Особый дар - Эшбах Андреас. Страница 23

– И ты должен был его убить!

– Да, – сказал Арманд. Он свернул газету и положил ее обратно на полку. – Вот что случилось около двух недель назад.

Я со вздохом откинулась на спинку сиденья.

– Думаю, на твоем месте я бы никогда не хотела обладать телекинетическими способностями.

Он почти возмущенно замотал головой.

– О нет, конечно, нет! Понимаешь, мой телекинетический дар – часть меня самого. Он принадлежитмне. Он практически определяет всю мою жизнь. Без него я был бы совершенно другим человеком. Это как мое зрение, или обоняние, или какое-то другое чувство. Его нельзя так просто отделить от меня. Если бы я захотел избавиться от моего дара, это было бы все равно, что я пожелал бы стать слепым или парализованным.

– Но разве у тебя не возникает ощущения, что ты посторонний?

Он как-то странно посмотрел на меня.

– Я и естьпосторонний. Это не только ощущение, это факт. Остальное – цена, которую приходится платить за то, что ты не такой, как окружающие.

Я помедлила с ответом.

– Мне кажется, это слишком высокая цена.

– Я своего дара не выбирал, – сказал Арманд. – Телекинетия – это талант, с которым я пришел в этот мир. Никто меня не спрашивал, нравится ли мне это. Ведь и тебя никто не спрашивал, нравятся ли тебе твои родители, или страна, где ты родилась, или еще что-нибудь в этом роде. Мое несчастье в том, что мой талант необыкновенный.Только поэтому за мной так гоняются и хотят распоряжаться моей жизнью.

Некоторое время мы сидели молча. Это получилось само собой: просто мне нечего было сказать, Арманд тоже ничего не говорил, и мои мысли унеслись далеко, как Арманд вдруг посмотрел на часы и заметил: поздно. Ты бы попробовала немного поспать.

– А ты?

– А я посторожу.

Поспать? Это была неплохая идея. Я слишком устала, чтобы самой до этого додуматься. Последние часы у меня одно волнение быстро сменяло другое, и если и в Дрездене все будет продолжаться в том же духе, я буду рада каждому часочку сна. Я подняла подлокотники сидений с моей стороны, чтобы можно было нормально лечь, сняла ботинки, пододвинула себе под голову сумку и накрылась своей курткой.

Когда я наконец улеглась более-менее удобно, стало очевидно, что уснуть я не смогу. Мне казалось, что я чувствую, как дрожат мои нервы. Я посмотрела на Арманда. Он все еще сидел на сиденье возле двери и смотрел, задумавшись, перед собой.

Ну ладно, если уж я не могу уснуть, то нужно хотя бы немножко расслабиться и отдохнуть; это все же лучше, чем ничего. Я закрыла глаза и стала слушать монотонный стук колес.

Я действительно не засыпала. Поезд проехал через какой-то город – цветные беспорядочные полосы света мелькали по стенам, где-то вдали загудела сирена, и поезд немного замедлил ход. Я тихо следила за тем, как Арманд встал и подошел к окну, чтобы посмотреть на улицу. Его лицо ничего не выражало, и в рассеянном мелькающем свете уличных огней он показался мне очень странным. Как будто существо с неизвестной звезды.

Недолго думая, я задала вопрос в темноту и молчание:

– Арманд, ты одинок?

Он даже не вздрогнул от неожиданности:

– Я думал, ты спишь.

– Я не могу.

Он молчал. Поезд снова стал набирать ход, уличные огни замелькали быстрее по стенам, багажным полкам, занавескам и, наконец, совсем погасли, а Арманд все стоял у окна и смотрел в ночь.

Я не отважилась продолжать свои расспросы. Возможно, я опять задела его за живое.

В конце концов усталость и убаюкивающий стук колес взяли свое, и я уснула.

Но это был легкий сон без сновидений. Один раз я проснулась, сама не зная от чего. Была все еще ночь, и поезд ехал дальше. Арманд сидел напротив меня, у окна. Он заснул сидя.

Я разглядывала его, и странные мысли приходили мне в голову. Он казался каким-то беззащитным, когда вот так спал. Никто бы в тот момент не подумал, что он какой-то необыкновенный и обладает этим странным, необъяснимым даром, за которым так охотились.

