Хрустальный лес - Черноголовина Галина Васильевна. Страница 14

— Нет, Любаша, ты останешься здесь.

Любаша сердито тряхнула своей чёлкой, но больше спорить не стала.

Мальчики забежали домой, оставили сумки с книгами, сняли школьную форму — в тайгу ходят в чём похуже. Потом все собрались у околицы. У каждого был с собой мешок для моха и чумашки — корзинки из берёсты — на случай, если что интересное в тайге попадётся.

Юра шёл последним по тропке, насвистывая песенку, которую они недавно разучили в классе с Верой Николаевной:

Тропка вся была усыпана красными, жёлтыми, оранжевыми листьями вперемешку с поблёкшими иголочками лиственницы. Деревья стояли грустные: наверно, им очень не хотелось раздеваться на зиму, когда и люди, и звери, наоборот, кутаются в тёплые шубы.

Один только низкорослый монгольский дуб, словно скряга, цепко держался за свои жёсткие ржавые листья.

«Меня не провести, — шелестел он. — Старую одёжку сбросишь, а новую не получишь. Пусть хоть какой ветер, хоть какая вьюга — им меня не раздеть!.. А вот весной, когда солнышко пригреет, я и сам эту ветошь сброшу, в свежую зелень наряжусь…»

Ребята скоро должны были перевалить через сопку и спуститься в седловину — там было много мягкого пушистого моха.

В это время под ногами у Юры мелькнул бурундук. Он был так близко, что Юре показалось, вот-вот он схватит зверька за хвост. Бывает же, что найдёт такое на человека. Уж ему ли не знать, как трудно поймать бурундука в тайге, а тут бросился догонять. Конечно, зверька не догнал и вернулся на тропинку.

Друзья уже ушли далеко вперёд, а вместо них Юра неожиданно увидел Любашу.

— Ты чего здесь?

— А я всё время за вами шла, мне первоклассники тропинку показали, по которой вы пошли…

— Так тебе же Вера Николаевна не разрешила ходить в тайгу! Почему ты не послушалась? — возмутился Юра.

— Я послушалась… Даже один квадратик у окошка вымыла. А потом гвоздём палец поцарапала. Вот видишь… Кровь сильно текла… Вера Николаевна сказала: «Иди домой». Можно, я с тобой буду мох собирать?

На мгновение у Юры мелькнула мысль: вот сейчас он свистнет, позовёт Гену Каргина, и они вдвоём отомстят Любаше за все её «выкиндрючки». Вере Николаевне она, ясно, не посмеет жаловаться: ведь ей никто не разрешал идти в тайгу…

— Ты мальчишкам хочешь свистеть? — заметила Любаша, как Юра поднёс пальцы к губам. — Не надо… Мы только вдвоём будем мох собирать. Пойдём вот здесь… — Она указала на тропинку, огибавшую сопку посредине.

Сверху раздался свист, и затем послышался голос Гены Каргина:

— Юрка-а-а! Эгей-гей!

— Бежим! — Любаша крепко схватила Юру за руку.

И он, досадуя на себя за свою уступчивость, помчался с нею сквозь кустарник.

Ветки багульника хлестали ребят по ногам, кедровый стланик цепко хватал своими лапами Любашу за платье, а они всё мчались вниз, как два камушка, которые кто-то столкнул с сопки.

Остановились они, только когда под ногами захлюпала вода. Высокие кочки со спутанной гривой травы выглядывали, как чьи-то косматые головы, из болота и словно ждали с любопытством, куда теперь пойдут этот смуглый мальчик с чёрными как угольки глазами и длинноногая девчонка, которая, словно лошадка, то и дело встряхивала головой, откидывая волосы, падавшие ей на глаза.

— Ну, — сказала Любаша.

— Что ну?

— Давай мох собирать.

— Какой тебе тут мох? — рассердился Юра. — Мох там, куда ребята пошли. А здесь вода, не видишь?

Ясно, человек тайги не знает, зачем тогда соваться? И чего он, как маленький, побежал за ней? Ребята уже, наверно, мох собирают, а ему что, с пустыми руками возвращаться?

— Пошли к ребятам, — наконец решительно сказал он.

— Не пойду, — заупрямилась Любаша.

— Ну, тогда я один пойду…

Юра решительно повернулся и зашагал от неё прочь.

И тут Любаша зло крикнула:

— Завёл меня в тайгу, а теперь бросаешь, да? Бросай, бросай, а я дороги не знаю. Вот пойду и заблужусь. И никто меня не найдёт. Вот!.. И ты будешь виноват, понятно?

