Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович. Страница 9

— Братцы, а Морская энциклопедия есть? — неожиданно спросил Вася Бурков. Этот паренек держался обычно с добрянскимл ребятами. Был он не из самой Добрянки, а из Сенькинского сельского Совета этого района. Ладно скроенный, небольшого роста паренек все чем-нибудь интересовался. Все-то ему хотелось знать, уметь. Успевшие загрубеть руки мальчугана постоянно находили себе занятие. По дороге на север Вася то в печурке уголь шуровал, то товарищу пуговицу пришить помогал. А кончив дело, он расспрашивал новых знакомых о том, кто где успел побывать, что увидеть. Интересовался морями, реками, озерами, тайгой — словом, романтик, да и только.

— Я знаю, есть Большая Советская Энциклопедия, энциклопедия Детская... А вот Морская энциклопедия есть? — продолжал допытываться Вася.

— Кажется, нет, — высказал предположение я.

— А вот и неправда! — горячо запротестовал Бурков. — Даже «ходячая» есть... Это наш Василий Петрович. Посмотрите, сколько он знает. Да это же настоящая «ходячая морская энциклопедия».

II как бы в подтверждение его слов, со стороны административного здания порта появился Воронов.

— Вот что, братишки, до прихода «макарки» время еще есть. Давайте-ка я расскажу вам о том, куда мы сейчас направимся... «Макарка» доставит нас в Соломбалу. Этот остров — старейшая верфь России. Здесь в мае 1694 года царь Петр I самолично подрубал во время спуска на воду подпоры у корабля «Святой Павел». Отсюда, из Соломбалы, начали свой путь Лазарев, Чичагов, Литке, Русанов, Седов, Воронин, челюскинцы и другие известные полярные исследователи и экспедиции. Здесь же, на Красной пристани, их встречали... Солом-бальская судостроительная верфь долгие годы была единственным морским портом Российской державы. Вез сомнения можно сказать, что флот зародился здесь, в Со-ломбале. Вам выпала большая честь в самом начале военной службы побывать в знаменитом для любого моряка месте. Можете гордиться этим. Будьте достойны тех, кто побывал здесь раньше вас и создал этому острову бессмертную славу. Ведите себя, как подобает военным морякам, ведь именно здесь вам предстоит принять это высокое, уважаемое в народе звание...

— Ура-а! — закричал кто-то.

— Тихо, тихо! — сердито поднял руку Воронов. — Не на митинге. Сначала получите его, а потом уж и радуйтесь.

Митька Рудаков, Сережка Филин, Ваня Неклюдов, Валя Бобров, Саша Ходырев и еще несколько мальчишек в ожидании «макарки» сидели на берегу. У кого рюкзаки были поувесистее, примостились на них, а мы, детдомовцы, приехавшие с тощими, к тому же за дорогу основательно оскудевшими запасами продуктов, пристроились на лежавшем на кромке воды и суши коричневом, словно от загара, валуне. Возле самых ног лениво и монотонно хлюпали пенистые волны. По-осеннему хмурое, тонущее в тумане море казалось суровым, таинственным.

Вдоль длинного причала, словно тесовые домики, выстроились ровные ряды штабелей досок. Говорили, время от времени в порт приходят караваны судов из Америки, Англии, Канады для отправки пиломатериалов и леса за границу. Сегодня иностранных судов поблизости не было, погрузочные работы не велись, однако моряков в незнакомой заграничной форме прогуливалось по берегу немало.

— Наверное, ждут прихода какого-нибудь иностранного корабля, — высказал предположение Вася Бурков.

— Может, и так, — поддержал его Митька. — Только нам до них никакого дела нет.

У нас, и правда, к ним никаких дел не было, а вот у них к нам оказалось.

— Куда детка едут? — на ломаном русском языке спросил отделившийся от своей компании и подошедший к нам моряк в щеголеватой форме, с сигарой во рту. — Не за границу ли? Можем подбросить...

— Ну вот еще... Что мы там забыли? — возмутился Митька. — Нам и дома неплохо. Едем в совхоз помогать сортировать рыбу.

«Во дает! Мастак очки втирать, — подумал я. — И откуда у него такая находчивость?» И тут же вспомнил, что в начале войны в Очере была создана рыболовецкая артель. Звучало вроде бы солидно, а на самом деле было в ней всего два или три рыбака. Старички закидывали в местный пруд сети, кряхтя вытаскивали, улов доставляли в детские учреждения и местную больницу. Вместе с крупной рыбой попадалось немало мелочи, мальков. В свободное от учебы время мы, как могли, помогали старикам в сортировке рыбы. Что покрупнее, складывали в сплетенные местными умельцами ивовые корзины, а мелочь тут же выпускали в пруд.

