Средиземное море - Блон Жорж. Страница 13

Из всех легенд, относящихся к тарсийской идиллии, расскажем лишь одну, не столь уж невероятную на первый взгляд.

Клеопатра заключила с Антонием пари, что сможет истратить на один ужин вдвоем сумму, равную примерно трем миллионам франков. Арбитром выбрали римлянина Планктуса. Ужин, столь же пышный, как и обычно, подходил к концу. Планктус вел счет, который далеко не доходил до оговоренной суммы. Антоний торжествовал, но тут царица велела принести кубок с уксусом и бросила туда серьгу – громадную жемчужину, – а затем отпила глоток жидкости, в которой она растворилась. Арбитр тут же признал ее победительницей, помешав ей вынуть вторую жемчужину из уха.

Марку Антонию было над чем поразмыслить – и о богатстве Египта, и о хитростях ее правительницы. Несравненная Клеопатра могла стать неоценимым политическим союзником.

«Любит ли он меня?» Клеопатре не хотелось испытывать колебаний в отношении Антония и опять оказаться в невыгодном положении, в которое ее в свое время поставил Цезарь. Она вдруг отбывает в Египет. «Если он меня любит, то последует за мной». Столь высокопоставленная персона, как Антоний – почти мировая величина того времени, – не мог тут же бросить дела ради юбки. Он выждал несколько месяцев, а затем отправился в Александрию.

Здесь имеет место исторически подтвержденный эпизод – «сладкая жизнь» на древний манер. Идет 43 год до нашей эры. Александрия с ее портом, банками, памятниками, библиотекой во многом превосходит Рим. Это торговый и культурный центр мира. Клеопатра и ее возлюбленный – боги, власти и богатству которых нет границ. Их окружает двор льстецов, пытающихся предугадать их малейшие желания.

– Давай выберем себе, – сказала Клеопатра Антонию, – нескольких друзей, чьи поступки не сможет повторить никто в мире.

Их назвали Неподражаемыми, и история сохранила это имя. Каждый вечер дюжина привилегированных фаворитов и фавориток участвует в развлечениях Клеопатры и Антония. Каждый вечер им подают восемь кабанов, сотни морских ежей, дюжины каплунов, лангустов, уток, зайцев, севрюг, спаржу, фрукты, медовое печенье. Слухи об этом гастрономическом безумии доходят до Рима и вдохновляют кулинаров империи во время изысканнейших пиров. Рекой льются лучшие египетские и заморские вина. Между переменами блюд – песни, музыка, мимы, известнейшие лицедеи – все это только для кучки избранных. И часто пиры завершаются эпизодами «сладкой жизни» а-ля Феллини – их участники переодеваются и обходят притоны, не всегда сохраняя свое инкогнито. Их охраняет специальная гвардия.

Восемнадцать месяцев «сладкой жизни». Такие развлечения грозят несчетными опасностями честолюбивому триумвиру в момент, когда могущество Рима растет и крепнет. Антоний решает уехать, и не только потому, что осознает свой промах. Воитель отдохнул, ему пора действовать.

– Парфяне зашевелились. Надо их успокоить.

– Парфяне не опасны. А я жду ребенка.

– Я уезжаю.

– Марк Антоний требует вашего приезда в Антиохию, в Сирии.

Клеопатра молча смотрела на посланца. С момента безжалостного: «Я уезжаю», еще звучавшего в ее ушах, прошло целых три года. После отъезда триумвира у нее родилась двойня – Клеопатра Селена и Александр Гелиос (дочь Луны и сын Солнца). Дети уже ходили и лепетали. Целых три года царица Египта издали следила за успехами своего возлюбленного, вначале с тоской, а затем с гневом, поскольку ей стало известно, что после девятилетнего вдовства Антоний женился на сводной сестре Октавиана [23], чтобы помириться с последним.

– Отец моих детей гнусно обманул меня.

Она запретила произносить его имя в своем присутствии. Три года унижений, а теперь это послание! В ту эпоху любая правительница, столь же страстная, как Клеопатра, немедленно лишила бы жизни гонца. Но эта обуреваемая страстями женщина умела рассуждать: «Антоний порвал с Октавианом, он признан всеми как властитель Востока. Стоит ему захотеть, и он в один миг уничтожит мое царство. Мудрость подсказывает необходимость союза, нерушимого пакта. Я его добьюсь, лишь снова возродив любовь Антония». Результаты приезда Клеопатры в Антиохию показывают, насколько верным оказался ее расчет. Чары царицы были по-прежнему сильны, и ей заново удалось покорить Антония.

