Повести и рассказы - Сахарнов Святослав Владимирович. Страница 38

Мы проводили их. Павлов и Марлен шли злые и молчали.

- А вы знаете, мне лучше! - сказал Киношник, когда на него надели баллоны. - Может быть, попытаться снять на глазок, без экспонометра?

- Осторожно, не упадите в люк! - мрачно сказал Павлов. - Разрешите, я вас поддержу...

Они скрылись под водой.

С берега позвонили, что лифт у дома.

Мы стали укладывать вещи в контейнер. Поверх вещей посадили Кессона.

- Стойте! - сказал Немцев. - Звонил Джус, просил захватить портфель.

- Ну куда же его? - сказал Игнатьев. - Задавим кота.

Мы оставили портфель и стали по одному выходить. Рядом с "Садко" неподвижно висел в воде белый цилиндр. В нём снизу был открыт люк. Мы забрались внутрь лифта и уселись на кольцевой скамеечке, тесно прижавшись друг к другу. Контейнер мы держали на руках.

Игнатьев прикрыл люк. Цилиндр качнулся. За выпуклым стеклом маленького иллюминатора побежали пузырьки, начался подъём. Потом цилиндр лёг набок, и за стеклом вспыхнул дневной свет.

В стекло струями била вода. Нас буксировали к берегу. Наконец тряска прекратилась, и раздался скрип. Цилиндр везли на тележке по рельсам. Удар!.. Металлический лязг. Что-то скрипело и позвякивало. Лифт состыковали с камерой.

- Можно открывать люк? - спросил Игнатьев. Он так и не снимал наушников. - Есть открывать!

Мы осторожно отодвинули крышку. Раздалось лёгкое: пшш-шш! Это уравнялось давление.

Через люк по одному мы вышли в камеру.

- Вот тут другое дело! - сказал я. - Какой простор! Ноги вытянуть можно.

Игнатьев уже завинчивал крышку камеры. Сейчас отсоединят лифт, и мы начнём отсчитывать три дня.

КАКОЕ ЯРКОЕ, ВЕСЕЛОЕ НЕБО ВИДНО В ИЛЛЮМИНАТОР!

Небо было затянуто облаками.

КУСОК КОРАБЛЯ

Первым делом открыли контейнер и вытащили Кессона. Кот потянулся.

- С этим всё в порядке!

Немцев доставал свёртки.

- Чьё бельё?.. Мыло и полотенце... Краски, кисти... Журналы с записями...

Он положил на стол длинную щепку, чёрную и влажную.

- Это ещё что такое? - удивился Игнатьев.

- Кусок палубы английского корабля. Понимаете, я подумал: дерево в воде пролежало сто лет, по нему пробегали матросы, топали солдаты. Всё-таки историческая щепка. Решил взять. Дома положу на стол. Буду работать и смотреть.

В плоском стекле иллюминатора показалось озабоченное лицо Джуса.

Немцев развёл руками и показал на котёнка:

- Оставили! Или его, или портфель.

Джус ничего не услышал.

- Скажи ему по телефону.

Немцев взял трубку:

- Не беспокойтесь, пожалуйста, портфель на месте. Он в доме.

Джус недовольно покачал головой.

Начались первые сутки нашего заключения.

ТРИ ДНЯ СО ШПИОНАМИ

Я читал.

Я лежал на узенькой жёсткой койке и читал. Когда мне надоедало читать, я думал.

Я думал, как можно использовать записи - звуки голосов рыб? Можно отпугивать рыб от плотин электростанций, от работающих земснарядов... Можно привлекать их к сетям и местам лова...

Время от времени я поглядывал на манометр. Большой медный манометр висел на торцовой стене камеры.

Мы все смотрели на него. Тонкая стрелка изнурительно медленно ползла влево. Давление падало. Оно снижалось так неторопливо, что казалось, стрелка никогда не дойдёт до нуля.

КОГДА ОНА ДОСТИГНЕТ НУЛЯ, ОТКРОЮТ ЛЮК.

Я потянулся и швырнул книжку на пол. Все книжки, которые мы взяли с собой, оказались про шпионов. Немцев взял про шпионов, Игнатьев - про шпионов. И я.

Из-за этих книжек у меня пропал аппетит. Стоило закрыть глаза, как из всех углов начинали вылезать шпионы. Они были с черными накладными бородами, подходили ко мне и шепотом называли пароль.

Однажды, когда я задремал, шпион наклонился надо мной, вытащил из кармана пистолет и выстрелил мне в живот.

С диким криком я вскочил и ударился лбом о потолок.

С живота на ноги ко мне скатился Кессон.

- Ты что? - спросил Немцев.

С перепугу он сказал мне "ты".

Я тяжело дышал и мотал головой.

- Вам на живот прыгнул котёнок - только и всего!

Я перевёл дыхание.

- Давайте поговорим о литературе, - сказал Игнатьев. - Всё-таки просидеть три дня в камере с художником и ничего не услышать от него о книгах - обидно. Какие книги вы любите?

- Без выстрелов! - ответил я.

МНОГО ЗВУКОВ И ВЕТРА

Серебряная стрелка упёрлась в нуль и остановилась.

Сейчас нас выпустят.

- Всё в порядке! - сказал в телефон Игнатьев. - Ждём.

Снаружи послышался скрип винтов. Мы сели каждый на свою койку и приготовились. Только Кессон, услышав скрип, побежал к двери. Он, наверное, думал, что это скребется мышь.

Наконец скрип кончился. Что-то звякнуло, и круглая крышка люка шевельнулась. Она медленно приоткрылась. Жёлтый изогнутый луч солнца упал нам под ноги.

Люк был открыт.

Мы по одному выбрались из камеры.

СКОЛЬКО ЗВУКОВ И КАКОЙ ВЕТЕР!

Звучало всё: море, толпа, которая собралась вокруг камеры, воздух, который струился над бухтой, корабли, даже горы. Лёгкий звенящий звук слетал с их вершин и, долетев до нас, повисал в воздухе.

А какой был в этот день ветер! Воздух так и ходил. Он был и жгуч, и прохладен, то и дело менял направление и обдавал нас то запахом морской воды и соли, то густым ароматом трав.

НАВЕРНО, ЧЕРЕЗ ЧАС МЫ НЕ БУДЕМ ЗАМЕЧАТЬ НИЧЕГО.

Я осмотрелся.

В первом ряду стояли корреспонденты. Киношник стоял позади всех.

- Товарищи! - сказал Павлов. На этот раз он решил всё-таки сказать речь. - Разрешите от вашего имени поздравить экипаж подводного дома...

За моей спиной раздалось мяуканье.

Павлов замолчал.

- Что это?

- Это Кессон! - сказал Игнатьев.

- Какой Кессон? - удивился Павлов.

Немцев забрался в камеру и появился с котёнком.

Кессон щурил глаза, шипел и вырывался. Он не хотел выходить из камеры.

- Это кошка, - сказал доктор, - первая подводная кошка в мире. Она прожила под водой неделю. Как видите, она хорошо перенесла декомпрессию и теперь не рвётся на воздух.

Павлов махнул рукой. Как видно, он решил не говорить речь.

- Можно расходиться, - сказал он.

- Ура! - сказал толстый корреспондент. - Ура и ещё раз ура! Я знаю, с чего начать корреспонденцию. Я начну её с этой удивительной кошки. Кошка-акванавт!