Дети Солнцевых - Кондрашова Елизавета. Страница 3

— Вот, вот, смотри, это счетчик [5], который живет во-о-он в том окошке, и его Дружок; так и есть, непременно тут, его везде спрашивают!

Дружок, небольшая дворняжка, белая, с черными пятнами, на коротких ногах, с хвостиком, завернутым крендельком, выбежала очень решительно во двор за своим длинным, худым, в накинутой на плечи поддевке [6] и надвинутой на глаза фуражке хозяином, но, не добежав до фонтана, еще решительнее повернулась, добежала до порога низенькой двери, откуда только что выбежала, остановилась и стала с беспокойством следить за движениями своего хозяина.

— И та туда же! Мариша! — вскрикнула тоненьким голоском, смеясь, востроглазая семилетняя девочка, младшая дочь Дмитрия Федоровича. — Как это она еще Леву с собой не понесла?… Мариша!.. — она постучала кулаком в стекло.

— А ты бы посмотрел, что на Неве делается! — сказала старшая сестра, обращаясь к Феде. — Пойдем, там лучше. Страшно, но картина чудесная. Нева свинцовая, почти черная, волны большущие; как они налетят друг на друга, столкнутся, — все покроется пеной, и брызги полетят высоко-высоко, чуть не до облаков. Пойдем!..

Она схватила брата за руку, и дети, умеющие радоваться всякой новинке, побежали в кабинет отца.

Вода в Неве была необычайно высока, почти вровень с тротуаром. Она волновалась, кипела и пенилась. Волны с яростью ударялись о гранитные стены, сталкивались, со страшным шумом разбивались и разлетались брызгами.

— Вот, вот, смотри, эта… Эта перескочит непременно, — беспрестанно вскрикивала младшая девочка, хватая брата за руку. — Ух, какая!..

Охотников полюбоваться на небывалое зрелище набиралось все более и более. Народ сбегался со всех сторон. Ветер бушевал, пронизывая любопытных насквозь, срывал с них шапки, закручивал и сбивал их с ног. Не было уже возможности стоять, и мало-помалу набережная стала пустеть. Гул и шум усиливались. Волны росли, росли и вдруг с неистовым ревом перевалили и устремились на берег.

Это было вскоре после полудня.

В том доме, где жил Дмитрий Федорович, как и в каждом доме всей местности, подверженной опасности, поднялась суматоха. Подвальные жильцы, в испуге захватив ребят, больных да кое-какие попавшие первыми на глаза пожитки, метались от двери к двери верхних жильцов и молили о помощи и приюте.

Анна Францевна, давно занятая уборкой и укладкой вещей, взглянула в окно, — мостовой уже не было видно. Она торопливо одела детей, отправила маленького сына с няней и младшей дочерью наверх к знакомым, а сама с Федей и старшей дочерью стала связывать в узлы одежду, книги, бумаги и более ценные вещи и выносить их на лестницу.

— Скорее! Скорее! Что вы делаете?! — вдруг закричал Дмитрий Федорович, вбегая в комнату, где Анна Францевна и дети, занятые укладкой, и не замечали подступившей опасности.

— Сейчас, еще вот это, — ответила Анна Францевна, впопыхах хватая какую-то мебель. Она и дети громоздили мягкую мебель на двуспальную кровать и диван.

— Брось все!.. Ведь не уйти! — крикнул Дмитрий Федорович с ужасом и, схватив за руки дочь, стал пробираться с ней к выходу. — За мной, за мной! — кричал он жене и сыну. Вода из подвального этажа уже поднялась к нижнему и с необычайной быстротой разливалась по всей квартире. Половицы с треском поднимались. Федя и Анна Францевна, держась за руки, с трудом, на четверть в воде следовали за Дмитрием Федоровичем. Когда они выбрались на лестницу, Дмитрий Федорович перекрестился, отер лоб и, осведомившись, к кому отправлены дети и где Анна Францевна надеется приютиться, сказал: — Ну, Христос с вами, до свидания, теперь я поеду.

— Куда?! — с изумлением спросила Анна Францевна.

