раздался всеобщий крик: ее роскошные волосы были коротко обстрижены.

– Твои волосы! Твои прекрасные волосы!

– О, Джо, как ты могла? Вся твоя краса!

– Дорогая моя девочка, в этом не было никакой нужды.

– Она больше не похожа на мою Джо, но я еще крепче люблю ее за то что она сделала!

– На судьбе нации это не отразится, так что не хнычь, Бесс. Это поможет мне излечиться от тщеславия, а то я начинала слишком гордиться моей шевелюрой. И мозгам пойдет на пользу, что эти космы убрали; моей голове теперь так восхитительно легко и прохладно, а парикмахер сказал, что скоро у меня будет отличный вид, как у кудрявого мальчика, и прическу легко будет держать в порядке. Я довольна, так что, пожалуйста, возьми деньги и давайте ужинать.

– Расскажи мне все, Джо. Я не совсем довольна, но не могу винить тебя; я знаю, как охотно ты преодолела свое «тщеславие», как ты это называешь, ради своей любви. Но, дорогая, это не было необходимо, и, боюсь, ты пожа­леешь об этом уже на днях, – сказала миссис Марч.

– Нет, не пожалею! – отвечала Джо твердо, испыты­вая большое облегчение от того, что ее выходка не вызвала однозначного осуждения.

– Что тебя на это толкнуло? – спросила Эми, которой скорее пришло бы на ум расстаться с головой, чем с ее красивыми кудрями.

– Я горела желанием сделать что-нибудь для папы, – ответила Джо, когда все уселись за стол, ибо здоровая молодежь может есть с аппетитом даже в разгар тревог и волнений. – Мне было неприятно, что маме приходится столько брать в долг, и я знала, что тетя Марч будет ворчать; попроси у нее хоть ломаный грош, она и то ворчать будет. Мег отдала все свое трехмесячное жалованье в уплату за дом, а я на свое купила одежду для себя самой и поэтому сама себе была противна. Я была готова собственный нос продать, лишь бы достать денег.

– Ни к чему было чувствовать такое отвращение к себе, дитя мое; у тебя не было зимней одежды, и ты купила самое необходимое на свои собственные, трудом добытые деньги, – сказала миссис Марч, и взгляд ее согрел душу Джо.

– Сначала я даже не думала о том, что можно продать волосы, но, шагая по улице, не переставала размышлять, что бы такое я могла сделать, и чувство у меня было такое, что хотелось заскочить в какой-нибудь богатый магазин и всего там нахватать. А потом в окне парикмахерской я увидела выставленные косы с обозначенной ценой, и одна, черная, далеко не такая толстая, как моя, стоила сорок долларов. И мне вдруг пришло в голову, что у меня есть способ получить деньги. Я, не задумываясь, вошла и спро­сила, покупают ли они волосы и сколько дадут за мои.

– Не понимаю, как ты на это решилась, – сказала Бесс с благоговейным страхом.

– Меня встретил маленький человечек, у которого был такой вид, словно он только и занят тем, что помадит свои волосы. Он сначала уставился на меня так, будто не привык к тому, чтобы девушки заскакивали в его заведение и пред­лагали купить их волосы. Он сказал, что мои ему не нужны, что такой цвет не в моде, а прежде всего, он никогда не платит много за волосы: работы много надо вложить, и от этого они становятся дороги, и так далее. Уже становилось поздно, и я побоялась, что если не продать волосы сразу, то я вообще не смогу сделать это, а вы знаете, что если уж я взялась за дело, то терпеть не могу бросать. И я принялась уговаривать его взять мои волосы и сказала, почему так спешу. Наверное, это было глупо, но все же помогло – он передумал, потому что я разволновалась и рассказала всю историю, по своему обыкновению, без начала и конца, и его жена услышала и сказала с такой добротой: «Возьми ее волосы, Томас, помоги девушке. Я сделала бы то же самое ради нашего Джимми, если б у меня была хоть прядь волос, на которую нашелся бы покупатель».

– Кто такой Джимми? – спросила Эми, которая лю­била выяснять все сразу.

– Она сказала, что это ее сын и он в армии. Как такие вещи сближают незнакомых людей, не правда ли? И все время, пока мужчина стриг, она говорила и очень мило меня отвлекала.

– Разве у тебя не было ужасного чувства, когда упала первая прядь? – спросила Мег с содроганием.

– Я взглянула в последний раз на мои волосы, когда мужчина достал свой инструмент, и это было все. Я никогда не хнычу из-за таких пустяков. Хотя, признаюсь, у меня возникло странное чувство, когда я увидела милые, такие знакомые волосы, лежащие на столе, а на голове ощущала лишь короткие неровные концы. Это было почти как если бы я лишилась руки или ноги. Женщина перехватила мой взгляд и отделила длинный локон для меня, на память. Я дам его тебе, мама, просто чтобы он напоминал о прежнем великолепии, потому что с короткими волосами очень удобно и вряд ли я когда-нибудь снова отращу такую гриву.

Миссис Марч свернула волнистую каштановую прядь и положила в свой стол, где уже лежала другая, короткая и седая. Она сказала лишь: «Спасибо, дорогая», но что-то в ее лице заставило девочек переменить тему и заговорить как можно радостнее о доброте мистера Брука, о том, что завтра будет хорошая погода, и о том, как будет хорошо, когда папа вернется домой и они будут за ним ухаживать.

Никто не хотел идти в постель, пока в десять часов миссис Марч не сказала, отложив в сторону последнюю дошитую вещь: «Пора, девочки». Бесс подошла к фортепьяно и заиграла любимый папин псалом; все начали бодро, но потом одна за другой, не выдержав, расплакались, и под конец пела одна лишь Бесс, пела от всей души, ибо для нее музыка всегда была самым сладостным утешением.

– Идите спать и не болтайте. Завтра мы должны встать рано, и нужно постараться выспаться. Доброй ночи, люби­мые мои, – сказала миссис Марч, когда псалом отзвучал, так как никому не хотелось больше петь.

Они безмолвно поцеловали ее и пошли спать, так тихо, словно дорогой больной уже лежал в соседней комнате. Бесс и Эми скоро уснули, несмотря на глубокую тревогу, но Мег лежала без сна, и мысли у нее были такие серьезные, каких еще не было за всю ее короткую жизнь. Джо лежала неподвижно, и Мег думала, что сестра спит, пока приглу­шенное рыдание не заставило ее воскликнуть, одновремен­но дотронувшись до мокрой щеки:

– Джо, дорогая, что с тобой? Ты плачешь о папе?

– Нет, сейчас не о нем.

– О чем же?

– О моих… волосах! – вырвалось у Джо, тщетно пы­тавшейся задушить свое горе в подушке.

Это совсем не показалось забавным Мег, которая при­нялась целовать и ласкать сокрушенную героиню самым нежным образом.