Человек решает сам - Кршижановская Елена Ивановна. Страница 10

— Нашел время разыгрывать, — проворчал Олег, но пошел в зал.

— Вон слева, гляди, — сказал я.

Вдвоем-то веселей, и мы храбро подошли к космонавту, потрогали голову, руку.

— Здорово сделана кукла. Совсем как живой. А ты правда подумал, что это настоящий человек? — засмеялся Олег.

— Не совсем, конечно… Да я рассмотреть не успел, что-то показалось… Ну, хватит тебе улыбаться.

Хоть и кукла, зато шлем, ботинки, костюм — все настоящее. Мы радовались, что так близко видим эти прекрасные вещи. Наверно, немногие ребята трогали одежду космонавта, как мы с Олегом! Да, из-за этого стоило тащиться в музей, бродить тут, чтобы, наконец, попасть в зал, где столько интересного.

На столике под стеклом лежали тюбики — кажется, тоже настоящие — с питанием космонавта во время полета. И на каждом написано: шоколад, пюре… И даже был тюбик с надписью — «мясной бульон». Вот удивительно. Бульон в тюбике.

— Значит, доктора и здесь нужны. Решают, какое питание давать космонавтам, — сказал Олег.

— И повара в этом деле участвуют. Они ведь готовят.

— Ясно. Всех и не пересчитаешь, кто нужен… А врачи еще следят за здоровьем космонавтов, как организм переносит состояние невесомости… Сколько придумали аппаратов для измерения работы сердца, легких во время полета! А сколько еще можно напридумывать… — сказал Олег.

Медсестра, что называется, не могла оторвать меня с Олегом от космонавта. Но когда мы взглянули на часы, то пустились бежать. Даже забыли поблагодарить медсестру и выскочили на улицу, на ходу натягивая пальто и шапки.

Всю дорогу в цирк Олег злился, как будто я был виноват, что он опоздал на тренировку. Но я представил себе, как ему влетит от дяди Коли, и сказал:

— Хочешь, я с тобой пойду? Давай сразу на манеж, начнем заниматься; я тебе помогу. Вдруг твой папа и не заметит, что мы задержались…

— Без тебя обойдусь, — перебил Олег. — Не могу я, как ты, только и думать об этих бесконечных тренировках. До чего мне все надоело! Когда я, наконец, буду делать, что мне хочется…

Ну, он просто так ворчит, от огорчения. Не поверю, будто Олег всерьез не хочет заниматься акробатикой.

ПОСЫЛКА ДЛЯ БАМБИНО

Сестра моя Катя ходит счастливая — ее премировали за хорошую работу. И дядя Афанасий доволен, похваливает. В кино нас водил по этому случаю. Вообще дядя ничего, даже веселый бывает, но я не могу привыкнуть к нему. Какой-то он чужой… Я теперь стараюсь как можно меньше бывать дома. По-моему, и Катя рада, когда ей пора идти на завод…

А вскоре я стал еще больше времени проводить в цирке. У нас появились новые друзья: приехал на гастроли гималайский медведик. Вот замечательный! Черненький, с белой грудкой, точно на него надета детская слюнявка. Он любит ходить на задних лапах, и тогда я с ним почти одного роста. При каждом шаге он покачивается и вертит головой вправо, влево, будто проверяет, что делается по сторонам.

Медведик — итальянец. То есть, конечно, не он итальянец, а его хозяин, Витторио Кьязини — невысокий, толстый, но страшно подвижный. И ужасно любезный, даже слишком, пожалуй. Например, Валю при знакомстве в краску вогнал: раскланялся перед ней, как в театре, и сказал:

— Салюто, буонджорно, синьорина!

Валя хлопает глазами и не знает, что бы такое сказать. О чем он, не понимает. Как потом мы узнали, итальянец просто поздоровался на своем языке.

А по-настоящему познакомились мы с ним вот как: на манеже репетировал наш пес Руслан. В это время вошел Витторио Кьязини со своим медведиком. А Руслан веселый, любит поиграть. И он со всех ног бросился к медвежонку.

Вдруг медведик заметался, завизжал от страха, прижался к своему хозяину, с перепугу его царапнул. Хорошо, что Олег успел схватить Руслана за ошейник. Не то бы драка поднялась, — ведь и пес от визга и шума разнервничался. А медведика с трудом увели, и долго он не мог успокоиться. Руслана мы вдвоем с Олегом еле удерживали.

Когда, наконец, все кончилось, Валя повела нас в пустое фойе, где мы часто готовили с ней уроки, и сказала:

— Тройки по английскому вы уже получаете, но на этом мы не остановимся. Начнем штурмовать четверку.