Мне казалось, что я начала его понимать. Все видели Арманда-телекинета, и этот образ был настолько завораживающим, что человека за ним совершенно забыли. Должно быть, то же самое происходит с известными певцами или актерами, которых публика обожествляет, не задумываясь о том, что они такие же люди, как и все.

Но вокруг публичных людей всегда есть друзья и близкие, которые действительно их знают и не ставят на золотой пьедестал. А у Арманда таких людей не было. Наверное, после семи лет, проведенных в институте, он даже для своих родителей стал чужим. И, кроме того, Арманд на самом деле был совершенно особенный.

Он, по всей видимости, страшно одинок. Настолько одинок, что даже боится себе в этом признаться. И он не сможет выйти из этого тупика одиночества, даже если его побег удастся. Он навсегда останется Армандом-телекинетом.

Но как только я к этому пришла, в моих рассуждениях показалась брешь.

Секундочку! Стоп!

Если подумать, каждыйчеловек не такой, как все. Каждый представляет собой что-то особенное, хотя бы уже потому, что он единственный. Каждый человек индивидуален. Никого нельзя заменить. Каждый человек неповторим.

У меня возникло утешительное чувство, что эта мысль была исходной точкой в решении проблемы Арманда, но я не смогла додумать ее до конца, потому что мои мысли как-то рассеялись и я снова заснула, а поезд ехал сквозь ночь все дальше и дальше.

В следующий раз я проснулась, когда вокруг меня вдруг зажегся сероватый свет. «Уже день», – подумала я. Я медленно, сонно повернулась на сиденье и попыталась открыть глаза.

Но это был еще не день. Это было верхнее освещение, которое кто-то включил. Большой, широкоплечий мужчина стоял, склонившись над Армандом. Он сразу заметил, что я проснулась, потому что тут же повернулся ко мне, и то, что он направил мне в лицо, было револьвером.

Глава 13

Я сначала тупо посмотрела на револьвер, потом на мужчину, и, видимо, у меня при этом было очень глупое выражение лица. Во всяком случае, я была еще слишком сонной, чтобы испугаться или закричать. Я не отношусь к тому типу людей, которые открывают глаза и сразу просыпаются. Напротив, я некоторое время пытаюсь отделить мои сновидения от реальности, но в данном случае выяснилось, что мужчина и револьвер вполне реальны.

Он прошипел что-то, по всей видимости, угрожающее, но я не поняла ни слова. Однако его оружие говорило на вполне понятном языке. Безусловно, он хотел, чтобы я не двигалась и не звала на помощь, и я послушно повиновалась. И хотя я не знала, что здесь произошло, но была уверена в том, что бандиту не поздоровится, когда Арманд проснется и применит свои телекинетические силы.

Я посмотрела туда, где сидел Арманд, и меня вдруг охватило смутное чувство, что я пропустила что-то очень важное. Глаза Арманда были закрыты, но не было похоже, чтобы он спал. Он стонал, задыхался и беспокойно вертел головой из стороны в сторону, как будто у него были сильные боли. Мужчина с револьвером поднялся и быстро сделал шаг назад к двери нашего отсека. Я недоверчиво посмотрела на него. На нем была потертая черная кожаная куртка, он был уже немолод и походил на шкаф. У него были темные волнистые волосы и мешки под глазами. А в его ручищах блестел этот угрожающий револьвер. Что здесь произошло? Что случилось с Армандом?

Арманд с трудом открыл глаза и как будто бессознательно перевел затуманенный взгляд с меня на мужчину, и потом обратно на меня. При этом он пытался нащупать левой рукой свое правое плечо, и когда это ему удалось, его лицо перекорежило. Казалось, у него действительно были сильные боли и, одновременно, он как бы возвращался к реальности. Он покрутил головой и, как-то вдруг осознав, что происходит, посмотрел на мужчину.

–  Антипсихотроп! – процедил он.

–  Trus bien, monsieur Armand, – сказал мужчина и отвратительно улыбнулся. – Enchante de vous voir. Comment-allez vous? [11]