Флибустьерское море - Блон Жорж. Страница 38

Морган отошел подальше, чтобы охватить всю картину боя. Обычно он шел во главе войска, но теперь было бы совершеннейшим безумием топтаться у стены под градом пуль, бомб и кипящей смолы. Стоило как следует поразмыслить, что делать дальше.

Монахи и монахини, запертые в своих монастырях, молились на коленях перед распятиями и мадоннами, которых пираты не успели еще похитить или осквернить. Они слышали взрыв, стрельбу, топот, душераздирающие крики, затем пушечный залп. Теперь поверженный город затаился в страхе, напряженно ловя отголоски битвы под стенами Глории. Монахи и монахини молились в полный голос, у женщин он прерывался порой безудержными рыданиями: монахини хорошо представляли себе, что их ждет.

Они решили, что настал час их смертных мук: двери монастыря рывком распахнулись, и в молельню ввалились черные от пороха злодеи. Быстро окружив святых сестер, они погнали их прочь, как стадо овец. Монахини семенили, не соображая толком куда и едва ли замечая, что грохот боя становился все громче и громче. Затем, все еще не понимая ничего, они увидели, как из боковой улицы появилась толпа монахов-мужчин, которых тоже гнали тычками, пожалуй, даже грубее – вперед, скорей! Обе толпы слились вместе, и монахи узрели перед собой в клубах густого дыма массивные зубчатые стены форта Сантьяго-де-ла-Глория.

– Взять штурмовые лестницы! Приставить к стене!

Лестницы – наскоро сколоченные из неструганой древесины, необыкновенно широкие – валялись кучей.

Градом посыпались удары. Лестницы были чудовищно тяжелые. Божьи люди, не привыкшие к труду, многие из них старые и больные, едва могли поднять их. Тем не менее под угрозой смерти надо было разбирать и тащить их. Удары по голове и покалывания клинками не прекращались; мужчины и женщины в коричневых и черных рясах то и дело спотыкались и падали, идущим сзади приходилось шагать по их телам. Сквозь завесу дыма и слез они видели желтую стену, откуда лили смолу и сбрасывали дымящиеся бомбы.

– Ставьте лестницы!

На верху стены раздались крики, пальба прекратилась, смола и бомбы больше не падали. Все новые партии монахов из других монастырей прибывали к стене, разбирали лестницы и тащили их к подножию. Лестницы были сколочены с таким расчетом, чтобы на одной перекладине могли уместиться четверо бойцов.

– Ставьте лестницы!

Некоторые монахи и монахини в испуге поворачивали назад и брели к флибустьерам. Их убивали выстрелом из пистолета в упор.

– Ставьте лестницы!

Защитники форта с ужасом смотрели, как понукаемые флибустьерами монахи, словно большие муравьи, заполнили подножие крепости, а затем начали карабкаться на стены. За ними лезли пираты с ножами в зубах.

Раздался приказ, стрельба вспыхнула с новой силой. Черные и коричневые сутаны бесформенными комьями падали вниз. Испанские солдаты, стиснув зубы, безостановочно били в упор, несмотря на умоляющие вопли святых отцов и их искаженные страхом и смертной мукой лица. Но первые флибустьеры уже перемахивали через парапет.

Тремя неделями позже Морган мог обозреть с площадки цитадели, которую он избрал своей резиденцией, все пространство покоренного города. Пуэрто-Бельо казался вымершим. Валявшиеся повсюду трупы были похоронены уцелевшими горожанами или расклеваны стервятниками. Черные птицы все еще зловеще кружились стаями над лесом: туда флибустьеры свозили на дрогах своих товарищей, умерших от желтой лихорадки. Судя по их количеству, москиты Пуэрто-Бельо грозили нанести захватчикам больший урон, чем мушкетные пули и пороховые бомбы испанцев.

Позже Морган обмолвился, что пуще всего его поразило во время штурма крепости поведение старого Кастельона. Прижатый к стене цейхгауза, губернатор свирепо отмахивался окровавленной саблей, отказываясь сдаться:

– Лучше умереть как солдату в бою, нежели быть повешенным как трусу!

– Я не вешаю таких людей, как вы!

