Осиновый невидимка - Сладков Николай Иванович. Страница 25

Или понимает медведь, что свежее дерево не разгрызешь и не стоит зря зубы тупить? Тогда хоть бы фукнул в дупло для острастки или когтями поскреб!

Странный вкус у медведя. Сладкий липовый мед и... горький осиновый лист! Пустое дупло целиком съедает, а жилое не трогает. А почему? Спросите у него сами. Мне он пока ничего не ответил.

БЕЛЫЙ ГЛАЗ

Однажды я заглянул в дупло и отшатнулся: уставились на меня из глубины два белых глаза. А мы привыкли к цветным глазам: черным, карим, голубым. Но только не белым!

Начнем с себя. Тоже ведь отшатнешься, если вдруг встретишь человека с глазами пустыми и белыми, словно бельма. Это так же неожиданно, как если бы высунул человек язык, а язык-то раздвоенный...

Белые глаза - непривычно и не положено.

А почему, впрочем, непривычно и не положено? Это нам непривычно, а галке, например, привычно и положено. И не только галке, а многим птицам, которые в дуплах живут: желне-дятлу, утке-гоголю. Сами они темные, их не разглядишь в дупле: только два глаза белеют. И это пугает: поди знай, кто там притих в глубине? Ведь это все равно, что нам с вами войти в темную комнату, а там уже кто-то сидит на стуле и в упор смотрит на нас белыми большими глазами...

Чужак заглянет в дупло и отшатнется - затаился там кто-то! Ну, а свой заглянет - только обрадуется. Чего своему своего бояться? Пусть даже и белоглазого? Эка невидаль - сам такой.

Те, у кого нет белых глаз, а жить приходится в дуплах, приспосабливают под "глаза" что придется. Синица щеки свои белые приспособила, мухоловка-пеструшка - плечи. Заглянешь, а они белеют в глубине, как два страшных глаза. А дятел пестрый приспособил под глаза сразу и щеки и плечи: четыре "глаза" в одном дупле!

Когда синица выглянет из дупла, второпях ее можно спутать с маленьким пучеглазым сычиком. А мухоловка-пеструшка только еще к дуплу прицепится, а уже кажется, что кто-то белоглазый и толстоносый из дупла голову высунул. Лучше его стороной облететь.

Темнеют дупла в лесу. А в глубине их белеют глаза. Видящие и невидящие...

В-ТРЕТЬИХ...

Есть испытанный способ проверки дупла: запусти в него руку по локоть, по плечо - и выверни, что называется, дупло наизнанку! Но во-первых, не во всякое дупло руку просунешь, во-вторых, не в каждом дупле достанешь дна, а в-третьих...

Так вот в-третьих. Случилось это не со мной, чему я несказанно рад. Не думайте, что кто-то наткнулся в дупле на змею: древесных змей у нас нет. Но зато у нас есть... Сейчас, сейчас - чуточку потерпите. Ага, вот эта запись:

"Стояли у высокого пня с черным дуплом. Пока я отламывал прутик, нетерпеливый спутник мой запустил в дупло руку. Свирепо зундя, из дупла вылетел шершень и с лёта ударил его прямо в нос. Выпученные глаза, слезы струями! А нос - маленький его и курносый нос - на глазах стал багроветь и расти, словно надували резиновый шар.

Он уже было разинул рот, чтобы зареветь, но нос уже так раздулся, что губы было не разлепить. Тут второй шершень с воем выдрался из дупла: мы кинулись в заросли, повизгивая от страха".

Вот как бывает. Не суй нос - прищемят, не пяль глаза - залепят. А руку ткнешь - останешься с носом, да еще и с каким!

ДУПЛЯНОЙ СТОРОЖ

В это дупло не надо стучать, не надо заглядывать. Дупло сторожит сторож. Раз сторожит - значит, есть что сторожить, значит, кто-то сидит в дупле.

Но увидеть сторожа очень трудно. Сторож не выставляется напоказ. Дело его не гостя незваного предупреждать, а того, кто притаился в дупле. Вот он, сторож! Как вырост коры, как сухой сучок. Еще и листиком прикрылся.

Сторожит свой дом и свою семью: жену и полдюжины деток. Жена сова-сплюшка, со скворца ростом, цвета коры, как и муж. А дети пушистые и похожие на белых мышей. Для сплюшек они вполне симпатичные. И надо их сторожить и беречь.

Я приближаюсь к сторожу чуть дыша. Чтоб ни листик не колыхнулся, не треснул сучок. Я совсем уже близко, а он и ухом не ведет, и в ус не дует. Хоть усы и уши на месте. А сторож-то спит! Глаза его не только закрыты, а даже крепко зажмурены. Дрыхнет бдительный часовой!

