Румо и чудеса в темноте. Книга II - Моэрс Вальтер. Страница 37

Алхимик улыбнулся последний раз в жизни и сказал последнее предложение:

– Да, – сказал он. – Это начинается с ног.

Остаток дня генерал Тиктак занимался тем, что наблюдал, как Тихон Цифос умирает. Точно, алхимик создал что-то, что побеждает и искореняет каждую форму жизни, без особых усилий, без звука и без жалости. Это выглядело так, будто тело пожиралось изнутри, в то время как снаружи с него исчезал слой за слоем. Тиктак наблюдал, как Тихон с ужасным криком и судорогами корчился перед ним на полу, как из него исчезли все краски и как вскоре от него осталась только каменно-серая кожа, как эта кожа потрескалась, как пергамент и рассыпалась в хлопья пепельного цвета. Он смотрел, как у него выпали зубы и волосы, язык и глаза, как высохло его мясо, как впали его щёки и обнажили костяную личину смерти.

"Пусть Гел со всеми его жителями будет сожран изнутри, как я сейчас", – это была последняя мысль Тихона Цифоса.

"Невероятно!" – сказал сам себе генерал Тиктак. – "Что сотворил этот алхимик!"

Качая головой, он обернулся и посмотрел на шприц с подкожным эскадроном смерти. Какая потеря! И какое приобретение! Он потерял гения. Но он получил беспощадную, невидимую армию.

Гел

Каждая область подземного мира имела свой собственный запах, считал Румо. Пещера со сталактитами и сталагмитами, где он познакомился со Шторром-жнецом, ужасно воняла нефтью. Холодные пещеры пахли снегом и древней водой. Нурненвальдский лабиринт – перегнившей листвой и кровью. Мёртвый бор – ядом чёрных грибов. Пещеры врахоков, конечно, воняли врахоками, а грот водяных камней распространял приятный аромат мелкой гальки, по которой течёт родниковая вода. Но эта огромная пещера, в которую он только что зашёл с Укобахом и Рибезелем, не имела никакого конкретного запаха. Румо чуял множество ароматов, больше, чем он когда-либо чуял за один раз, больше, чем при его прибытии в Вольпертинг, больше, чем тогда, на ярмарке. Румо чуял Гел.

Пещера, в центре которой находился Гел, была, после Холодных пещер, самой крупной из всех, которые видел Румо. Потолок, находящийся на километровой высоте, отражал неровный, рассеянный свет города и из-за этого походил на желтоватый купол.

Область вокруг Гела представляла собой неразбериху из узких каньонов и длинных долин, из вулканических выбросов и высохших речных русел. Все камни в округе были за сотни лет окрашены дымом Гела в чёрный цвет.

– И каков твой план? – спросил Рибезел.

– Да, Румо, какой у тебя план? – спросил Укобах.

– Мне тоже интересно, – сказал Львиный зев.

– У тебя же есть план? – добавил Гринцольд.

Румо почувствовал, что от него требуют слишком много. План? Проще всего было бы пойти в город с факелом через главные ворота, сжечь его дотла и освободить своих товарищей. Как было бы хорошо, если бы Смайк был с ним рядом! Если кто-то и знал, как освободить сотни пленников из хорошо охраняемого вражеского города, то только бывший военный министр.

– Сначала мы пойдём через канализацию в центр, – сказал Румо. – А там – посмотрим.

– Ну, это нам известно, – сказал Укобах. – Я имею ввиду: что ты будешь делать потом? Когда попадёшь в город. Среди тысяч врагов. Единственный свободно передвигающийся вольпертингер. Что ты будешь делать?

– Да, – сказал Рибезел. – Что?

– Я считаю, что это справедливый вопрос, – сказал Львиный зев.

– У тебя вообще нет никакого плана, правда? – спросил Гринцольд.

Румо не отвечал.

– Мне кажется, у него нет вообще никакого плана, – прошептал Укобах Рибезелу.

Патруль

Путь до угольных шахт прошёл без особых приключений, если не считать, что Румо, Укобах и Рибезел наткнулись в одном тёмном ущелье на патруль врахоков. Пять солдат армии подземного мира, все – гелцы, сидели на маленьком, около десяти метров ростом, врахоке, который под их весом с трудом ковылял по дороге.

