Король живет в интернате - Добряков Владимир Андреевич. Страница 6

— Здравствуйте!

— Утро какое! Прелесть!

— Ага!

— Андрюша, ты не можешь зайти ко мне? На минутку. Я чемодан сейчас посмотрела — у него почему-то замок не работает. Зайди, пожалуйста.

— Хорошо, — обрадовался Андрей.

В кухне, над умывальником, висело зеркало с отбитым уголком. Андрей аккуратно зачесал назад волосы, внимательно рассмотрел себя. Лоб высокий, брови черные, только нос как у солдата Ивана Бровкина из кинофильма. Ничего, сойдет. «В общем, парень как парень!» — вспомнив слова Зубея, подумал Андрей. Захватив клещи, молоток и отвертку, он вышел из квартиры.

На его короткий звонок послышался стук каблучков, и в открывшейся двери появилась Евгения Константиновна.

— О, да ты со своими орудиями производства! — улыбнулась она.

На широкой тахте лежал открытый пустой чемодан. Евгения Константиновна показала на замочек справа.

— Вот этот. Язычок залез, а обратно не выскакивает. Что там случилось? Я не понимаю. Вы, мужчины, в этом лучше разбираетесь.

Польщенный, что его, совсем как взрослого, назвали мужчиной, Андрей баском проговорил:

— Посмотрим.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы безошибочно определить.

— Замок в порядке. Только заржавел немного. Смазать — и все. — Он сходил домой, принес в пипетке машинного масла, и вскоре замок действовал как новенький.

— Вот спасибо! — обрадовалась Евгения Константиновна. — А то завтра ехать, а чемодан не годится.

— Вы уезжаете? — с грустью спросил он.

— Да, в Ялту. К морю. Ах, море, море!

— Вы одна едете?

— Пока одна. Прелесть! Свободна, как птица! Павел Кондратьевич недели на две задержится. Дела у него. К тому же на днях должна приехать его мать. Вероятно, порядочная музейная древность. Семьдесят два года. Представляю, что за развалина. Пусть уж без меня тут принимает, хозяйничает…

Последние слова Евгения Константиновна проговорила из другой комнаты. Через минуту она снова появилась, но не в халате, а в голубом открытом платье. Встав перед зеркалом, спросила:

— Как тебе нравится мое новое платье? Верно, хорошее?

Андрей с восторгом смотрел на нее. Маленькая, тонкая, в красных туфельках с каблучками, как гвоздики, она была похожа на картинку из журнала мод, что лежал на столе, возле вазы с желтыми абрикосами.

— Красивое, — не скрывая восхищения, произнес Андрей и, решившись, добавил: — Вы вообще очень красивая.

— Правда? — так и расцвела Евгения Константиновна чудесной улыбкой. — Что ж, спасибо. Приятно слышать… Угощайся, Андрюша, абрикосами. — Она повернулась чуть боком, вскинула голову и положила руки на пояс. — Очень удачное вышло платье. Наконец-то вышло то, что я хотела… Да, — вдруг сказала она, — что это у вас вчера за шум такой был?

Андрей смутился, помрачнел…

— С Фимкой мы подрались… А отец и мать его уж сразу пришли жаловаться.

— Ну, Андрюша, — с укором сказала Евгения Константиновна, поправляя локоны, — зачем же драться? Это некрасиво…

Вот какой она человек: вроде бы и ругает его, а ему все равно приятно. Андрей сидел на тахте, застеленной ковром, ел сочные абрикосы, и так ему было хорошо — до вечера бы не уходил. Да, жалко будет переезжать в интернат, расставаться с Евгенией Константиновной.

— А вы когда вернетесь? — спросил он.

— Видимо, месяца через полтора. Сейчас на юге чудесно!

— Значит, меня здесь уже не будет, — грустно сказал он.

— Это почему же?

— Мать хочет, чтобы я в интернат поступил.

Евгения Константиновна даже отвернулась от зеркала.

— Как в интернат?

— Ну, чтобы совсем, значит, жил там.

Она подняла плечи:

— Ну, нет, этого я решительно не в состоянии понять. Не имея достаточных средств к существованию, взять на воспитание ребенка, лишить его радостного детства, а затем спихнуть куда-то, спихнуть в чужие руки! Нет! Не понимаю таких женщин!

Другим часы покупают…

Сначала все шло хорошо. Ирина Федоровна побывала в школе-интернате, разузнала, что нужно. Она уже отдала заявление, документы. Оставалось только получить в поликлинике нужные справки. И вот тут-то, неизвестно почему, Андрей встал на дыбы. Ирина Федоровна не могла понять, в чем дело. Еще вчера он спокойно слушал об интернате, а тут вдруг уперся: «Не пойду, и все! Мне и дома неплохо».

