Шестнадцать зажженных свечей - Минутко Игорь. Страница 9

— Я не хочу есть, и мне срочно нужно уйти! — Он уже бежал по коридорчику к входной двери.— Не беспокойтесь! Все в норме!

— Костя! Вернись сейчас же! — крикнула Лариса Петровна.

— Пусть, — Виталий Захарович был подчеркнуто спокоен.

...Жгут жил через подъезд, на третьем этаже. Дверь была обшарпанная, без номера, сломанный звонок висел на проволочке.

Жгут погремел ключами в замочной скважине, заскрипели ржавые петли.

— Проходите,— сказал он, и все трое оказались в маленькой передней.

Хороши весной в саду цветочки!
Еще лучше девушки весной! —

пел в глубине квартиры женский голос.

— Все ясно,— удрученно сказал Жгут.— Пока меня не было, успела в магазин сбегать.

Пение прекратилось.

— Славик, это ты?

— Я, мама, я.— Голос у Жгута был растерянный.

«Значит, по-настоящему Жгута зовут Славой»,— подумал Костя.

Из комнаты в переднюю впорхнула очень полная, молодая еще женщина, миловидная, ярко накрашенная, в оранжевом платье с глубоким вырезом. Женщина приветливо заулыбалась, часто-часто посыпала словами:

— Смотрите! Целая компания! Проходи, Леночка! А это что за красавчик новенький? Давай знакомиться!— Женщина протянула Косте руку:— Ольга Пахомовна!

Костя смущенно пожал женщине руку, сказал:

— Константин... Пчелкин.

— Пчелка! — засмеялась Ольга Пахомовна и, схватив Лену за руку, устремилась в комнату.

— Пошли,— вздохнул Жгут.

В комнате царил беспорядок: разбросанные вещи, незастеленная тахта; в складках одеяла спал жирный рыжий кот, свернувшись уютным клубком.

На столе была наполовину пустая четвертинка водки, рюмка, коробка шоколадных конфет, открытая, но нетронутая, в тарелке лежала колбаса, нарезанная толстыми кусками.

— Угощайтесь! — предложила Ольга Пахомовна.— Сейчас!

Она подмигнула Косте и ринулась к буфету. На столе появились три рюмки.

— Мама,— тихо сказал Жгут.— Ты же обещала…

Тень пробежала по лицу Ольги Пахомовны.

— Обещала, сынок... Чего же делать? Слабая я женщина. Душа просит. Не робей, никто нас не разлучит.— Она вдруг сорвалась с места, заключила сына в объятия.— Только через мой труп!

Жгут высвободился из материнских рук. Ольга Пахомовна неожиданно залилась слезами.

— Чего они от меня хотят? — сквозь всхлипывания пробормотала она, погрозила кому-то кулаком, быстро налила в свою рюмку водку, судорожно выпила одним глотком.

— Мама...

— Все, все, сынок!..— Ольга Пахомовна улыбнулась сквозь слезы.— Что же вы стоите? Садитесь, сладкие вы мои!

Лена первая, за ней Костя и Жгут сели за стол.

— Так... А теперь все вместе! — Ольга Пахомовна стала разливать остатки водки по рюмкам, и Костя увидел, что рука ее дрожит.

— Я не пью водку,— с испугом сказал он.

Ольга Пахомовна хмуро, даже ненавистно посмотрела на Костю.

— Ты меня, ангелочек, не осуждай.

— Я не осуждаю...— тихо сказал Костя.

— Небось, с папочкой и мамочкой живешь?

— Да.

— А мы с моим Славкой вдвоем,— ожесточенно сказала Ольга Пахомовна.

— Тетя Оля!— Лена легко коснулась плеча женщины.— Зачем вы? Опять...

— А затем! — сказала Ольга Пахомовна.— Больно много судей на меня развелось. Ну и что, если пью? На свои кровные гуляю. День работаю, день гуляю! Чего мне остается? Раз жизнь наперекосяк пошла.

— Мама! — с отчаянием произнес Жгут.