— Опять туда, на ту сторону, — показал Дмитрий Федорович на противоположный берег Невы. — Авось Бог поможет спасти кого-нибудь еще. Ты не можешь себе представить, что там делается, в этих низеньких деревянных домиках! Некоторые женщины и даже мужчины растерялись до того, что мечутся, плачут, и вместо того чтобы бежать, они, по колено в воде, насилу удерживаясь на ногах, собирают свое тряпье и всякий негодный хлам. Многих мне приходилось вытаскивать из подвалов просто силой. В одной квартире я нашел двух оставленных девочек лет трех-четырех, они кричали что было сил. По всей вероятности, мать, как увидела, что вода выступает, перепугалась и, не понимая, что делает, посадила ребят на комод и, строго наказав им, чтобы не двигались с места, сама убежала искать помощи и уж, конечно, не смогла попасть назад. Я ведь в лодке, — добавил он. — Ну, мне пора, время уходит. До свидания. Вернусь, как только можно будет. До свидания!

Он протянул руки к жене.

— Нет, ты не поедешь, Митя! — сказала взволнованным голосом Анна Францевна. — Мы здесь с ума сойдем. Подумай, как ты нас оставишь! Такой ужас, да и ты наверняка простудишься. Не понимаю, что за польза от того, что ты поедешь? Что ты можешь сделать? Не езди, прошу тебя.

— Как что за польза? Я, да другой, да третий, и мы спасем десятки людей. Посуди, Анна, если бы все, как мы теперь, сказали: дело обойдется без нас. Что бы вышло? Сколько бы лишних жертв могло быть, а отчего? Только оттого, что я, и другой, и третий побоялись бы промочить себе ноги и простудиться!

С этими словами Дмитрий Федорович обнял жену, сына и нагнулся, чтобы поцеловать тут же стоявшую старшую из девочек, но она обхватила шею его руками и умоляющим шепотом нервно стала просить его:

— Папочка, милый, не уходи, что с нами будет, папа!

Дмитрий Федорович разнял ее руки и, отодвинув от себя, взял дочь за плечи и, глядя в ее глаза, стал шутливо говорить:

— Ай-яй-яй, Катюша, ты ли это? Это моя-то ученица! А я думал, что ты станешь просить, чтобы я и тебя взял с собой. Хорош бы был твой папа, если б остался сложа руки дома, в то время когда каждая пара здоровых рук так важна!

Сказав это, он крепко поцеловал дочь в оба глаза, перекрестил ее, отстегнул цепочку, вынул из карманов часы и портмоне и, положив все ей в руки, сказал:

— Возьми это, спрячь где-нибудь. Боюсь, как бы не выронить, — добавил он, обращаясь к жене, и поцеловав ее еще раз, почти бегом спустился с лестницы.

На площадке у последней ступени был привязан к решетке небольшой ялик [7], на котором он приехал. Дмитрий Федорович вскочил в него, Федя прыгнул за ним.

— Нет, брат, шалишь! — сказал серьезно Дмитрий Федорович, выталкивая сына. — Вылезай, вылезай, не задерживай!

— Мешать я вам, право, не буду, — уверял Федя упираясь, — возьмите меня с собой, пожалуйста; ведь я воды не боюсь и плавать умею.

— Нет, нет, оставайся! Ведь ты видишь, что места лишнего нет. Что толку, если мы сами займем весь ялик? Ты должен остаться с матерью. Мало ли что ей может понадобиться? Я скоро вернусь. Идите, идите наверх, холодно. Ну, до свидания. Будь благоразумен, — прибавил он, похлопывая огорченного сына по плечу. — До свидания! — крикнул он, отталкиваясь веслом.

Анна Францевна и не пыталась более отговаривать мужа. Она хорошо и с давних пор знала, что добрый, кроткий, маленький Дмитрий Федорович никогда не отступал от раз обдуманного и принятого решения. Она стояла, облокотясь на перила, и хотя сказала себе: «Будь что будет», — но в душе еще не теряла надежды, что все как-нибудь устроится и Дмитрий Федорович не поедет. Катя, положив голову на плечо матери, тихонько плакала.

— Катя, прощай! — крикнул Дмитрий Федорович.

Девочка приподняла голову, взглянула на отца, кивнула ему головой и хотела что-то сказать, но лишь молча всхлипнула.

Дмитрий Федорович, увидев ее заплаканное лицо, крикнул весело:

— Прощай, девочка, Христос с тобой! Береги маму. Смотри, чтобы сестра не беспокоила ее.

И ласково кивая головой жене и детям, он, упираясь в лестницу веслом, выехал на улицу.

Анна Францевна и дети постояли несколько минут, молча глядя вслед исчезнувшей лодке, потом поднялись в третий этаж, в квартиру одного из сослуживцев Дмитрия Федоровича — Андрея Петровича Талызина и его жены Александры Семеновны. Талызины, жившие вдвоем, приняли их радушно, выказали большое участие и предложили оставаться с ними до тех пор, пока все опять не придет в должный порядок.