Антоний разводится с Октавией и заключает брак с царицей Египта. Он принимает титул автократора Востока, оставляя маленького Цезариона царем Египта. Антоний дарит Клеопатре Кипр, Крит, долину реки Иордан, Ливан, северную часть Сирии и (какая забота!) город Тарсу, место незабываемой встречи. Со своей стороны царица обязуется предоставлять по первому требованию Антония все, чем располагает Египет.

Медовый месяц длится девяносто дней. Затем надо снова идти войной против парфян.

– Я отправляюсь с тобой, – сказала Клеопатра.

В начале 36 года проводники верблюжьих караванов, расположившихся вокруг громадной Антиохии (200000 жителей) смотрели вслед войску, уходящему вдаль по пыльной пустыне. Воины в тесном строю шли вокруг носилок автократора и царицы.

Прибыв в Зелму на Евфрате, Клеопатра снова произнесла фразу, которая раньше не смогла удержать ее возлюбленного: «Я беременна». На этот раз пришлось уехать ей. Опасности страшили ее меньше, чем усталость от переходов и лагерных стоянок. Антоний одобрил ее решение. Она пересекла свои новые владения и вернулась в прохладу Александрийского дворца в ожидании счастливого события. Осенью 36 года родился мальчик, названный Птолемеем.

Клеопатра отдала приказ – церемониальные торжества по случаю рождения ребенка царской крови провести как можно скромнее в связи с отсутствием отца. Позже она сказала:

– Если бы я знала об ужасной участи Антония, отменила бы празднества вообще.

Антоний не погиб, нет. Он проиграл войну, а что может быть хуже для известного полководца! Боевые достоинства, военные хитрости и стрелы парфян склонили чашу весов в их пользу – парфяне разбили великую армию и прижали ее к морскому побережью. Послание Антония было не вестью, а призывом о помощи, и, не поторопись Клеопатра на выручку супругу, с ним было бы покончено. Царица собрала достаточно большое войско, чтобы спасти Антония и остатки его армии. В Александрию вернулся опозоренный, отчаявшийся и смертельно усталый человек.

Что может быть приятнее для женщины, даже самой глупой, чем роль утешительницы! А если она не глупа, то она вселит в мужчину новые надежды, вернет ему мужество и энергию. Клеопатра преуспела в этой роли. Антонию не терпелось взять реванш и раздавить заносчивых парфян. Его взгляд темнел, и он крепко сжимал челюсти.

У Клеопатры был иной замысел. Вернее, она не оставила прежней мечты. Парфяне? Хорошо. Но они могут потерпеть. Главное для Антония – свергнуть Октавиана, войти в Рим и стать диктатором. И только тогда во главе всех римских легионов, объединенных единым руководством, можно разбить парфян. И в руках супругов окажется весь мир. А наследником будет Цезарион.

Подготовиться к нападению на мощный Рим – дело нелегкое даже для незаурядного человека. Антоний и Клеопатра потратили на подготовку пять лет. На верфях Сирии и Греции не затихал визг пил и стук молотков. Триремы, которые велела строить Клеопатра, соответствовали традиционным нормам, а Антоний стремился создать линейные корабли, громадные (по тем временам) плавучие крепости с металлическими таранами, с башнями и баллистами [24] на палубе, дабы получить преимущество в момент абордажа вражеских судов и забросать их камнями. Следовало набрать и обучить новую армию, которая сможет победить железные римские легионы.

Рим говорил об Антонии с ненавистью и отвращением. Он вел себя по отношению к родине как иностранец и уже который год не посещал ее. Сколько же он прожил в Египте? Он усыновил всех детей Иноземки – так прозвали Клеопатру. Возмущение достигло апогея, когда стало известно завещание Марка Антония. В документе говорилось, что поклонник прелестей Иноземки считает Цезариона единственным наследником Цезаря. Тогда Октавиан в свою очередь обнародовал давно выношенное решение: объявлялось, что Рим находится в состоянии войны, но не с Антонием (это подразумевало бы начало гражданской войны), а с властительницей Египта (тут уже речь шла о международном конфликте). Ну а военные действия и в том, и в другом случае оставались теми же.