Хрустальное счастье - Бурден Франсуаза. Страница 38

– Почему нет – да, и ты, в конце концов, достаточно красива, чтобы он расслабился…

– Я очень надеюсь!

Она ошиблась, вступив в игру, надо было облить его презрением. Она это понимала, но его сарказм толкнул ее в пропасть. И она бросила резко:

– Твой отец, я сделаю с ним все, что захочу, тем хуже, если тебя это бесит!

В гардеробной Винсен, наконец, отреагировал, подавленный тем, что услышал, он поспешил в холл. Там он отдышался, пытаясь собраться с мыслями. Достаточно красивая, чтобы его расслабить, она на это надеялась, и достаточно ловкая, чтобы сделать с ним все, что она захочет? Была она на самом деле аморальна или раздражена Виржилем? Господи, во что он впутался!

– Ты вернулся, мой дорогой! – закричала она, выходя их маленькой гостиной.

Одновременно с ней, величественной в платье, которое он не видел, он заметил Виржиля.

– Я только что приехал, – машинально ответил он, – было много пробок…

– Добрый вечер, папа, – неуверенно сказал Виржиль.

– Очень приятно, что ты приехал…

Надо было определенно что-то сказать, чтобы осветить ситуацию. С безразличием, которое прозвучало фальшиво, он спросил:

– Вам удалось поговорить наедине?

Если бы она призналась в своей злости, унижении, обвинениях, которые он ей предъявил, он мог бы поверить, что произошло недоразумение, но она заявила, уверенная в себе:

– Все улажено, мой дорогой, я обожаю твоего сына, мы поговорили, как два старых друга!

Ее не допускающий возражений тон и обаятельная улыбка окончательно сразили Винсена. На самом деле она лгала, как дышала. И через несколько часов они собирались соединить свои судьбы во имя лучшего, а также во имя худшего. Он попытался улыбнуться ей в ответ, но, казалось, замедлял ход, больше ничего не чувствуя.

– Я представлю тебе родителей, – продолжила она, – им не терпится с тобой познакомиться.

Она любезно повела его, а он не знал, что можно сделать, чтобы избежать того, что его ожидало. Войдя в большую гостиную, он увидел мужчину лет сорока пяти, который с холодным любопытством смотрел, как он идет к нему, и который поднялся, чтобы пожать ему руку.

– Доктор Одье, я рад… – пробормотал Винсен.

Его будущий тесть рассмотрел его с ног до головы, прежде чем расплыться в натянутой улыбке, и потом осведомился:

– Как я должен вас называть, господин Морван-Мейер? Мой зять? Господин президент?

– Винсен будет очень хорошо…

Беатрис должно быть заметила что-то странное в его поведении, так как она направила его к своей матери, которую он поприветствовал также очень натянуто. Мари выполняла роль хозяйки, подходя то к одному, то к другому, тем не менее, она бросила на него беспокойный взгляд, и он постарался взять себя в руки. Рядом с Мадлен, которая восседала с недовольным видом, находились Готье и Шанталь вместе с Полем, их старшим сыном, так же как и Даниэль, который ездил в больницу, где он провел весь день перед колыбелькой своих близнецов. С Леей, Сирилом, Лукасом, Тифани и Виржилем их было пятнадцать, они чокались за здоровье будущих супругов.

Винсен отпустил руку Беатрис, чтобы взять бокал, который протягивала ему Лея.

– Как дела? – спросила она тихо.

– Очень хорошо.

– У тебя суровый вид. Неужели… выпил?

– Никогда в жизни!

Девушка с любопытством за ним наблюдала, полная заботы, а он сделал два глотка шампанского, даже не заметив этого. При вопросе «Ты думаешь, что тебе удастся водить его за нос?» – Беатрис ответила: «А почему нет?», показывая столько же уверенности, сколько и непринужденности. Но нет, никто не сделает из него славную собачку, даже эта восторженная девушка, которая вынуждена была признать, что обожала Виржиля, но отныне между ними все улажено.

– Пап?

Тифани только что к нему пробралась и мило ему улыбалась. Тем не менее, ей, должно быть, не нравился ни вечер, ни присутствие Беатрис под семейной крышей. Может быть, как и Лея, она находила его странным.

– Тебе телеграмма, – прошептала она, передавая бумажку ему в руку.