«Пусть подрастет, жирку подкопит, а потом и ее очередь подойдет», — довольные нашей работой, приговаривали рыбаки. Вот откуда у Митьки такая догадливость. Я бы так ответить не сумел.

— О, молодец, гуд, гуд, детка! — похвалил матрос. — Помощь фронту — гуд, гуд!

Едва иностранцы скрылись из виду, подошел Воронов.

— С кем беседовали? О чем речь шла?

— Моряк какой-то спрашивал, куда едем, предлагал подбросить за границу.

— Даже так? — удивился старшина.

— А Рудаков сказал, что нам и дома неплохо, едем в рыболовецкий совхоз сортировать рыбу, — восторгаясь находчивостью друга, выпалил Сережка. И опять, как тогда, в Очере, получил сзади хороший тумак пониже спины, только теперь не от меня, а от Митьки.

Все весело засмеялись.

— Молодцы, ребята! Так и впредь держать! Ясно?

— Так точно! — отчеканил Рудаков.

«Как быстро, на ходу он все схватывает, — думал я. — И бдительность проявил, и по-военному, как настоящий моряк, командиру ответил. Молодец! Вот мне бы так...»

Между тем к берегу подходили все новые и новые группы будущих юнг. Появились ребята из Кирова, Горького, Ульяновска, Уфы, Ярославля. Одеты они были, как и мы, кто во что горазд. Шла война — с одеждой и обувкой стало хуже. В этом отношении мы, детдомовцы, выгодно отличались от других. На мне, Митьке и Сережке были новенькие белые сатиновые рубашки, черные пиджачки, лишь перед самым отъездом сшитые в детдомовской швейной мастерской, такого же цвета брюки, на ногах — матерчатые с хромовыми блестящими носками и такими же пятками ботинки. Хуже, во все поношенное, порядком пообтрепавшееся, были одеты мальчишки из западных областей. Особенно запомнились трое: Леша Юденков, Саша Радьков и Боря Усов. На груди у Леши

красовался орден Красного Знамени, у Саши и Бори — ордена Красной Звезды. Поговаривали о том, что они в составе партизанских отрядов били немцев в смоленских лесах. Мы им завидовали, не упускали случая, чтобы подойти к ним поближе и хоть одним глазом взглянуть на боевые награды.

Откуда-то появился рослый, подтянутый, статный командир, которого до этого мы не видали. Привезшие нас старшины называли его лейтенантом. Позже мы узнали и фамилию — Дубовой. В пехотных званиях нл < рые из нас кое-что еще понимали: лейтенанты и политруки носили «кубики», майоры и полковники—«шпалы», во флотских же знаках различия неимоверно путались.

Непривычными были они для нас. В уральских городах и селах появление моряка, морского командира было редкостью.

Лейтенант казался нам строгим, неприступным. Старались держаться от него подальше, лишний раз на глаза не показываться.

«Макарку» прождали часа два, не меньше. Погода начала портиться. С севера, со стороны Белого моря, надвинулись тяжелые, черные с проседью, тучи. Заморосил нудный, мелкий дождик. Все заспешили в укрытие — под навес какого-то лабаза.

Через несколько минут к причалу подошел небольшой, старенький с облупившейся окраской катер. Вместо Военно-морского флага ветер трепал на нем обыкновенный красный флажок.

— Галоша, а не корабль, — бросив взгляд на подошедшее судно, с ехидцей в голосе сказал Умпелез. — Смотреть на такой «корабль» и то противно, а ехать — тем более...

— На кораблях не ездят, а ходят, — заметил неизвестно откуда появившийся новый командир. — Именно на этой посудине мы и доберемся до Соломбалы.

Схватив вещички, все бросились в сторону катера. Я уже успел вбежать на сходни, как услышал резкий окрик старшины:

— Леонтьев! Куда?

— На посудину. В Соломбалу.

— Ишь, какой прыткий — вперед батьки в пекло лезет. А команда была? — полушутя-полусерьезно спросил лейтенант. — Запомните: первым на палубу корабля подымается командир, если его нет — старший по званию, Значит, я или кто-нибудь из старшин... Уловили? Построить команды! — приказал Дубовой.