Восемь миллионов способов умереть - Блок Лоуренс. Страница 30

— А Ким вы никогда не звонили?

— Нет. Я даже телефона ее не знаю, — на секунду она задумалась. — У нее были такие красивые глаза!.. Стоит зажмуриться, прямо так и видишь этот необыкновенный цвет! — У Фрэн глаза были тоже большие, а цвет неопределенный, нечто среднее между карим и зеленым. И фантастически длинные ресницы, наверное, накладные. Небольшого росточка, с плотной фигуркой, как у танцовщиц из кордебалета в Лас-Вегасе, где их называют пони. Одета она была в полинялые джинсы с подвернутыми штанинами и ядовито-розовый свитер, плотно облегавший ее пышную грудь.

Нет, она не знала, что Ким собиралась уйти от Чанса, и считает эту информацию весьма любопытной.

— Вообще-то, — протянула она после паузы, — понять ее можно. Он, знаете ли, ни чуточки о ней не заботился. А какой девушке захочется оставаться с мужчиной, который не шибко о ней заботится?

— С чего вы взяли, что он был к ней равнодушен?

— Ну, это же сразу чувствуется! Нет, он был не против иметь ее при себе, поскольку особых неприятностей она не доставляла и деньги приносила исправно. Но он не испытывал к ней никаких чувств.

— А к другим испытывал?

— Ну, ко мне, во всяком случае, — сказала она.

— А к кому еще?

— Он любит Санни. Да ее вообще все любят! Санни, она такая веселая, и с ней всегда интересно. А вот заботится ли о ней, не знаю. Или о Донне... Нет, на Донну ему точно наплевать, да и ей на него тоже. Думаю, у них это взаимно. Мне кажется, она вообще не знает, что в мире существуют другие люди, кроме нее.

— А как насчет Руби?

— А вы с ней встречались? — Я ответил, что нет. — Ну, она, знаете ли, немного необычная. Экзотический цветок... И ему это наверняка нравится. А вот Мэри Лу, так она очень-очень интеллигентная, и они ходят вместе на всякие там концерты и прочее, ну, к примеру, в Линкольн-центр, слушать классическую музыку. Но это вовсе не означает, что он испытывает к ней какие-то чувства.

Она захихикала. Я спросил, чему она смеется.

— Ой, да сама над собой! Вдруг подумала, что рассуждаю в точности, как какая-нибудь тупая шлюха, вообразившая, что сутенер любит только ее! Но знаете что? Просто я единственная, с кем он может позволить себе расслабиться. Приходит сюда, скидывает туфли и уносится мыслями далеко-далеко... Вы знаете, что такое карма?

— Нет.

— Ну, это имеет отношение к реинкарнации. Может, вы вообще не верите в такие вещи?

— Как-то не слишком задумывался.

— Ну, сама я тоже не очень-то в это верю, но иногда мне кажется, что мы с Чансом были знакомы в какой-то прежней жизни. Нет, не обязательно, чтобы были там любовниками или мужем и женой — ничего такого. Мы могли быть братом и сестрой, или же он — моим отцом, или я — его матерью. Или же вообще могли быть одного пола, потому что пол может меняться от жизни к жизни. Я хочу сказать, мы вполне могли быть, ну, к примеру, сестрами... Да кем угодно!

Тут ее рассуждения прервал телефонный звонок. Она подошла и, стоя спиной ко мне и упершись одной рукой в бедро, сняла трубку. Я не слышал, о чем она говорила. Через минуту Фрэн прикрыла трубку ладонью и обернулась ко мне.

— Мэтт, — сказала она, — не хотелось бы вас торопить, но как вы считаете, этот разговор у нас с вами надолго?

— Нет, не думаю.

— Могу я сказать, что освобожусь примерно через час?

— Можете.

Она отвернулась и снова тихо заговорила в трубку, а потом повесила ее.

— Один из моих постоянных, — объяснила она. — Очень милый человек. Я просила его подойти через час.

Она снова опустилась в шезлонг. Я спросил, была ли у нее эта квартира до того, как она познакомилась с Чансом. Фрэн ответила, что связана с Чансом вот уже два года и восемь месяцев и что нет, до того она делила одну квартиру в Челси, правда, побольше этой, еще с тремя девушками. Чанс сам нашел ей эту квартиру. Ей всего-то и осталось, что переехать.

