Школьная любовь (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна. Страница 19

Или кружок современного танца. Вообще тихий ужас – разнокалиберные девицы-одиннадцатиклассницы неумело, но старательно машут руками-ногами.

– А вот та, в углу, смотрите, какая толстая, – хихикала Тезикова.

– Поэтому ее в угол и поставили, – заметила Светка.

– Нет, а зачем она им вообще? – недоумевала я.

– Для количества!

– А вот эта, на первом плане, ничего двигается, вполне даже в музыку…

– Поэтому она и на первом плане!

– Вот и танцевала бы одна, без массовки.

– Девочки, вы готовы? – раздался строгий голос Светланы Юрьевны.

Мы аж подпрыгнули от неожиданности. Интересно, давно она подошла и слушает наши лестные комментарии?

– А… музыка готова? – срочно перевела разговор в другое русло Ольга. И закричала: – Юля!

Преподавательница подошла к нам и успокоила:

– Все в порядке, я буду сидеть со звукооператором и сама за всем следить.

Успокоившись, мы пошли за сцену готовиться.

С диском и правда все оказалось в порядке, так что мы весело и задорно отыграли свой номер.

Вернувшись в зал, мы увидели, что около Юли стоят Светлана Юрьевна, вторая культмассовичка и почему-то Олеська Петренко. А она-то что тут делает, я ее вообще среди выступающих не помню… Но тем не менее говорила как раз Петренко.

– Нет, ну я не знаю, может, для твоего училища это и нормально, – обращалась она к Юле. – Но вообще, честно говоря, какой-то отстой. Это все уже давно устарело…

Почему-то сильнее всего меня задело, что она говорит Юле «ты». Мы, конечно, вполне понимали, что преподавательница совсем чуть-чуть старше нас, но все равно обращались к ней на «вы», соблюдали субординацию.

Светлана и вторая культмассовичка нас почему-то совсем не защищали, и я поинтересовалась:

– Олесь, а у тебя какой номер? Что-то я не помню, с балалайками, кажется?

Лицо Петренко вытянулось, а Светлана поспешно сказала:

– Нет, Олеся в концерте не участвует, просто она член совета школы…

– И что? Занимается цензурой?

– Настя!.. – попыталась остановить меня Юля.

– Нет, мне просто интересно, – не унималась я. – Вдруг на последней репетиции появляется какой-то член совета школы и говорит, что…

– Олеся, мы с тобой позже поговорим, – поспешно сказала Светлана. – А вам, девочки, спасибо, можете быть свободны!

Мы вышли из зала и уселись на подоконнике в коридоре.

– Ну и что? – наконец сказала я. – Нас теперь с концерта снимут?

– Ага, – скептически усмехнулась Ольга. – А чем заменят? Выступлением Петренко с рассказом, какой на этом месте должен быть номер?

Ждали мы долго, но так ничего и не дождались, разошлись по домам в полнейшей неизвестности.14 В упорной борьбе

Войдя в школу, я первым делом увидела плакат, рекламирующий юбилей. То есть это был даже не плакат, а здоровенная стенгазета, плотно покрытая приветами и поздравлениями. Красовался там и мой стих. Я присмотрелась и… Нет, надо же, они его подписали! «Анастасия Антипова, 10 „Б“. Ну спасибо! Я-то надеялась, будет скромненько висеть неопознанный стих, творчество, так сказать, коллективного бессознательного. А теперь… Все, мне не жить!

Я не ошиблась. Не успела я войти в класс, началось.

– О, Антипова! – возликовал Крохин. – Величайший поэт земли русской!

– «В нашей школе юбилей», – кретинским голосом подхватил Пименов.

Да, кажется, с иллюзией, что к старшим классам парни умнеют, можно распрощаться окончательно. А главное, кто: Крохин и Пименов, с которыми мы так дружно и весело играли в КВН! Я даже порадовалась, подумала, что исправляются наконец, так, глядишь, и по именам начнем друг друга называть…

Оставив без ответа дурацкие замечания, я прошла к своей парте. Сегодня мне предстояло весьма ответственное мероприятие – ответ по истории. Оценки у меня были спорные – половина пятерок, половина четверок, – насколько я могла заметить, воспользовавшись возможностью заглянуть в журнал.