Великан, чудище рядом - а он сны приятные смотрит. Разнежился под ласковый шелест листвы. Тени гладят по голове. Спит посреди бела дня, веки бархатные смежил.

До сторожа один шаг. Отвожу листик у самого его носа. И тут дрогнуло левое веко, прорезалась щелочка и заблестел в щелочке влажный золотой глаз. Подсматривает. Не спит, за мной в щелочку подглядывает - кто я, зачем и откуда?

Это он нарочно глаза закрыл, чтобы я его не заметил. Одела его природа в покровительственную одежку, а про блестящие глаза забыла. Приходится прикрывать.

Понял сторож, что выдал себя. И вдруг выпучил на меня глаза - как два отшлифованных драгоценных камня. Так бражник пугает, разворачивая яркие глазчатые подкрылья. Смотрим глаза в глаза. Я моргнул, сторож вспорхнул и исчез. Но подал неслышный сигнал своей сплюшке - она сразу же выпорхнула из дупла. И снова нет никого вокруг, хоть глаза прогляди. Темнеет одно дупло. Да что с него, если никто его больше не сторожит. Пустое, значит.

НУ-КА, ДУНЬ!

Стучал, царапал, заглядывал в дупла - мало толку.

А что, если дунуть в дупло? Фу! - и все. Летяга струсит и выскочит.

Способ, конечно, так себе. Чтобы в дупло фукнуть, надо еще до него добраться. А вы когда-нибудь лазали по гладким осинам? Пока вскарабкаешься, ведь дух выйдет и фукать нечем. Это все равно, что на телеграфный столб карабкаться: подтянулся - и съехал. Рубаха как хомут на шею сползает, а ты голым-то животом да по корявой коре...

Начал я с низких дупел, чтобы приноровиться. Вижу, стоит сушина, вся в паутине, а паутина - в опилках; хотя никто не пилил сушину. В сушине два дупла, одно над другим, как два этажа. Постучал на всякий случай, поцарапал, заглянул в окошко первого этажа - никого. Тогда поглубже вдохнул, как на физзарядке при дыхательном упражнении, вставил губы в дупло и - фух!

А теперь угадайте, что из этого получилось?

Выскочила летяга?

Выпорхнула птичка?

Выбежал жук?

Мне просто запорошило глаза. И нос, и рот. Сухая труха и древесная пыль. Те самые "опилки", что облепили на коре паутину, теперь с головы до ног облепили меня. В дупле их скопились целые пригоршни.

Так - с закрытыми глазами - я сделал открытие. Я открыл конкурентов летяги.

Оба дупла внутри соединялись ходами, прогрызенными древоточцами-муравьями. Они весь ствол внутри издырявили, как ломтик сыра. Заняли и испортили оба этажа, обе квартиры. Что это за квартира, если потолок и пол в дырках? И из дыр труха на голову сыплется. Вот так в старину жуки-древоточцы выживали из деревянных домов и нас. Но мы хоть можем стены какой-нибудь дрянью ядовитой залить или окурить смрадным дымом. А что делать летягам, когда в квартире муравьи заведутся? Только одно - переезжать, поскорее искать другое жилье.

"Муравьи-древоточцы выселяют летяг, - записал я, протирая глаза и промаргиваясь. - В дупле остатки летяжьей подстилки", - пишу дальше, размазывая по щекам слезы. Вот ведь как: муравьи летягу из дома выгнали, а плачу я.

"ПЕРЕЖДИ НЕНАСТЬЕ"

Середина августа, а на вид поздняя осень: серо, моросит, холодно. Ни на что не надеясь, так, на всякий случай, повертел я в подвернувшемся дупле тонким прутиком - и тут в дупле что-то шуркнуло. Повозилось, пошуршало, и вот уже мелькает у выхода светлое пятнышко. Соня, летяга или лесная мышь?

Птица. Черная птица со светлым горлышком и блестящими выпуклыми глазами. Быстрокрылый, стремительный стриж.

Но сейчас он совсем не стремительный, а сонный и вялый. Я прикрыл дупло ладонью, и он сразу же успокоился, ему совсем не хотелось наружу.

И тут я вспомнил, что за весь день не видел в небе ни одного стрижа. И даже подумал, что они уже улетели на юг. Холодно, насекомые не летают. А стрижи, оказывается, в дуплах отсиживаются - ждут в дуплах погоду. И выходит, это дупло передо мной не просто дупло, а дупло "пережди ненастье".