Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс - Кэмпбелл Челси М.. Страница 19

— Убери руку! — говорит она.

Подружки, замерев на месте, таращатся на меня. От удивления они даже забывают дожевать жареную картошку и бутерброды и сидят с набитыми ртами. У всех без исключения на веках розовато-лиловые тени, такие же, как у Амалии. Одеты все в основном в черное, за исключением одной девочки в розовом. Такое впечатление, что она по оплошности забыла, что нужно надевать в этот день недели, поэтому выглядит белой вороной. Не знаю уж, такой ли я ненормальный, как считает Амалия, но, видимо, сам факт того, что за их столик сел мальчик, кажется им настолько диким, что все шестеро от неожиданности зависают и становятся похожи на сломанные заводные игрушки. Немного придя в себя, они обращают взгляды на Амалию в надежде получить хоть какие-нибудь объяснения. Амалия презрительно усмехается, словно ее раздражает не столько само мое присутствие, сколько необходимость представлять меня. До моего прихода она жевала кусок хлеба с обрезанной коркой, обильно покрытый арахисовым маслом и джемом, поэтому уголки губ у нее испачканы красным желе, стекающим на подбородок.

— Это Дэмиен, — бормочет она.

По лицам подружек можно догадаться, что она ничего им обо мне не рассказывала.

— Брат Амалии, — информирую их я, протягивая руку, чтобы взять с одной из тарелок горсть жареной картошки. — Мы с ней очень близкие люди.

Сказав это, я в подтверждение своих слов обнимаю Амалию за плечи.

— Эй! Убери руки, ты, придурок! — отзывается Амалия, отталкивая меня.

Подружки с интересом глядят на меня.

— Это твой брат? — спрашивает одна.

— Наполовину, — объясняет Амалия. — Он не будет сидеть с нами. Только через мой труп. А ты выглядишь в этих перчатках, как позер.

Могла бы и утром мне об этом сказать. Хотя, конечно, перчатки я бы снимать все равно не стал.

Очевидно самая важная деталь в облике этих идиотов в черном — перчатка на правой руке. Они прикидываются злодеями, скрывающими отпечаток в форме буквы «З» на большом пальце правой руки. Они могли бы с таким же успехом прикидываться супергероями, но это бы никак не сочеталось с их любовью к избиению людей в пустынных коридорах. Вообще говоря, затея с перчатками априори дебильная, потому что реальные суперзлодеи их не носят — это было бы слишком очевидно, а я в данном случае не в счет. Кстати, надо бы как можно скорее разжиться комплектом для создания фальшивых отпечатков пальцев, но я, к сожалению, пока не могу себе этого позволить по причине отсутствия денег.

Может, когда я вернусь домой, маме будет так приятно услышать, как я с успехом выдержал все злоключения, выпавшие на мою долю в доме Гордона, что она захочет сделать пожертвование в фонд покупки фальшивых отпечатков.

Девочка с зеленой лентой в волосах хихикает над замечанием Амалии по поводу позера. Все, кроме, естественно, самой Амалии, пытаются понять, какое я произвожу впечатление: такой ли я ненормальный, как она, или можно простить мне предполагаемую склонность к позерству ради того, чтобы я остался за столиком и продолжал распространять столь приятные девичьему сердцу эманации подростка мужского пола. Нет уж, девочки, простите, я пришел, чтобы всех расстроить.

— Амалия, — говорю я, придвигаясь неприлично близко, — хочу тебе кое о чем рассказать.

Лезу в передний карман джинсов и вынимаю свернутый черный носок с кружевом поверх резинки. Он принадлежит Амалии — это ясно с первого взгляда. Даже сейчас на ней пара абсолютно таких же носков. Крепко держа предмет женского туалета в руке, провожу им по носу, делая глубокий вдох. К счастью, носок чистый.

Амалия с ужасом смотрит на меня, потом на подруг. Выражение лица у нее беспомощное — она словно просит у них защиты и одновременно пытается объяснить, что для нее происходящее такая же дичь, как и для них.

— Где ты его взял? — визжит она так громко, что люди, сидящие за соседним столиком, оборачиваются, чтобы посмотреть, что происходит.

— Вытащил из штанов, — отвечаю я, заводя глаза в фальшивом экстазе, и вздыхаю с видом полнейшего удовлетворения.