Юльке Щегловой как старосте однажды поручили отнести журнал в учительскую, и она гостеприимно предоставила его на обозрение всем желающим. Чем мы незамедлительно и воспользовались, столпившись вокруг журнала, разложенного на подоконнике в коридоре. Отпихивая друг друга, мы заглядывали в него из-за спин и голов друг друга, пока нас не разогнала какая-то училка.

Вот, кстати, интересно, почему журнал так тщательно охраняется? Что они там пишут такого секретного? Или мы не имеем права свои оценки знать? Учителя, наверное, боятся, что мы там что-нибудь исправим! Вот только это интересное занятие требует тщательности и вдумчивого подхода и вряд ли реально осуществимо на подоконнике в коридоре…

В общем, мне чудом удалось заглянуть в журнал и убедиться, что оценки у меня по истории спорные, а конец четверти не за горами. В таких случаях учителя поступают по-разному: кто-то обязательно вызывает к доске, чтобы выявить перевес, а кто-то, не мудрствуя, ставит оценку, ориентируясь на последнюю. Второй вариант меня решительно не устраивал, так как последней у меня стояла как раз четверка. И я решила осуществить первый – выучить все как следует и поднять руку. Правда, была опасность, что кто-то еще, находясь в сходном положении, выучил то же самое с перспективой яростно трясти рукой. В конце четверти бывает настоящий аншлаг.

В начале урока – как положено, а не в конце, как разные там псевдофранцузы! – историк сказал:

– А теперь вернемся к теме прошлого урока.

Я спешно подняла руку и оглянулась – конкурентов вроде не наблюдалось.

Яблоков посмотрел в журнал, поднял глаза на меня и сказал:

– Ну что ж, ваше желание мне понятно… Прошу!

Я вышла к доске и начала уверенно вещать:

– В упорной борьбе с метрополиями колонии отстаивали свою независимость…

Мы сейчас проходили политический раздел мира, но в учебнике не разъяснялось, что такое метрополия. Я сама посмотрела в словаре иностранных слов и очень этим гордилась.

Покончив с изложением учебника, я сказала:

– Таким образом…

– Да, – подхватил историк. – Самое интересное, что прозвучит после «таким образом».

В классе раздались невнятные смешки.

– Таким образом, – уверенно продолжила я, – политический раздел мира в период с 1871-го по 1914 год имел очень серьезные последствия, которыми стали в том числе Первая и Вторая мировые войны.

Меня заклинило, и я опять сказала:

– Таким образом…

Смешки усилились.

– …последствия этого раздела мы ощущаем до сих пор.

– Ну что же, – улыбаясь, сказал Яблоков. – Таким образом…

Класс полег окончательно.

– Анастасия Антипова в упорной борьбе со мной, – передразнил он, – все же получает решающий перевес и пятерку в четверти!

Я, ликуя, вернулась на место.

– Нормально я отвечала? – шепотом спросила я у Ирки.

– Нормально, – кивнула она. – Только непонятно, почему англичане подавляли восстания, используя танки.

– Танки? – ужаснулась я. – Какие танки? Разве я сказала не «артиллерия»?

Ирка только хмыкнула в ответ.

После уроков мы делегацией направились к кабинету Светланы Юрьевны – узнавать судьбу нашего номера. Настроены мы были весьма решительно и в случае чего готовы были разбить под ее дверью лагерь и объявить голодовку.

– Да ну, чего унижаться, – воспротивилась поначалу Ирка. – Как будто мы бедные родственники какие-то и всех достаем своим отстойным творчеством!

– И вовсе нет! – возразила я. – Дело в том, что все было нормально, всем все нравилось, и тут вдруг на последней репетиции появляется какая-то Олеся Петренко из совета школы и говорит, что…

– Да что вы спорите, – вмешалась Ольга. – Идем и все узнаем.

– Ой, девочки! – засуетилась Светлана, когда мы нарисовались на пороге ее кабинета. – Только собиралась вас найти! Вы не волнуйтесь, пожалуйста, все в порядке, ваш номер никуда не делся…

– Ну и к чему тогда все это было? – ворчливо заметила я.

– Да вы не обижайтесь на Олесю, она просто такой человек… Она вам больше слова не скажет, – заверила культмассовичка.