— Что мама? Что мама? — Ольга Пахомовна посмотрела на сына и неожиданно беззаботно рассмеялась.— Ничего, не хуже, чем другие, живем. Вон какого орла вырастила! — Она ласково провела по голове Жгута нетвердой рукой, потом взглянула на Лену и Костю.— Вы молодые? И живите на всю катушку, пока молодость не прошла... «Хороши весной в саду цветочки!»— пронзительно пропела Ольга Пахомовна и, сорвавшись с места, сделала несколько танцевальных движений по комнате.— Я в ваши годы... Да и потом... Все меня Эфирным Созданием звали. На танцах равной мне не было. Не веришь? — Она подлетела к Косте.

— Почему не верю? — смутился тот.

— Вижу я: не веришь! — воспаленно возразила Ольга Пахомовна.— Я сейчас тебе покажу!

— Мама, не надо, пожалуйста!..— умоляюще сказал Жгут.

— А ты помолчи!

Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.

— Не ту хотела! — возбужденно сказала Ольга Пахомовна.— Ладно! И полечка сойдет.

Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.

Начали стучать в потолок.

— Ага! — закричала Ольга Пахомовна.— Таракан из спячки вышел! Под нами один хмырь пенсионный живет,— говорила она Косте, продолжая отбивать дробь каблуками.— Мы со Славкой его Тараканом зовем. Все доносы пишет в разные конторы. У-у! Тараканище! — погрозила она полу и, подлетев к радиоле, пустила ее на полную мощность.

Теперь стучали в стену с ковриком.

— Так,— злорадно сказала Ольга Пахомовна.— Квашня включилась. Там у нас Квашня живет, она же мадам Пельзицкая. «Ах, я пани! Я из Кракова!»

Полька кончилась, некоторое время скрежетала пластинка, потом сработал стоп-механизм, громко щелкнув. В потолок и стену продолжали стучать.

Ольга Пахомовна неверной походкой пошла к радиоле, но возле серванта вдруг остановилась, повернулась к Косте:

— Ты, наверно, любишь книжки читать?

— Люблю...— растерянно сказал мальчик.

— Тогда... забирай! — Ольга Пахомовна открыла деревянную створку серванта, на пол полетели книги. Костя успел прочесть названия: «Королева Марго», «Три мушкетера», «Воскресение».— Мой охламон все равно не читает. Зачем добру так валяться? Бери, бери!

И в это время громко застучали во входную дверь.

— Жоржик! — радостно закричала Ольга Пахомовна.— Его стук!

Она ринулась к зеркалу, стала поправлять прическу.

Жгут с хмурым лицом пошел открывать дверь.

Скоро он вернулся, а за ним развинченной походкой в комнату вошел мужчина неопределенного возраста в клетчатом костюме. У пришельца были продолговатое бледное лицо, длинный хищный нос с горбинкой, глубокие глазницы, такие глубокие, что тень скрывала глаза. Движения мужчины были гибкими, плавными, и Костя подумал, что клетчатый незнакомец похож на удава.

— Жоржик! Миленький! — заворковала Эфирное Создание, направляясь к гостю танцующим шагом.

Жоржик протянул Жгуту сверток, сказал ровным, бесцветным голосом:

— Пузырь — в холодильник, отбивные — на сковородку...— Он скользнул взглядом по Лене и Косте.— Остальные — кыш!

— Пошли,— сказала Лена, взяв Костю за руку.— Нам тут больше делать нечего.

Костя и опомниться не успел, как они оказались во дворе.

— Постоим под липой,— тихо предложила Лена.

Все, что происходило, Костя воспринимал как сон: она с ним! Рядом. Если решиться, можно тронуть ее рукой.

— Гад полосатый! — вдруг со злостью сказала Лена.

— Кто?..

— Да этот, новый хахаль Эфирного Создания. Придет и всех гонит. Вот до него был дядя Петя, «сантехник первого класса».— Лена коротко хохотнула.— Он так сам себя называл. Напьется и проспит весь вечер на диване. Только похрапывает под музыку!

Костя изумленно молчал.

Они стояли под старой липой. Был поздний вечер, и, похоже, опять собирался дождь.

— И почему все так? — снова заговорила Лена.— Ведь Эфирное Создание хорошая, добрая, веселая, И Жгута любит. А он ее, по-моему, еще больше. Только Жгут...— Лена вдруг оборвала себя.

— Что? — спросил Костя.

— Поклянись, что никому ни слова.

— Клянусь.

— Понимаешь... Жгут ворует. Иногда...

— Ворует? — ахнул Костя,

— Да...— Лена говорила шепотом.— Это редко бывает. Он для матери.

— Для матери? Это как? Зачем?