Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович. Страница 6
— Суй быстро, а то мы тебя…
— Ему слабо, он и так чуть не плачет!..
— Ну и что ж… — бормотал Глеб. — Ну и суну… Не побоюсь… Раз он безвредный, чего бояться…
Он сел на траву и принялся стаскивать сандалии.
Гусиновцы примолкли, готовясь к захватывающему зрелищу: как дурачок полезет прямо в пасть кровожадному волосу.
— Ничего… — тихо сказал сочувствующий Глебу Лаптяня. — Если почуешь — начал впиваться, так сразу дергай!
— Не поможет! — опроверг его Братец Кролик. — Какой кусочек там останется, он до большого дорастет…
Разувшись, Глеб немного постоял над лужицей, потом сделал глубокий вдох и сунул ногу в воду — в то место, где от волоса было дальше всего.
Все, вытянув шеи, глядели, что станет делать волос.
Но волос продолжал извиваться сам по себе и на предложенную ему ногу не обращал внимания.
— Не видит… — прошептал кто-то.
— Подожди, дай ему хорошенько расчуять… Он по запаху отыскивает… Запах до него не дошел…
— Далеко очень! Так далеко он не может! Ближе давай! — волновался Братец Кролик.
— Суй вторую ногу! — скомандовал Гусь.
Глеб медленно поставил в воду другую ногу и так стоял, не сводя глаз с волоса.
Однако и обе ноги волоса не соблазнили.
— Наверно, сытый…
— А может, какой слепой калека?..
— Он испугался, когда его палкой шевелили…
— Отойди, не загораживай!..
— Ты подставь ногу ему к носу, тогда он вопьется!..
У Глеба сначала покраснели уши, потом щеки, потом шея, потом спина… Он приблизил ногу к самому волосу.
Волос не замечал.
Глеб слегка коснулся его ногой. Волос начал извиваться сильнее, но никакого намерения впиваться не проявил…
— Это вы его испугали: орут, галдят! — прикрикнул на своих подчиненных Гусь. — Отойдите все подальше! Дальше, дальше давай! Вон там встаньте!
Сам он остался на месте, чтобы командовать:
— Ну-ка, поддень его пальцем от ноги!
Глеб поддел.
— Ну как?.. — шепотом спросил кто-то из зрителей, которые помаленьку продвигались все ближе и ближе.
— Никак… — тоже шепотом ответил Гусь. — Сильней зацепляй!..
Глеб зацепил посильнее, волос вдруг быстрым сильным, движением обвился вокруг ноги, и Гусь панически вскрикнул:
— Есть! Обвился!
Все шарахнулись к самой луже.
Но волос тотчас развился, будто теплая нога была ему противна, и сделал неуклюжую попытку отплыть.
Глеб выпучил глаза еще страшнее, чем когда они с Мишаней терли уши, и поддел его еще раз.
Волос только извивался, норовя удрать.
Тогда Глеб нагнулся, взял его рукой, вынул из воды, а потрясенные гусиновцы увидели, что волос, обвив палец, больше ничего не делает.
Постепенно краснота сходила со спины, шеи и щек Глеба. Он обтер потный лоб одной рукой, а другой торжественно провел волосом мимо носов отшатнувшихся гусиновцев.
Первым пришел в себя атаман Гусь. Он захихикал и прикоснулся к волосу так, будто дотрагивался до горячего или боялся, что его ударит током, и тотчас отдернул руку. Потом, осмелев, задержал палец, потом взял волос двумя пальцами за кончик, радостно сообщив всем:
— Жесткий, сволочь!..
В восторге он поймал Братца Кролика за шею и начал совать волос ему в лицо, приговаривая:
— Поешь, поешь своего волоса, зайчиная твоя голова!..
Братец Кролик извивался не хуже волоса, отмахивался и визжал самым что ни есть заячьим голосом.
К ним подскакал Лаптяня, требуя:
— Дай потрогать!
За Лаптяней и остальные гусиновцы разом пожелали своими руками потрогать не страшный теперь волос.
Они стадом ринулись к атаману, и вокруг него началась свалка. Слышалось кряхтенье, сопенье, ойканье и крики:
— Дай сюда!
— Пусти, я!
— Отойди!
— Пусти, а то локтем!
— Не тяни, убью!
И когда общая мала-куча рассыпалась, от волоса осталось лишь несколько кусочков, вывалянных в песке.