Жена и дочь губернатора, стоя на коленях рядом с Морганом, лицом к герою, заклинали его не умирать. Тщетно – клинок Кастельона разил всех, кто к нему приближался.

Морган отвернулся:

– Застрелите его.

Впоследствии он говорил, что отдал этот приказ скрепя сердце. Что же касается приказов по поводу «привлечения» монахов и монахинь к штурму цитадели, то об этом он даже не упоминал: война есть война. Ни словом не обмолвился он и о пытках, которым подвергли жителей, чтобы выведать у них местонахождение тайников: дознания были в обычае у флибустьеров. Между тем точные детали этих мучительств стали известны, поскольку некто Джон Стайл, рядовой моргановского войска, участвовавший, как и остальные его коллеги, в дознаниях, позже не выдержал укоров совести и обратился к премьер-министру Англии со своего рода исповедью. Описанные там страсти совершенно невыносимы и поверить в них можно лишь, если вспомнить, что зрелище публичных пыток, казней и валявшихся на улицах трупов было привычным для людей того времени.

Морган весьма сердился, что дознание затянулось на столь долгий срок. Нет, не из внезапно проснувшейся чувствительности, а просто потому, что строил расчет на куда более короткую экспедицию. Его разведывательная служба, составленная из испанцев-дезертиров, беглых рабов, купцов и портовых девиц, дала ему самые точные сведения о топографии местности, но ему забыли сообщить (хотя, по сути, ему полагалось бы знать это самому), что богатства появлялись в Пуэрто-Бельо по прибытии каравана из Панамы. Лишь в это время становилось явью сказочное зрелище – слитки золота, сложенные на улице, как кирпичи. Ну а коль скоро он оказался в городе в неурочное время, пришлось обратиться к испытанному старому способу – выкупу. История выкупа в Пуэрто-Бельо имеет свою особенность и даже целое продолжение. Вот как развивались события.

Морган (в гневе от того, что золота не оказалось на месте). Общий выкуп за город – сто тысяч пиастров. Если их не заплатят, город будет предан огню, а все жители до единого перебиты.

Хор оставшихся в живых горожан. У нас ничего нет, ваши люди выгребли все подчистую, до последнего дублона. Позвольте, мы пошлем двух уважаемых граждан за выкупом к губернатору Панамы.

Морган. Ладно. Даю вам две недели.

Еще до истечения назначенного срока адмиралу докладывают, что из Панамы в направлении Пуэрто-Бельо движутся крупные силы во главе с губернатором доном Аугустином де Бракаманте. Морган посылает им навстречу сотню флибустьеров, которые внезапным ударом из засады обращают испанскую колонну в бегство. Следует обмен письмами.

Бракаманте. Если вы немедля не уберетесь восвояси, вы об этом пожалеете.

Морган. Пустые угрозы. Посмотрите, что случилось с вашим войском. Я сам мечтаю поскорей покинуть эти края, где люди мрут от лихорадки. Но мне нужен выкуп.

Бракаманте. Ни единого песо. Я не собираюсь платить из казны короля за город, проспавший появление врагов.

Постскриптум. Буду признателен адмиралу Моргану за присылку образцов оружия, с помощью которого ему удалось захватить столь крупный город.

Это послание было доставлено разряженным испанским офицером, которого Морган принял с подобающим почтением. Загадочный постскриптум (ирония? почесть?) нисколько не удивил адмирала. Он вручил офицеру пистолет и несколько пуль:

– Вот оружие, которым я взял Пуэрто-Бельо. Соблаговолите попросить дона Аугустина подержать этот пистолет у себя ровно год. Затем я сам явлюсь за ним. В Панаму.

Вызов, посланный с двенадцатимесячным упреждением, был стратегической ошибкой. Но Морган наслаждался своим триумфом, и ему хотелось поиграть с испанцем в кошки-мышки. Однако Бракаманте тут же дал знать, что не желает быть мышью.

Посланец вернулся от него с золотым кольцом:

– Губернатор просит адмирала Моргана принять это золотое кольцо взамен пистолета. Это избавит его от необходимости появляться в Панаме, ибо дон Аугустин велел передать адмиралу Моргану: пусть он не тешит себя надеждами, что в Панаме у него все сойдет столь же гладко, как в Пуэрто-Бельо.