Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович. Страница 18
— А зачем она бегает? — замирая от жути, спросил Глеб.
— Так… Любит всех пугать!.. Смешно ведь, как кто от страху ополоумеет да припустит…
— Да спотыкнется, да об землю носом — хлоп! Да завопит на весь земной шар! — развеселился Лаптяня. — Да еще бумерангом по спине вытянуть!.. Был бы я нечистик, я бы каждую ночь выходил!..
— А еще тетка Федотьевна рассказывала: шла она в одну такую лунную ночь мимо старого кладбища. И вдруг видит: ровно в полночь идет по стене горбатая старуха… Медленно-медленно… А в глазах у нее… луна отражается…
От этого рассказа при лунном свете и мерцании звезд по спине у Мишани пробежали мурашки и захотелось домой. (А тут еще кто-то все шевелится в темной листве дерева…)
— Может, до хаты? — предложил Лаптяня.
— Что же мы? Собирались, собирались… — сказал Глеб.
— Я собирался чего-нибудь разбойничать, а не время зря проводить! — ответил Лалтяня и ушел.
— Вот на тебя нечистик и выскочит! — злорадно напутствовал его Братец Кролик.
— А бумеранг? — самоуверенно сказал Лаптяня, и все поняли, что пока у Лаптяни имеется бумеранг, нечистая сила лучше ему не попадайся, а то очутится наутро с завязанной головой.
После ухода Лаптяни долго сидели без дела. За яблоками к кому слазить — мало радости, когда они через каждый плетень перевешиваются…
— А я про тот куст все думаю… — сказал Глеб, — шиповниковый, помнишь, на лугу видели — сирота? Хорошо бы его все-таки пересадить…
— А куда? — спросил Мишаня.
— Мало ли куда можно пересадить… Можно под окно этой… как ее… Нине, что ли… Тетка Федотьевна говорит: букет надо… А я думаю, что целый живой куст — лучше гораздо! Букет завянет, и все, а куст будет цвести все время!
Братцу Кролику очень понравилась придумка Глеба. Он захихикал:
— Давайте сейчас и пересадим! Утром Тараканыч выйдет и давай глаза протирать: откуда куст? Не было куста, а вдруг куст оказался. Откудова он мог взяться? За ночь вырос, как от волшебной лампы!..
— Лучше Розе посадим, — предложил Мишаня, но Глеб запротивился:
— Розе в другой раз! И так ты меня обдурил, да еще и куст ей…
— Я лопату могу достать! — хлопотал Братец Кролик. — У тетки Федотьевны хорошая лопата! Во дворе сейчас стоит!
Разбойничьи дела сразу пошли веселее. Отыскали лопату во дворе у Братца Кролика. Одно окошко в его доме еще светилось.
— Аспирант сидит, занимается, как филин вое равно в очках своих! Идите поглядеть! — сообщил Братец Кролик.
Разбойники полюбовались на аспиранта, уткнувшегося в свои бумажонки, наслаждаясь тем, что они его видят, а он их нет.
— Хорошо бы его напугать! — сказал Братец Кролик. — Сейчас нельзя — шум поднимется, а будем лопату относить, заодно и напугаем. Не сиди по ночам!
Забрав лопату, отправились к Николашкиному дому и выкопали под окном яму. Несмотря на твердую землю, хорошая яма получилась, широкая и глубокая: есть где кусту расправить свои корни!
А затем мимо спящих домиков, садов и огородов двинулись прямо на луг, никем не замеченные, кроме собак.
Собаки, днем веселые и ласковые, ночью не желали узнавать своих знакомых, с лаем провожали до границы своего участка, а передав там другой собаке, замолкали и возвращались — такие на Гусиновке жили умные собаки.
Белый франтоватый Маркиз Федюниных проводил их до участка желтенькой кривоногой Дамки, дальше за забором рявкнул басом громадный черный Пират, охранявший сад Розы и Лариски, потом добродушный коричневый Каштан проводил до крайнего домика возле луга, где, заслышав шаги, так и залился брехом маленький, но лихой Шарик.
Луг был темен и курился дымкой.
Выяснилось, что ночью идти по лугу хуже, чем днем: днем он был ровный, мягкий, как ковер, а сейчас на каждом шагу попадались какие-то кочки и бугорки, а между ними ямки. Поневоле приходилось спотыкаться и даже падать…
Крошечные редкие болотца теперь размножились и растянулись по всему лугу так, что и проход между ними не сразу сыщешь, да еще появились какие-то холодные лужицы, куда то один, то другой разбойник попадал ногой…
Но постепенно Мишаня начал привыкать идти по темному лугу. Просто нужно, не отрываясь, смотреть себе под ноги. Увидишь, что-то белеется: бугорок! Становись на него, ищи другой бугорок и перепрыгивай.
Кое-где среди травы и кочек проступали песчаные лысины — туда и совсем хорошо перепрыгивать. Прыг да прыг! — как заяц скакал Мишаня, а за ним скакали Братец Кролик и Глеб.
Вот белый песчаный бугорок. Мишаня примерился, прыгнул и едва коснулся его ногой, как бугорок ожил, шарахнулся в сторону, и, хлопаясь спиной и затылком об землю, Мишаня услышал чей-то отвратительный крик. Вскочив, он успел заметить какое-то белое существо и страшные глаза, в которых луна отражалась. Больше он ничего разглядеть не успел, потому что легко, как на невидимых крыльях, несся через луг обратно к домам, не чувствуя ни кочек, ни лужиц, ни, тем более, каких-то там бугорков, а луг казался глаже стекла.
Впереди, так же быстро, легко и бесшумно, как летучие мыши, летели над лугом Братец Кролик и Глеб.
Очутившись среди родных гусиновских домиков под защитой своих храбрых собак и вдали от страшного ночного луга, они быстро опомнились и отдышались.
— Что это… было? — спросил Мишаня.
Братец Кролик догадался первый и начал хихикать, не в силах выговорить ни слова. Он хихикал все сильнее, трясся, корчился, задыхался, пытался что-то сказать, но не мог…
— Чего смеешься, как глупой? — с обидой спросил Мишаня.
Наконец Братец Кролик собрался с силами: — Это… тетки Федотьевны… коза… была привязана!
Тут и Мишаня сразу сообразил, что это была коза, которую тетка Федотьевна иногда оставляла на всю ночь на лугу, привязав длинной веревкой к колышку. Каждый день проходили мимо нее на речку, всем знакомая была коза. Да и заорала она по-козлиному, и глаза у нее дурацкие! Значит, прямо на спящую козу прыгнул Мишаня.
Тут уж и он захохотал, а за ним Глеб.
Очень смешно было представить, что спросонок подумала коза, когда Мишаня на нее прыгнул.
— Я думал, что бугорок! Прыг!.. Сам лечу кувырком, а сам думаю: что такое, почему бугорок живой?.. Ха-ха-ха-ха!..
— Ты — это что! А вот коза! Очевидно, приняла тебя за волка! Хи-хи-хи-хи-хи!..
— Но и сам испугался хуже козы! — ликовал Братец Кролик.
— А ты не испугался?
— Я? Ничуть… Я только удивился: почему Мишаня побежал? Ну и побежал сам…
— Зачем же ты побежал?
— За тобой!..
— А я, — сказал Глеб, — я тут порядков не знаю, я решил: что-то такое произошло, надо бежать!..
Тем временем начало светать и с каждой минутой делалось все светлее, все дальше видно, и сажать куст было уже нельзя.
Развеселившийся Братец Кролик предложил:
— Аспиранта пойдем пугать?..
— Ты про аспиранта сейчас не думай, — сказал ему Мишаня. — Ты лучше думай, где лопата твоя.
Братец Кролик спохватился: лопаты нет! На лугу осталась!
— Тетки Федотьевны лопата… Она и так на меня ругается, что все у нее перетаскал… Сходи, Мишань! Ты там лучше помнишь, где она упала…
— Ты бросал, ты и находи, — наотрез отказался Мишаня, думая про себя: а вдруг все-таки не коза там, а что-то такое? Мало ли что…
— Тогда пускай Глеб сходит, — сказал Братец Кролик, очевидно думая про то же самое.
— Я тут не привык… — мялся Глеб. — В тайге могу ходить хоть ночью, хоть когда… Я даже не знаю, где она там валяется…
— Да теперь уж светает, там увидишь! — горячо уговаривал его Братец Кролик. — Вон, даже отсюда видно, как коза белеется… А вон лопата чернеется… чуть правее… или левее чуть…
— Ты бросал, твоя лопата…
— Я её не бросал — просто уронил! А зачем мы её брали? — вскричал Братец Кролик. — Мне, что ль? Не мне, а твоей Николашке яму копали!.. Значит, книжку выноси — я, лопату бери — я, за три шага сходить за ней — тоже я? Значит, пускай тетки Федотьевны лопата пропадает, да?