Гусь подобрал один кусочек, посмотрел и бросил, укоризненно сказав подчиненным:
— Эх вы, собаки!.. Я его хотел в банку посадить для испуга всяких отсталых людей, а вам не только смирного какого волоса — крокодила нельзя показывать, а то вы его в клочки разорвете, как одичалые какие… Пошли. Глеб, купаться!..
КАК ГЛЕБ ВЫЗДОРОВЕЛ ОТ ИКОТЫ
Гусиновское солнце пекло, словно хотело показать приезжему сибиряку, что на Гусиновке жара может быть не хуже, чем в самых жарких странах. Все гусиновцы жадно подставляли под нее спины и животы, а когда терпеть становилось невмоготу, бежали окунаться в яму, ныряя туда на разные затейливые лады: и вниз головой, и вниз ногами, и спиной вперед, а кое-кто и животом об воду, — показывали перед Глебом свое молодечество и удаль.
При этом больше всех отличался Лаптяня, скача на одной ноге.
Сам Гусь сидел на своем троне и играл на Музыкантовой трубе, издавая такие отвратительные вопли, что даже сам удивлялся — переставал играть, оглядывал слушателей и покачивал головой: ну и ну… Потом спрашивал у Музыканта:
— Похоже?
— Сойдет… — равнодушно отвечал Музыкант, валяясь на отмели, как наполовину вытащенная из воды рыба. — Главное, дуди громче, чтоб дома слышали… Они не разберут: гаммы это или кто просто так дудит… Мало кто в этом деле разбирается! Теперь буду сюда ходить заниматься, а то дома житья не дают… Во двор выйдешь — соседи уже два раза приходили ругаться. В доме — сестра терпеть не может, подготовляется в институт, злющая, как кошка!.. Если устанешь, дай кому другому подудеть… Главное, чтоб дома слышали, как я занимаюсь… Да слюней внутрь не напусти!.. Это тебе все ж таки не дудка, а инструмент!..
Глеб, однако, в речку не лез. Бледный, незагорелый, он расхаживал по отмели, всматриваясь в воду.
— Эй, Глеб, иди с нами! — звали его.
— Подождите… — отвечал Глеб. — Скоро начну…
— Чего ты там ищешь?
— Да вот смотрю… нет ли тут какого еще волоса… Хочу живого поймать…
Обиженный Братец Кролик сидел отдельно и поминутно трогал пальцем лицо в том месте, где его касался волос, как бы проверяя, не торчит ли оттуда его кончик…
— В незнакомой воде я не люблю купаться… — оправдывался Глеб.
Гусь спросил у Мишани:
— А он плавать умеет?
— Почем я знаю… Я с ним только вчера познакомился… Не ушел еще обо всем расспросить… Знаю только, что в тайге жил… С ястребом… И собака с ними — волкодав страшенный…
Братец Кролик оживился и придвинулся ближе.
— А им плавать и не нужно научаться… — вмешался он в разговор. — Они и так не тонут…
— Кто «они»?
— Да жирные эти… Они не тонут… Любой знает… Плавают себе сверху, как пузырь…
— Чего клеишь! — не поверил Гусь. — Ты, Кролик, брехун известный.
— Не клею, а верно говорю! Жир ведь легче воды? Почему масло всплывает? Еще и в школе проходят, закон Архимеда, а не брехун!..
Гусь что-то сообразил и просиял:
— Это ты верно… Как же я забыл? Пару я по этому самому закону схватывал! Барометр тогда сказал еще: «Ты, — говорит, — Гусев, форменный оболтус!..» А по мне — пускай!..
Братец Кролик заерзал, привстал, как заяц на задние лапки, глаза еще больше округлились, уши задвигались, и он таинственно зашептал:
— Можно для интереса опыт произвести!..
— Как?
— Закинуть его в воду на глубокое…
— А если он потонет, теть Нюше что скажем? — попробовал возразить Мишаня.
— А если увидим — начал тонуть, Лаптяня его вытащит!.. Он уж скольких вытаскивал! Эй, Лаптяня!..
Известный спасатель Лаптяня прискакал:
— Ну, чего вы меня обеспокаиваете?..
— Сможешь жирного вытащить, если начнет тонуть? Мы подмогнем!.. — спросил Гусь.
— Мне помогать нечего, я и один вытащу! — гордо сказал Лаптяня. — Подумаешь… не таких вытаскивал!.. Шестеро у меня уже насчитываются!.. Когда маленькую Маринку спасал, она в меня так вцепилась, что сам было не утоп! Обвила меня ногами… А почему он должен тонуть?..
— А мы его сейчас спихнем!..