Юра остановился. Довод был вполне резонный. Они забежали довольно далеко, а Любаша тайги не знала. Она ведь только нынешней весной приехала с родителями на Нижний Амур. Летом Любашу в тайгу не пускали, и других ребят тоже — много было опасного клеща, да хотя бы и пускали — за одно лето разве тайгу узнаешь? Она вон какая! Другое дело Юра — он ведь здесь вырос. Нет, видно, сегодня ему не отвязаться от своей соседки.

— Юра, а разве больше нигде моха нет? — заискивающе спросила Любаша. Она уже почувствовала, что Юра её не оставит.

— Пойдём уж, ладно… Только, знаешь, это далеко.

Любаша шла, всё время с любопытством вертя головой по сторонам и спрашивая Юру:

— А это какое дерево? А ручеёк куда бежит?

Приходилось объяснять, что дерево это — обыкновенная ольха, что чистый ручеёк бежит в такую же чистую горную речушку, а речушка впадает в Амур.

Любаша слушала внимательно, благодарно кивала головой.

Юре понравилась такая роль, теперь он и сам обращал на многое внимание Любаши.

— Смотри, смотри, кедровка на лиственнице, — показывал он Любаше на тёмно-бурую, в белых пестринах птицу.

Птица заметила ребят, вспорхнула, но не улетела далеко.

— Кладовка у неё, видно, здесь…

— Какая кладовка? — удивилась Любаша.

— Орехов стланиковых на зиму запасла да и спрятала под корой, вон хоть, может, и в том дереве, что на земле лежит… Не бойся, не тронем твоих запасов, — успокоил он птицу, — у нас у самих руки есть; если надо, наберём орехов.

— Не тронем, не тронем… — радостно вторила Любаша и вдруг остановилась, испуганно прислушиваясь.

— Кто это свистит? Ты обманул меня, к мальчишкам ведёшь?

Юра рассмеялся:

— Это же пищуха. Вроде крысы, только рыжая. Она в камнях живёт.

На пригорке, куда привёл Юра Любашу, было очень много мягкого и пышного моха. Но и здесь повела себя Любаша так же, как в классе.

— Эта половина моя! — жадно сказала она и присела, будто хотела разом сгрести весь мох.

— Пожалуйста, — пожал плечами Юра. — Рви на здоровье.

— Ну, давай мешок…

— А мешок мой… Куда хочешь, туда и рви.

Любаша принуждённо засмеялась:

— Я просто пошутила, Юра. Ты рви, где хочешь… Ой, какие красивые ягодки! — потянулась она к кусту, росшему неподалёку. — Наверно, сладкие, как черёмуха.

Юра вовремя схватил её за руку:

— Не трогай, отравишься. Это же ядовитая волчья ягода…

— Ты, оказывается, всё знаешь, — с уважением сказала девочка.

Юра даже покраснел от удовольствия, но скромно ответил:

— Ну, что ты — всё. Я ещё очень многого не знаю…

Юра был молчаливым мальчиком, но сегодня ему всё хотелось говорить и говорить. Причём, говорить такое, чтобы Любаше было интересно, чтобы она ахала и широко раскрывала глаза, вот как сейчас, когда он рассказывает о буром медведе, который прошлой осенью вцепился в спину колхозного быка Буяна да так и прискакал в село верхом на перепуганном до смерти быке. Жаль, что Юрин отец промахнулся и медведь убежал.

После этого рассказа Любаша совсем присмирела и стала пугливо поглядывать по сторонам.

— Может, хватит моху, Юра? — робко спросила она. — Смотри, мешок совсем уже полный…

— Да, пожалуй… — согласился Юра и только тут спохватился, что давно пора возвращаться. Они бродили по лесу, наверно, уже часа три.

Ближняя дорога обратно в посёлок шла через сопку. Сквозь кроны лиственниц светило низкое осеннее солнце, в просветах между деревьями видно было, как сверкает, искрится Амур… Там, внизу, было затишье, а здесь, на вершине, гулял холодный ветер, раскачивая стволы лиственниц, шевелил колючие лапы стланика…

У Любаши посинели губы.

— Холодно, — жалобно сказала она.

— А чего ж ты в тайгу в одном платье отправилась? Да ещё в школьном… Смотри, порвала. Вот будет тебе от матери.

Юра снял стёганную на вате старенькую курточку и протянул Любаше.