Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс - Кэмпбелл Челси М.. Страница 38

Я продолжаю напирать, и Пит, потеряв равновесие, валится через подлокотник кресла. Вскочив на ноги, он пятится назад, стараясь уйти от меня подальше.

— Дэмиен, братишка, перестань, прошу тебя.

Я протягиваю к нему руки и продолжаю наступать, делая вид, что мечтаю заключить его в объятия. Прижатый к дивану Пит натыкается на край и падает на подушки. Сидящая там блондинка смотрит на него с отвращением и отодвигается к другому краю. Я валюсь на диван рядом с ним. Подумав, блондинка вскакивает и перебегает на другую сторону комнаты.

— Пит! Пит! — стенаю я, подползая к нему вплотную и стараясь запустить руку под его рубашку. Пит ударяет меня коленом в живот и отпихивает в сторону. Я стараюсь удержаться на диване, но он куда сильнее меня.

— Дэмиен, я серьезно говорю!

— Скажи, что любишь меня!

— Люблю, люблю! Только отвали от меня!

Я перестаю сопротивляться и сползаю к его ногам, якобы для того, чтобы расстегнуть ремень на джинсах. Пит покупается на этот обманный ход и приподнимается, чтобы воспрепятствовать моим манипуляциям. Теперь он сидит и находится как раз в той позиции, в которой я и ожидал. Отпустив ремень, я обеими руками хватаю его за подбородок и целую в губы, прежде чем он успевает отбросить меня в сторону. Мы целуемся взасос, вернее, я его целую — Пит изо всех сил старается оттолкнуть меня.

Когда ему наконец это удается, все присутствующие, за исключением разве что спящей Кэт, пялятся на нас широко раскрытыми глазами, в которых читается искреннее удивление.

Пит молчит. Полагаю, он чувствует себя изнасилованным или совращенным, а может, кто его знает, даже жалеет о том, что не испытывал раньше ничего подобного.

— Пит, — говорю я с виноватым видом, — я должен еще кое в чем признаться.

Совершенно обалдевший Пит кивает, потеряв, очевидно, дар речи.

— Меня сегодня стошнило, — признаюсь я, смущенно улыбаясь.

Ну, ладно, здесь допущено преувеличение — меня чуть не стошнило, когда мы с Сарой врезались в дерево, но Питу об этом я рассказывать не буду.

Ноздри Пита раздуваются, и на разгоряченном лбу начинает трепетать жилка.

— Дэмиен, ты чертов псих!

Я понимаю — это знак, что мне пора отойти на безопасную дистанцию, так как Пит, очевидно, готов перейти к физической расправе. Вероятно, целовать он меня не будет и выберет какую-нибудь более тяжелую форму телесного контакта, связанную с болью и прочими неприятными ощущениями.

Гости, собравшись в кружок, показывают на нас пальцами и смеются.

— Так, черт возьми! — кричит Пит. — С меня достаточно! Пошли вон отсюда! Вон!

— Да я здесь живу, братишка, — бормочет один из парней, но, подумав, поднимается на ноги и топает к себе в спальню.

Я валюсь в кресло рядом со спящей Кэт. Пит выталкивает последних гостей из комнаты, с грохотом захлопывает за ними дверь и выключает музыку.

— Ты тоже убирайся, — говорит он, злобно глядя на меня, — чертов ублюдок.

Я обнимаю за талию Кэт и смотрю на него решительным взглядом.

— Я никуда не пойду. Если ты, конечно, не хочешь в одиночку объясняться с ее родителями. Расскажешь им, как напоил ее и позволил друзьям тискать ее.

Сказав это, я улыбаюсь Питу.

— Не связывайся со мной, — добавляю я после паузы, — ты всегда будешь в проигрыше.

Пит, рыча и ругаясь, бросается прочь из своей собственной комнаты.

Я усаживаю Кэт поудобней. Она мычит, стонет и кладет голову мне на грудь. Убедившись, что ей хорошо, я, расслабившись, готовлюсь продремать рядом с ней те сорок минут, которые потребуются родителям Кэт, чтобы добраться до общежития.

Примерно через час я наконец получаю возможность спуститься вниз, чтобы найти Сару. На груди у меня большое мокрое пятно, оставленное пьяной Кэт, а в кармане — две электронные карточки для гостей, висевшие на доске объявлений рядом с комнатой Пита. Они служат пропусками для будущих студентов — слишком юных, чтобы иметь на пальце букву «З». Администрация университета специально вешает их на доски рядом со спальнями студентов. Там же можно прочесть информацию, касающуюся Дней открытых дверей, и найти телефонные номера приемной комиссии.