Напрасно она уговаривала его и объясняла, что там хорошо и весело, что интернат находится в живописном месте города — в конце улицы Тургенева. Что там есть сад и пруд, заканчивается строительство нового общежития. Что по субботам, с вечера, он будет приходить на все воскресенье домой. Ничто на Андрея не действовало — не пойду, и все!

— Почему ты не хочешь? Почему? — настойчиво допытывалась она.

И он вдруг брякнул:

— Конечно! Рада спихнуть меня…

Она ужаснулась, крикнула не помня себя:

— Да ты что говоришь, свиненок! Соображай!..

А он совсем разошелся:

— И вообще, нечего было брать меня! Другие бы взяли. Может, и отец и мать были бы. А то, действительно, радостное детство! Другим часы покупают, велосипеды, а мне что?.. Теперь рада спихнуть…

На такие слова и не ответишь, не скажешь ничего. Ирина Федоровна отвернулась, слезы застилали ей глаза. За весь вечер больше не сказала Андрею ни слова, не посмотрела в его сторону. Ночью долго не могла заснуть, плакала.

На другой день было воскресенье. И снова она ходила как в воду опущенная. Работа валилась из рук. Если бы не Нинка, не спускавшая с нее испуганного, жалобного взгляда, она бы, наверно, и днем плакала.

Андрей с утра ушел из дому. Сначала решил было зайти к Зубею, посоветоваться, но Васек — десятилетний братишка Зубея, всегда почему-то сердитый и хмурый, с большой, как у взрослого, головой — сказал, что ни брата, ни матери нет дома. Что делать? Из дружков тоже не к кому пойти. Поразъезжались, кто — в лагерь, кто — в деревню… Скука. И тогда просто так, без цели, чтобы только не думать о стычке с матерью, Андрей не спеша побрел вниз по улице, к площади. Там было много магазинов, кинотеатр «Звезда». Он ходил по магазинам, глазел на мотороллеры и телевизоры, пил газированную воду. Потом отправился смотреть новую кинокартину. Фильм не очень понравился: разговоры, поучения…

Было около двух часов дня. Душно. Жарко. Над головой — злое солнце. Асфальт под ногами — мягкий, податливый. Андрей решил поехать к реке — искупаться. На трамвайной остановке пусто. Чтобы не жариться на солнце, он встал в тень под дерево. Один трамвай прошел, другой, а «шестерка», которой он дожидался, все не показывалась. Еще подъехал трамвай. Снова не тот. На маршрутной дощечке переднего вагона Андрей неожиданно для себя прочитал: «Пос. Куцево — ул. Тургенева». «Это где интернат, — сразу вспомнил Андрей. — Проехаться, что ли, посмотреть?..» Трамвай тронулся. Уже на ходу Андрей вскочил на подножку.

Пассажиров в вагоне было немного, и Андрей без помехи уселся у открытого окна. Минут через пятнадцать замелькали незнакомые места. Здесь Андрею не приходилось бывать. Он с любопытством смотрел по сторонам. Начиналась окраина города. Мелькали одноэтажные дома, с палисадниками, калитками. Проехали мимо какого-то завода — длинные кирпичные корпуса, кирпичный, нескончаемый забор. За ним — десятка три больших жилых зданий. И снова за яблонями и вишнями — домишки, пожухлые лужайки, куры, гуси… Все. Дальше пути нет. Конечная остановка.

Брось папиросу!

Метрах в трехстах от трамвайной линии Андрей увидел серое трехэтажное здание, а чуть в стороне от него — другое, строящееся, еще с пустыми квадратиками окон. Андрей догадался: интернат. Он и направился туда.

От тихой, зеленой улочки обширную территорию интерната отделяла красивая железная изгородь. Вдоль этой изгороди пролегала укатанная дорога со следами известкового раствора и въевшейся кирпичной пыли. Следы сворачивали в распахнутые широкие ворота. Там дорога шла дальше, мимо серого здания, сада и каких-то приземистых строений, на небольшую горку, где строилось второе здание. Несмотря на воскресный день, работа на стройке шла полным ходом. Слышались голоса и стук молотков; с машины сгружали связки паркетных дощечек. Точно большущий глобус, медленно, с глухим шумом вращалось железное тело бетономешалки. Внезапно натужно взревел мотор бульдозера и будто проглотил все другие звуки.