Побледневшие девочки смотрят на нас, боясь даже пошевелиться, словно только что на их глазах произошло что-то ужасно неприличное.

— Хотел сказать тебе, Амалия, что я необыкновенно рад тому, что ты моя сестра. И что мы будем жить вместе, — продолжаю я, снова прикладывая к лицу носок.

— Что, черт возьми, ты делаешь?! — кричит Амалия, вырывая вещь у меня из рук.

Подружки решают, что все-таки я ненормальный. Собрав остатки завтрака, они поспешно встают из-за стола и ретируются.

— Мы просто хотим… оставить вас наедине, — говорит девочка с зеленой лентой в волосах.

— Девочки, подождите!

Убедившись, что подружек и след простыл, Амалия смотрит на меня с нескрываемой ненавистью. Если бы в глазах у нее были лазеры, как у мамы, я бы превратился в кучку пепла.

— Да что это за идиотский спектакль?!

Поскольку рядом с нам и уже никого нет, непокойно бросаю носок на стол и отодвигаюсь подальше от Амалии, восстанавливая границы личного пространства.

— Есть предложение, — объясняю я.

— Надеюсь, не руки и сердца, — ехидно произносит Амалия, складывая руки на груди и частично отворачиваясь от меня. — Ты же неудачник.

Гм. Предложить руку и сердце Амалии? Думаю, не стоит. Характер у нее слишком уж вспыльчивый, да к тому же, даже если не придавать особого значения этому фактору, все равно неприятно то, что у наших с ней детей было бы две бабушки и всего один дедушка. Это существенный минус.

— Я бы не хотел портить только что установившиеся между нами дружеские взаимоотношения, — говорю я. — Кроме того, ты же знаешь, я не любитель интимных отношений с домашними животными.

Рот Амалии раскрывается так широко, что можно сосчитать пломбы в зубах.

— Да не пошел бы ты…

В последний момент Амалия все-таки сдерживается, и конкретных директив, касающихся потенциального направления движения, я не получаю. Вероятно, после моей выходки с носком она решила, что я конченый извращенец и произносить при мне неприличные слова все равно что дразнить голодного куском колбасы. Плотно стиснув зубы, Амалия силится успокоиться и взять себя в руки.

— Послушай, — говорю я, убедившись, что завладел ее вниманием целиком и полностью, — я тебе не нравлюсь, и ты мне не нравишься.

Амалию, похоже, вторая часть заявления все-таки задевает, хотя заметно, что ей приятно осознавать, что у нас с ней общие чувства по отношению друг к другу, пусть и неприязненные.

— Я ничего не имею против твоей семьи, но я лучше глаза себе выколю шпажкой для морепродуктов, чем проведу у вас больше времени, чем меня заставит твой отец.

— Да пошел ты, Дэмиен.

— А мне казалось, ты спишь и видишь, как бы от меня поскорее избавиться. Ладно, как бы там ни было, предлагаю тебе совместно поработать над этим. Гордон считает, что мне необходимо преподать несколько «уроков супергеройства», в частности, научить меня летать. Но, строго между нами, мы оба знаем, что я — суперзлодей…

— А ты посмотри на свою руку, гений, — перебивает меня Амалия, саркастически усмехаясь, — у тебя там «X», а значит, еще неизвестно, кто ты на самом деле.

— Ты про это? — спрашиваю я, потирая большой палец. — Это вскоре изменится.

Амалия закатывает глаза.

— Тебе исполнилось шестнадцать раньше, чем мне, и ты, помнится, заявил, что всегда будешь первым. Ты что, все-таки надеешься, что научишься летать раньше меня? Чушь собачья.

— Я же уже сказал, что я не супергерой и никогда им не буду. И у меня хватит силы воли стать тем, кем я хочу быть.

Последнюю фразу я произношу, тыча пальцем в стол, чтобы подчеркнуть важность каждого слова:

— Я. Супер. Злодей.

Амалия тяжело вздыхает и пожимает плечами.

— Ладно, как скажешь, но папа думает, что тебе передались его способности.

Она пристально смотрит мне прямо в глаза, изучая реакцию.

— Алекс правильно сказал. Папа говорил об этом вчера вечером и утром, прежде чем уйти на работу. Но ты еще не проснулся, — добавляет она, намекая, видимо, на то, что мне следовало бы стыдиться своей лени. — Он придумал какой-то план. Сказал, что знает, «как придать тебе необходимое ускорение».