Олег мрачно кивнул. Спорить бесполезно. Валя как начнет тоненьким голосом просить, чтобы мы не подводили класс, и все такое… Лучше с уроками помучиться.

Она достала учебник и, уже обыкновенным голосом, громко и весело стала читать нуднейшие и непонятные английские слова. В другом конце фойе появился итальянец. Он что-то насвистывал, помахивал рукой и шел бодро, легко, будто танцевал. Это он всегда так ходит. А ведь не очень молодой, — наверное старше отца Олега.

Витторио Кьязини остановился возле нас, весело прищурился и достал из кармана два крошечных пакета. Один из них протянул Олегу, второй — мне. Мы удивленно посмотрели на итальянца, а он знаками дал нам понять, что бумагу надо развернуть.

У Олега оказался кошелек. Там нарисовано море и берег с домами. А у меня… вот интересно! Корзиночка, и в ней закупоренная бутылка. Потом мы узнали, что в бутылочке — апельсиновый сироп. Вкусно было здорово.

Кьязини что-то говорит, говорит, да как узнаешь что, если он ни бум-бум по-русски, а мы по-итальянски?

— Неудобно, отдадим ему. Зачем нам его подарок? — сказал Олег.

— Что вы, мальчики, и не думайте, — сказала Валя. — Глядите, как он радуется. Хочет вас отблагодарить за медведика, что его защитили от Руслана. Не обижайте человека, — он к вам с хорошими чувствами. Внимание оказывает.

Мы улыбнулись итальянцу и закивали, а он стал по очереди трясти нам руки. И все говорит о чем-то. Потом заметил на стуле учебник, по которому мы с Валей занимались английским, почитал, и опять давай трясти нам руки! Мы подумали: не спятил ли он?

— Коноско ун по ль, инглезэ! — с восхищением сказал итальянец. — Я знай инглиш!

И как затараторил по-английски! Правда, иногда он запутывался и тормозил, а потом опять шпарил.

Я из этой речи понял три-четыре слова, да и то два из них были: Вьена, Ольего. Это Кьязини так выговаривал наши имена. Олег, по-моему, не больше меня разбирался в этой тарабарщине: сидел с открытым ртом и пожимал плечами. Зато Валя, Валька-то! Глаза блестят, улыбается, «иес», «но» говорит хоть бы что. Мы дергаем ее за рукав, спрашиваем, о чем разговор.

— Я только очень немножко поняла. Он восхищается, что мы знаем английский, — тут Валя фыркнула. — Извиняется, что сам плохо говорит и путает слова… и потом, он почему-то вас, мальчики, считает родными братьями.

По правде говоря, я бы не против такого брата иметь, как Олешка… Но почему итальянец так думает? Ведь мы совсем не похожи. Я попросил Валю это дело выяснить.

Она что-то сказала итальянцу; он ответил, и оба удивились. Говорят и все больше удивляются, а потом Валя огорчилась и чуть не заплакала. Она страшно редко плачет.

Оказалось вот что: Кьязини нравится, как мы с Олегом работаем на репетициях и как великан терпеливо, внимательно — одинаково внимательно — занимается с нами. Итальянец поразился, что дядя Коля отец только Олега, а я совсем посторонний. И еще больше удивился, что великан не получает денег за то, что учит меня, и главное — МЕНЯ НЕ БЬЕТ.

Значит, у них там не учат без денег; значит, у них там бьют; значит, делают большую разницу между сыном и чужим. А я никогда не чувствовал, что я дяде Коле чужой. Ни разу. Он одинаково хвалил и ворчал и на Олешку и на меня. Разве что со мной побольше возился, оттого, что я меньше тренирован…

— Кари амичи, буона фортуна нэль востро паэзэ! — сказал итальянец и повторил это по-английски.

Даже я понял немного. Что-то вроде: дорогие друзья, вы счастливы в вашей стране. И еще он рассказал, как трудно ему было учиться. Никто ему не помогал, когда он был мальчиком. Как мы потом заметили, Кьязини всегда говорил по-своему, когда волновался.

Вот когда до нас дошло, зачем нужен иностранный язык. Сама жизнь показала. С трудом, но все-таки мы узнали все про медведика. И почему он боится Руслана. В Америке, на гастролях в каком-то городе, сын хозяина цирка натравил на медвежонка свою собаку, такой же породы, как наш Руслан. И Кьязини не посмел ничего сказать — боялся, что хозяин выгонит, не заплатив денег. Вот как там бывает.