Румо уже давно учуял и услышал монстра. Он и его сопровождающие спрятались в небольшой пещере и солдаты их не заметили. Астматически хрипя, прошёл врахок мимо них и Румо увидел, что один солдат держит в руке факел, а другой – длинную палку, на которой висела бутылка, которую он раскачивал туда-сюда перед чудовищем. Длинное щупальце летало по воздуху и ощупывало всё в непосредственной близости, хобот врахока был свёрнут и находился прямо под его призрачно светящимся голубым животом. Суставы врахока трещали и скрипели при каждом шаге.

– Для чего им палка и бутылка? – спросил Румо, когда патруль исчез вдали. – Они так управляют чудовищем?

– Врахоки – слепые и глухие. Для них существует лишь то, что они могут почуять или пощупать, – сказал Рибезел. – Алхимикам удалось создать хитроумные ароматы, с помощью которых можно приманивать или усыплять врахоков. Смотря, что тебе нужно. В той бутылке, вероятно, был запах мёртвой свиньи, за которым и шёл врахок. Они, собственно говоря, очень тупые звери. Как и большинство живых существ, ориентирующихся в основном по запахам.

Румо сурово посмотрел на Рибезела:

– Давай! Вперёд! – приказал он.

Над угольными шахтами

Прошло несколько часов, пока они добрались до обрыва, откуда начинался спуск к угольным шахтам.

– Тут ничего не видно! – ныл Укобах. – Один неверный шаг и мы погибли!

Даже у Румо закружилась голова, когда он ступил на узкую каменную лестницу без перил, ведущую вдоль каменной стены в чёрную пустоту. Было слишком темно, чтобы видеть водопады угольной воды, но их грохот был хорошо слышен. Снизу поднимался свинцово-серый туман, накрывая всё вокруг подвижным покрывалом.

– Ощупывайте стену, – воскликнул Рибезел. – И будьте внимательны, кое-где нет ступенек. Уже недалеко до канализации.

– Сколько? – спросил Укобах.

– Около одного километра, – ответил Рибезел.

Троица спускалась вниз с огромной осторожностью, прижавшись к стене. Рибезел шёл впереди. Ступени были не только неровными, узкими и небезопасными, они были к тому же влажными и заросшими скользким мхом. Чем глубже они спускались, тем громче шумели водопады угольной воды, и тем плотнее становилась водяная пыль.

Они увидели водопады только когда находились от них не дальше десяти метров: три чернильно-чёрных потока, бьющих из скалы под ними и улетающих вниз, где их проглатывал тёмно-серый туман. Румо ещё плотнее прижался к стене.

– А где входы? – заревел Укобах. – Где эта проклятая канализация?

– Там, впереди! – закричал в ответ Рибезел. – Совсем рядом.

Им пришлось спуститься ещё на несколько ступеней вниз, и они оказались перед воротами, встроенными прямо в скале.

– Канализация! – гордо крикнул Рибезел, как будто он привёл их в свои владения. Из ворот исходил запах, который по отвратительности мог бы спокойно соперничать с запахом врахоков.

Внутренности Гела

Румо, Укобах и Рибезел стояли в мелком ручье с угольно-чёрной водой, слегка освещаемые красным светом светящейся медузы, находящейся в стеклянном сосуде, прикреплённом к стене тоннеля.

– Медузный факел, – объяснил Рибезел. – Они везде висят. Их засовывают в питательную жидкость, и потом они светятся, пока не умрут. Вот это я называю прогресс. В моё время тут было абсолютно темно. И мы должны были прикреплять свечи на шлемы. А если на неё попадала хоть капля воды, то опять становилось темно.

Он осмотрелся.

– Нам нужно в ту сторону, – сказал он и показал налево. – Оттуда мы выйдем в центральную канализацию.

Рибезел пошёл вперёд, Румо и Укобах последовали за ним.

– Что тут так воняет? – спросил Укобах.

Рибезел указал на тёмную воду.

– Здесь внизу копоть окрашивает воду, но в верхней канализации это…ну, вы понимаете…