Он опустил глаза на голубой квадрат, где были приклеены белые полоски. «И все-таки желаю счастья. Искренне. Ален».

Чувства, которые его переполнили, резко вернули его к реальности. Он перечитал эти несколько слов, прежде чем скомкать листок.

– Я сейчас, – прошептал он своей дочери.

В холле он бросил взгляд на столик, на котором стоял телефон, но предпочел подняться в будуар Клары. Он закрыл дверь, сел и набрал номер Валлонга, подождал двадцать гудков, прежде чем положить трубку, потом нашел свою записную книжку во внутреннем кармане куртки. Там был номер Жана-Реми, он ни секунды не сомневался, чтобы это сделать. Как всегда важный и мелодичный голос, который почти сразу ответил, удивил его и заставил пробормотать:

– Добрый вечер, я Винсен Морван-Мейер и мне бы хотелось поговорить с Аленом, если он там…

– Не вешайте трубку, я его даю.

Он потерпел немного и потом услышал кузена, который ему бросил:

– Привет, Винсен! Проблема?

– Нет, нет…

Вдруг он забыл, зачем звонил. Его отношения с Аленом были настолько испорчены за последние годы, что он спрашивал себя, с чего начать. В принципе, они созванивались, только если случалось несчастье.

– Что случилось, Винсен?

– Совсем ничего, не волнуйся, я просто хотел… спасибо за телеграмму.

Молчание воцарилось в трубке, пока Ален не ответил:

– Разве ужин не в разгаре?

– Нет еще. А ты? Может, я тебя отрываю?

– Прекрати, Винсен, скажи мне, что происходит.

Не в состоянии сформулировать связную фразу, он кусал себе губы, снова между ними было только слабое потрескивание.

– Это серьезно? – удивился Ален через мгновение.

Нежная модуляция его голоса была такой знакомой, что Винсен почувствовал себя почти в отчаянии.

– Скажи мне, Ален, ты меня, правда, находишь старым занудой?

– Старым? Ты знаешь, мы одного возраста…

– Да. Но это также возраст моего будущего тестя, что его не порадовало.

– Пойми его!

– Предположим. Занудой?

– Ты хочешь искренний ответ?

– Да.

– Тогда да.

В первый раз за вечер Винсен улыбнулся помимо воли.

– Я совершаю глупость, – сообщил он.

– Конечно! Но успокойся. Мы все их совершаем.

– Здесь большие масштабы. Из серии необратимого.

– Ты говоришь о твоей свадьбе?

– О чем еще, как ты думаешь?

После паузы Ален спросил очень спокойно:

– Откуда эта внезапная трезвость?

– Я тебе как-нибудь расскажу, но ты мне тогда не поверишь.

– Если ты действительно встревожен, почему ты не остановишь все это? Еще можно сказать «нет».

– Будь серьезным.

– Я и есть. Увы! Ты не осмелишься сделать это. Любезный Винсен, который не хочет провоцировать ни скандала, ни огорчения…

– Ты находишь меня любезным? Ты единственный!

Смех Алена раздался в трубке.

– Это было пренебрежительно! Любезный, совершенный, короче, образ, который тебе нравится, нет?

Винсен положил ногу на ногу, нашел свою пачку сигарет, чтобы поиграть с ней.

– Тебе идет быть нехорошим, – заметил он, – мне доставляет удовольствие тебя слушать.

– Ты, правда, должен погибать, чтобы так говорить! Вчера ты хотел, чтобы мы выпотрошили друг друга, помнишь?

– О, Ален…

Ров между ними исчезал. Парадоксальным образом расстояние облегчало их сближение. Они не могли ни смерить друг друга взглядом, ни проигнорировать малейшее изменение интонации другого.

– Ты чувствуешь себя одиноко, Винсен?

– Да. И на краю пропасти. Ты должен был меня предупредить.

– Я пытался.

– У меня нет другого друга, кроме тебя, ты мог попытаться лучше.

– Друга? Ты смеешься надо мной? Ты считаешь меня чужим, соперником, жалким, и этим я обхожусь! Уже давно я говорю с тобою, как со стеной! Никакого отклика!

Ярость Алена оставалась глухой, наполовину окрашенной, почти ласковой.

– Все это не подсказывает, что мне делать, – вздохнул Винсен.