Тихий океан - Блон Жорж. Страница 6
Не прошло и недели, как адмирал получил от своего «протеже» Хумабона такую весть:
– Силапулапу поднял восстание. Он не выполняет моих приказов и даже хочет запретить всем вождям островов поставлять мне товары, предназначенные для испанцев.
Силапулапу – царек небольшого острова, название которого вскоре получит печальную известность: Мактан.
21 апреля 1521 года. Отряд из шестидесяти человек под предводительством самого Магеллана отправился в баркасах через пролив, отделявший Себу от Мактана. На угрозу адмирала применить силу Силапулапу ответил, что «у его людей тоже есть копья». Хумабон предложил Магеллану взять под свое командование тысячу его воинов. Адмирал отказался. Он хотел, чтобы демонстрация мощи была проведена только его войсками. Силы Силапулапу исчислялись в тысячу человек, но против испанских бомбард и мушкетов у них были лишь луки и стрелы. Когда лодки испанцев приблизились к Мактану, было совсем светло. Туземное войско стояло на берегу. Вдруг одна из лодок наскочила на мель, а за нею и все остальные. Испанцы были пока на расстоянии, вдвое превышавшем полет стрелы. Препятствием для лодок оказалось кольцо коралловых рифов вокруг острова. Глубины там не превышали метра.
– Сорок человек следуют за мной, – приказал Магеллан. – Мушкеты и бомбарды остаются в лодках, они будут прикрывать наше продвижение.
Испанцы были уверены, что при первом же выстреле дикари бросятся врассыпную. Они вышли из лодок и пробирались по воде, доходившей им до пояса. Все были в кирасах, с пиками, шпагами и алебардами. Туземцы отошли к краю пляжа и выпустили несколько стрел. Когда отряд достиг берега, с лодок открыли огонь из бомбард и мушкетов. Но тут испанцы заметили, что снаряды не долетают до берега, а мушкетные пули теряют на таком расстоянии силу и не могут пробить туземных щитов.
– Прекратить огонь! – крикнул Магеллан людям в лодках.
Но его не услышали. В течение получаса бомбарды и мушкеты вели бесплодный огонь под крики и смех туземцев. Вот как описывает дальнейшие события Пигафетта:
«Когда туземцы поняли, что наши пули им вреда не причиняют, они перестали отступать и кричали все громче и громче, прыгая из стороны в сторону, чтобы уклониться от наших снарядов. Потом под прикрытием щитов они стали понемногу продвигаться вперед и обрушили на нас целый град стрел, так что мы едва могли защищаться».
Чтобы отвлечь их внимание, Магеллан посылает несколько человек поджечь ближайшие хижины. В это время туземцы сделали бросок вперед, выпуская потоки стрел.
«Когда они заметили, что грудь у нас защищена, а ноги – нет, они стали целиться ниже. Одна отравленная стрела попала в ногу капитана, тогда он дал приказ осторожно отступать».
Все испанцы, за исключением семи-восьми человек, стали поспешно и беспорядочно отходить. Туземцы преследовали их на мелководье. По одежде они узнали вождя белых и подступили к нему вплотную. Магеллан всадил алебарду в грудь туземца, но не смог ее выдернуть. В это время в правый локоть ему попал камень из пращи. Стоявший рядом с ним Пигафетта был ранен. Тщетно пытался Магеллан достать свою шпагу. Пораженный в левую ногу, он упал вперед. Десяток стрел пронзили его тело.
«Вот таким образом, – заключает Пигафетта, – был убит наш светоч, наша отрада, наше утешение, наш истинный вождь».
После смерти своего командира испанцы повели себя недостойно. Вместо того, чтобы идти в контратаку и отбить по крайней мере тело Магеллана и тем самым вернуть, может быть, свой престиж, они предложили правителю острова Мактан обменять труп прославленного капитана на стеклянные бусы.
– Труп нашего врага не продается! – воскликнул Силапулапу.
Он считал его своим трофеем. И люди на всем архипелаге уже знали, что Силапулапу убил повелителя грома и молнии с такой же легкостью, как птицу.
Что стало с телом Магеллана, для нас навсегда останется тайной.
Отношение туземцев теперь резко изменилось, и не только потому, что испанцы потерпели поражение, а торговля шла совсем вяло. Пока был жив Магеллан, даже он, несмотря на все свои старания, не мог помешать матросам, столько месяцев пробывшим в море, бешено набрасываться на всех туземных женщин. Теперь же, после его смерти, для них уже не было никакого сдерживающего начала.
Чтобы заменить Магеллана, офицеры выбрали ему двух преемников. Один из них был его шурин Дуарти Барбоза, разжалованный несколько дней назад за безобразную оргию (теперь он был объявлен адмиралом), другой – Карвальо, капитан «Консепсьона», назначенный помощником. С первых же шагов своего командования Барбоза совершит глупый и позорный поступок, который повлечет за собой катастрофу.
Энрике, до последней минуты сражавшийся рядом со своим хозяином, лежал теперь раненый на своей койке на борту «Тринидада». С грубой руганью Барбоза набросился на него и заставил подняться.
– Ты теперь мой раб и должен работать! Вставай, если не хочешь испробовать плетки!
При неловком молчании присутствующих малаец с трудом поднялся и, ни слова не говоря, отправился в кубрик.
Через несколько дней, перед самым отплытием, Барбоза решил произвести еще кое-какой обмен товарами с правителем Себу. А кого же можно было послать к нему в качестве переводчика, если не Энрике? Малаец сошел на берег и вернулся с устным посланием. Король приглашал нового адмирала и всех офицеров, каких он пожелает с собой привести, на большой пир.
– Это может оказаться ловушкой, – заявил Карвальо.
Барбоза пожал плечами. На берег вышли почти все офицеры флота и направились к пиршественным столам. Среди оставшихся на кораблях был раненый Пигафетта.
Под вечер он увидел, что от берега на веслах идет лодка, а в ней альгвасил Эспиноса и Карвальо.
– Видимо, готовится предательство. Быстрее людей и оружие!
Но с берега уже доносились крики: это началось избиение испанцев.
Карвальо отдает приказ открыть огонь по городу. От первых пушечных ядер загорелось несколько построек. Одному офицеру удалось ускользнуть от побоища, он добежал уже до берега, но туземцы догнали его и связали. Видно было, что они с ним о чем-то спорят. Переводчиком был оказавшийся поблизости Энрике. Один из кораблей подошел к берегу на расстояние слышимости. Карвальо велел прекратить огонь. Окруженный туземцами офицер (его звали Серрано) крикнул, что его согласны отпустить за выкуп.
– Они требуют две бомбарды и два медных мушкета.
– Пусть сначала отпустят вас!
– Они не согласны. Сначала надо послать лодку с выкупом.
Серрано выкрикивал все это отрывистыми фразами, в то время как туземцы размахивали вокруг него копьями. Карвальо раздумывал. Послать лодку? А что если туземцы оставят у себя и лодку, и выкуп, и пленника?
Прошла нескончаемая минута, и Карвальо отвернулся от берега.
– Поднять грот!
«Тринидад», «Консепсьон» и «Виктория» повернули свои форштевни к открытому морю. А там, на берегу, в тело Серрано вонзились копья. И в то же самое время был повален большой крест, который туземцы возвели во славу бога белых людей.
Итак, помимо Магеллана испанцы потеряли двух капитанов, хорошо знавших берега Ост-Индии: Барбозу и Серрано. Переводчик Энрике остался в Себу. Из 265 человек команды уцелело лишь 150, как раз столько, чтобы двум кораблям можно было выйти в море. Решили пожертвовать «Консепсьоном», который уже давно протекал.
Пять кораблей вышли из порта Севильи в экспедицию. Первой жертвой стал «Сантьяго», разбившийся у берегов Патагонии. Посланный на разведку в Магелланов пролив «Сан-Антонио» вернулся в Испанию. Теперь потерян «Консепсьон». Остаются «Тринидад», бывший флагман Магеллана, и самый маленький корабль экспедиции «Виктория».
В течение нескольких месяцев оставшиеся в живых участники экспедиции занимались морским разбоем среди островов Малайского архипелага. Они нападали на джонки, высаживались для грабежа на берег, стремясь захватить вождей, за которых требовали потом выкуп. К берегу они приставали и в погоне за женщинами. Сам Карвальо подавал пример: он держал у себя на корабле трех малаек. Даже его спутникам вдруг показалось, что это уж сверх всякой меры, и они сместили его. После новых выборов образовался триумвират: альгвасил Гомес де Эспиноса и два штурмана, Бонсеро и Элькано. Хуан Себастьян Элькано, баск по происхождению, принимал участие в мятеже на Атлантическом побережье. Помилованный Магелланом, оставленный на своем посту, он научился молчать, но теперь Элькано сказал себе, что настал его час. Он решил идти к Молуккским островам, взять там хороший груз пряностей и возвратиться в Испанию.