Сначала мне кажется, что Сара наблюдает за игрой двух собак, гоняющихся друг за другом по лужайке. Она сидит на скамейке под фонарем и что-то пишет в блокноте. Потом я замечаю за деревом обжимающуюся парочку и понимаю, что внимание Сары привлекли не собаки.

Подойдя, я плюхаюсь на лавочку рядом с ней, потирая руки от холода и чувствуя, что озяб, выйдя из теплого помещения. На дворе середина марта, так что вроде бы уже не зима, но на улице все еще прохладно.

— Ну, что, без проблем? — спрашивает Сара.

— Да, как всегда, — отвечаю я, показывая ей магнитные ключи.

Приходится позвонить на специальную телефонную линию для активации пропусков, но зато после этого с ними можно пройти куда угодно, кроме общежития. Что меня лично целиком и полностью устраивает.

Проникнув в здание университета, мы направляемся к кабинету Тейлора. Чтобы скрыть, гм… нежелание подниматься по лестнице, приходится сделать вид, что я чертовски устал. Это нетрудно. Я стараюсь держаться ближе к стене, где тоже имеются перила — они здесь, слава богу, с двух сторон, — и веду себя, как человек, которому лень переставлять ноги. Сара думает, что я сильный и решительный, и это было бы здорово, если бы при этом она не считала меня начинающим супергероем. И что бы она подумала, если бы узнала, что я с трудом заставляю себя подняться по лестнице? Нет уж, спасибо.

Обнаружив дверь с табличкой «Т. М. Льюис, декан Вилморского университета», мы входим внутрь. В кабинете Тейлора пахнет пряностями и яблочным сидром. Интересно, в моем доме тоже будет так пахнуть, когда он переедет к нам? Если он, конечно, переедет. Вдруг он хочет, чтобы, когда они с мамой поженятся, мы переехали к нему? Ни за что. Мама просто не сможет перевезти лабораторию. Впрочем, никто же не ожидал, что она переспит с супергероем.

Одна из стен кабинета Тейлора занята стеллажами с книгами, в центре письменный стол, а в дальнем углу стоят три шкафа с документами и вешалка. Рядом с ноутбуком Тейлора на столе большая раскрытая книга, похожая на вахтенный журнал. В ней записаны имена и фамилии всех молодых суперзлодеев, подававших документы в Вилмор. Возле некоторых фамилий стоят отметки в форме звезд; чем больше отметок, тем выше шансы на поступление того или иного кандидата. Приемная комиссия заканчивает работу, и Тейлору в скором времени предстоит принять окончательное решение по поводу состава первого курса на следующий год и разослать поступившим письма с оповещениями. Напротив некоторых фамилий уже стоят печати «Принят» или «Не принят». Моя фамилия находится в верхней части списка. Возле нее всего три звезды, и штампа «Принят» пока нет, что, на мой взгляд, странно. Зато есть небольшая ремарка — «Сообразителен, демонстрирует большое стремление к успеху, но, вполне возможно, не подходит для обучения в Вилморе».

Что?! Перечитываю примечание дважды, в надежде, что оно относится к чьей-то еще фамилии и я просто ошибся строкой. Не могу в это поверить. Тейлор встречается — нет, женится — на моей маме. Это означает, что он не имеет права говорить, что я не подхожу для обучения в Вилморе. Я отлично подхожу. Он что, обпился маминого пунша? Представляю себе, что произойдет с их отношениями, если он откажется принять меня в университет. Что это значит? Неужели они, погрузившись в свои эгоистичные брачные планы, не видят, что мне плохо? Что ж, придется заставить их вспомнить обо мне. Время у меня есть.

Возле примечания, на полях, есть второе, разъясняющее смысл первого. Там написано: «Дэмиен умен, но ему не хватает безжалостности. Потенциал у него есть, но Вилмор, возможно, не то место, где его нужно развивать. Марианна рассказала, что однажды он освободил двадцать лабораторных крыс, когда узнал, что она собирается ввести им смертельную дозу вещества, над созданием которого работала. Этого проявления доброты недостаточно, чтобы однозначно определить его, как слабого суперзлодея. Однако если он хочет добиться успеха в Вилморе, ему придется понять, что сочувствию здесь места нет. С другой стороны, на его счету несколько весьма интересных злодейских акций: к примеру, трехдневная паника в Сити-холле в связи с угрозой Черной чумы и нападение моли на выставку бабочек — поступки, весьма амбициозные для молодого человека его возраста, но совершенно ребяческие и слишком незначительные».