— Мебель я привезла с собой, — добавила она. — За исключением этой постели с водяным матрацем. Он уже был здесь. А там у меня была односпальная кровать, и я от нее избавилась. И купила эту репродукцию Магрита. А маски тоже были здесь. — Я не заметил масок и после ее слов обернулся посмотреть. За спиной на стене висели три довольно мрачные физиономии, вырезанные из черного дерева. — Он в них здорово разбирается! — сказала она. — Все знает — и какое племя их изготовило, и для чего — словом, все! Он в таких штуках сечет.

Я заметил, что эта квартира не очень подходит для такой девушки, как она. Фрэн не поняла и озадаченно нахмурилась.

— Большинство девушек... э-э... подобных вам, проживают в солидных домах с привратниками, — пояснил я. — Лифтами, консьержами и прочим.

— Ах, ну да, конечно! Я сперва не поняла, о чем это вы! — Она весело и обезоруживающе улыбнулась. — Тут есть свои преимущества. Видите ли, мужчины, которые сюда приходят, не считают себя клиентами.

— Это почему?

— Они считают себя моими любовниками, — объяснила она. — Думают, что я эдакая легкомысленная курочка из Виллиджа, из тех, кто любит побаловаться наркотиками, что на самом деле недалеко от истины, и что они — мои дружки. Что, кстати, тоже отчасти правда. Да, они приходят сюда потрахаться, это само собой, но с тем же успехом и даже быстрей и дешевле они могли бы потрахаться где-нибудь в массажном кабинете. Нет, честно, без всякой балды, усекли? Но они приходят сюда, скидывают обувку, выкуривают по сигаретке. Это как раз такое место, где можно по-настоящему расслабиться. На полную катушку! Пусть даже для этого придется подняться на четвертый этаж без лифта. А потому — потом они могут вволю покувыркаться на этом матраце. Просто я хочу сказать, что я не проститутка. Я их подружка. И мне не платят, мне просто дают бабки, чтобы я могла, к примеру, заплатить за квартиру. И еще потому, что я бедная маленькая курочка из Виллиджа, которая мечтала стать актрисой, но не получилось. На что мне, в общем-то наплевать! И все равно я беру уроки танцев два раза в неделю и еще каждый четверг занимаюсь у Эда Коувена, беру уроки актерского мастерства, а прошлым летом даже участвовала в одном шоу в Трайбеке в течение трех недель. Ставили Ибсена — «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». И верите, трое моих приятелей побывали на спектакле. Вот так!

Фрэн долго чирикала о пьесе, потом принялась рассказывать, какие подарки приносят ей клиенты, помимо денег, разумеется.

— На выпивку я вообще не трачусь. Да и, честно сказать, почти не пью. И вот уже лет сто, как не покупаю травки. Знаете, у кого самая лучшая травка? У ребят с Уолл-стрит. Они покупают себе пару унций и приносят сюда. Посидим, покурим немножко, и еще почти целую унцию они мне оставляют, — она взмахнула длинными ресницами. — Я вообще люблю покурить.

— Догадываюсь.

— Это почему? Я как-нибудь не так себя веду?

— Нет. Запах.

— Ах, ну да! Сама я не чувствую, принюхалась уже, но стоит пойти проветриться, а потом опять зайти — фу! — Это все равно как у одной моей подружки. У нее четыре кота, и она божится, что в доме нет никакого запаха, по стоит к ней войти, такая вонища, прямо с ног сшибает! Просто она привыкла... А вы когда-нибудь баловались, Мэтт?

— Нет.

— Ну надо же! Не пьете, не курите, вот тоска! Хотите еще содовой?

— Нет. Спасибо.

— Правда, не хотите? А вы не будете против, если я выкурю одну по-быстрому? Просто чтобы немного расслабиться.

— Валяйте.

— Потому что ко мне же должны прийти и хочется быть в форме.

Я сказал, что не возражаю. С полки над плитой она достала пластиковый пакетик с марихуаной и ловко скрутила себе сигаретку.

— Может, и он захочет подымить, — сказала она и приготовила еще две сигаретки. Прикурила, убрала все остальное и вернулась в шезлонг. Она докурила сигарету до конца, а между затяжками рассказывала о своей жизни. Затем загасила крохотный окурок в пепельнице, отодвинула ее. Внешне поведение ее ничуть не изменилось. Возможно, до моего прихода она курила весь день и уже была, что называется, под кайфом. А может, марихуана не оказывала на нее такого явного воздействия, как порой выпитое никак не сказывается на поведении некоторых людей.