Чужие ветры. Копье черного принца - Прозоровский Лев Владимирович. Страница 74

К домику Симгая примыкала большая площадка. Летом, наверно, здесь были огороды. Площадка лежала под снегом. Тропиночку, которая вела к двери, припорошило. Пройдя по ней, друзья оставили свежие следы.

— Это никуда не годится, это не по правилам, — солидно сказал ученый Генка. — Симгай может смерить сантиметром длину отпечатков, приложить мерку к нашим ботинкам и сразу догадается, что мы здесь без него были.

— Так я и дал себя за ноги хватать! Дожидайся! — грозно заявил Янка. — А потом, — уже спокойнее закончил он, — вряд ли Симгай заметит следы: снег продолжает идти.

Снег, действительно, не переставая, сыпался с неба, твердый и мелкий, как холодная манная крупа. Друзья вернулись к трамвайной остановке и поехали в город.

— Придется наблюдать за Симгаем через окно, — после продолжительного раздумья сказал Янка.

— А оно не замерзло?

— Нет. Ты не обратил внимания, а я обратил…

Генка смущенно шмыгнул носом, но тут же нахмурил брови и сказал озабоченно:

— Да, но ведь тогда и Симгай нас сможет увидеть. Если случайно посмотрит в окошко.

— И верно!

Помолчали, подумали. Трамвай громыхал, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Люди выходили и входили. Сумками, чемоданами, локтями толкали друзей, стоявших у выхода. Уже у своей улицы Генка наконец придумал.

— Надо раздобыть маскхалат! Знаешь, как у разведчиков, когда они по снегу ползут к вражескому дзоту.

Это предложение привело Янку в восторг.

— Только… нельзя ли вместо маскхалата… маскпростыню?

— Какую такую маскпростыню? — насторожился Генка. — Ты еще предложи маскодеяло или маскподушку.

Янка пропустил насмешку мимо ушей. Слишком заманчива была идея.

— Халата у нас нет, а простыню я дома возьму… Новую, из шкафа. Накинул на себя и ползи к Симгаевским окошкам…

— А что, можно и простыню, — подумав, согласился Генка.

Ему такой вариант даже больше понравился. Мировая военная история еще не знала случая, чтобы разведчик подкрадывался к врагу, маскируясь украденной дома простыней.

— Но одной простыни мало. Я тоже что-нибудь захвачу.

Осуществление плана началось на другой же вечер. Как только стемнело, оба друга встретились в условленном месте, у конечной остановки трамвая, перед самым Симгаевским поселком.

Первым приехал Генка. Он вошел в будку для ожидающих — пустую, открытую всем ветрам постройку, какие обычно стоят у конечных загородных трамвайных остановок. Там он топтался, дрожа от холода и нетерпения. В замерзших руках Генка вертел пухлый сверток — длинный пододеяльник папы-терапевта, похищенный из шкафа, где лежало чистое белье.

Минут через десять из следующего трамвая вывалился Янка, неуклюжий, пузатый. Простыня была намотана вокруг куртки, под пальто. Генка, заметив друга, выскочил из своей будки.

— Пошли!

По-журавлиному поднимая ноги, чтобы в ботинки не попал снег, друзья двинулись к Первой линии.

Вот и дощатые полуразвалившиеся ворота дома номер пятнадцать. Генка осторожно заглянул во двор.

Симгай был у себя. В окнах его хибарки горел свет.

Не сговариваясь, разведчики перешли на шепот. Предстояла ответственная операция. Осторожность была необходима. Еще неизвестно, как отнесется к этому визиту Симгай, если обнаружит непрошеных гостей. Места глухие, вокруг ни души… Кричи, сколько хочешь, зови на помощь, — никто не подойдет… А у него ручищи — только людей душить.

— Ты жди меня здесь, за воротами, — шепнул Янка. — В случае тревоги я свистну.

— Давай, — согласился Генка. — Ты свистни, я подниму шум. Симгай испугается.

— Только не поднимай шума, пока я не свистну.

— Ладно, не буду.

Янка достал из-под пальто простыню, взмахнув, накрылся ею, став похожим на привидение, и двинулся во двор. Генка следил, затаив дыхание.

Буквально через минуту Янка пропал. Он опустился на землю и пополз по снежной целине, накрывшись простыней.

Время как будто замерло. Вокруг стояла тишина.

Лишь где-то по-соседству, в железнодорожном депо, изредка басом гудели паровозы. Генка тоже вытащил из свертка пододеяльник, закутался в него, прижался к белой стене. Он даже вспотел от волнения. Таращил глаза, но в темноте были видны только два Симгаевских окошка, в которых горел свет.

Янка исчез бесследно.

Вдруг Генка с ужасом увидел, что дверь хибарки открылась. В освещенном прямоугольнике вырос силуэт длиннорукого приземистого человека. Это был Симгай.

Шумно вдохнув холодного воздуху, Симгай выругался. Покачнувшись, он прислонился плечом к косяку и еще раз выругался. Приглядевшись, Генка увидел, что Симгай стоит босиком, в одном нижнем белье. Оттого, что этот странный человек был в таком виде, Генке стало еще страшней.

«Вдруг он заметит Янку? Может быть, уже заметил? — думал Генка. — Он, наверно, спал, а Янка стукнул в окно и разбудил его. Вот беда-то! Что же теперь будет? Он сейчас кинется».

Симгай и в самом деле занес босую ногу над приступкой, словно собираясь шагнуть во двор, но тут же покачнулся и едва не упал. Уцепившись длиннющей рукой за косяк, он хрипло захохотал на весь двор. У Генки мурашки побежали по спине.

«Что с ним? Почему он такой странный?»

Тут Симгай поднял правую руку, которую в течение всего времени держал опущенной, и Генка понял, почему он казался странным.

Симгай был пьян.

В правой руке у него была бутылка. Он поднес бутылку ко рту и, покачиваясь, принялся пить прямо из горлышка крупными глотками. Опорожнив бутылку, он, широко размахнувшись, с силой швырнул ее прямо в Генку. Генка упал в снег. Бутылка, свистя, пролетела над ним, стукнулась и со звоном разбилась.

Самочувствие Генки было отвратительное. Он уже меньше думал о Янке, а больше о спасении собственной жизни. Но пока что нельзя было ничего предпринять: каждое неосторожное движение могло стать роковым. Оставалось только лежать на месте и наблюдать.

В следующую минуту изумление Генки достигло предела. Откашлявшись, Симгай вдруг начал декламировать. Сначала это было невнятное бормотание. Но потом… Чудо! Симгай читал стихи.

От Генки его отделяло метров двадцать, но вокруг стояла такая тишина, что была отчетливо слышна каждая строчка. Но что такое? Что он читает?

— Так это же слова Черного принца! — удивленно прошептал Генка. — «Библиотека великих писателей. Том пятый. Брокгауз и Эфрон».

Симгай декламировал, а Генка лежал в снегу и переживал. Куда же делся Янка? Поймет ли он истинный смысл того, что происходит, или сочтет Симгая сумасшедшим и кинется прочь? Тогда, чего доброго, Симгай бросится в погоню! Генка напряженно прислушивался: не раздадутся ли шаги случайных прохожих, которых, в случае чего, можно будет позвать на помощь. Нет, никого, — темь, ветер, холод.

Симгай, очевидно, продрог, потому что вскоре, перестав декламировать, вернулся в дом, закрыв за собой дверь. Время ползло удивительно медленно. Сердце Генки оглушительно стучало, как маятник стенных часов, висящих в пустом зале: «тук-тук, тук-тук»…

Генке стало страшно. Он поднялся, вышел на улицу и, чтобы подбодрить себя, потихонечку замурлыкал любимую песенку про храброго рыцаря: