Жизнь вверх дном - Пфлаумер Инга "Warda". Страница 16

Волевым усилием я все-таки отвела глаза от бесцветной шатенки. Сергей сел за рояль. На секунду закрыл глаза и положил руки на клавиши.

Все началось с тихого звона колокольчиков. Я и не знала, что рояль может звучать как совершенно другой инструмент. Колокольчики звенели протяжно и чуть печально. Потом появилась мелодия. Она плавно скользила по клавишам, словно повозка по зимнему снегу. Вот колокольчики отошли на второй план, позволяя рассказу литься прямо на слушателей. Мелодия жалела о чем-то, захваченная воспоминаниями, то приятными, то печальными. Она становилась все громче, набирая голос, и наконец взорвалась где-то на пике, скатилась вниз, перед глазами в последний момент промелькнуло что-то теплое и нежное, но и оно вскоре затерялось в тихом звоне колокольчиков и падающем снегу. Я могла поклясться, что в воздухе запахло зимней свежестью, кедром и елями. Средние ноты были цветочными, что-то очень нежное, может быть, ландыш или сирень, а в шлейфе снова кедр, немного мускуса и древесный мох. Музыка действительно была похожа на парфюмерию. Даже больше, чем я думала. Странно, но зал не взорвался аплодисментами. Да, слушатели, которых было очень немного, чуть похлопали в ладоши, но это было совершенно не солидно. Такая музыка заслуживала большего. И уж не знаю насчет Рахманинова, но Сережа точно заслуживал парочки букетов. Вся эта музыка, и этот зал, и даже этот огромный рояль – они ему были просто к лицу. Он будто стал заметнее, или это я его впервые заметила по-настоящему? Высокий, чуть нескладный, с неуверенной, немного отсутствующей улыбкой, словно ее обладатель витает в облаках, с волосами длиннее, чем положено, узким овалом лица и яркими, привлекающими внимание глазами – он стоял на сцене и казался очень красивым. И очень далеким.

Глава 9

Чем больше целуешься, тем меньше говоришь глупостей.

Ванда Блоньская

Я еле дождалась Сергея в фойе. Если бы не зеркала – точно бы умерла со скуки. Жаль, что рядом не было девчонок – не с кем поделиться впечатлениями. Когда Сергей наконец появился в конце коридора, я едва подавила в себе желание броситься к нему и срочно рассказать все, что я думаю по поводу сегодняшнего концерта. Пришлось напомнить себе историческую фразу: «Самоограничение – признак сложившейся личности!» – да и вообще так явно демонстрировать свою заинтересованность в парне, которой у меня на самом деле нет, просто негламурно. Сережа заметил меня и приветственно помахал рукой. Но тут к нему подлетел какой-то мальчик с трубой – невысокий, плотный блондин в мятых джинсах, ничего примечательного. Сережа отдал ему какую-то тетрадку.

Следующим препятствием на пути стал тонкий дяденька со стопкой нот под мышкой. Он был похож на Эдварда Нортона – любимого Женькиного актера. Этот «нервный Нортон» тут же начал что-то рассказывать Сереже – тот несколько раз порывался уйти, но Нортон буквально хватал Сергея за рукав, какая невоспитанность!

И вот когда Сергей наконец отделался от надоедливого преподавателя, буквально в последних десяти шагах его снова перехватила эта бесцветная мышь! Она окликнула Сережу, прямо подлетела к нему и – тут у меня даже голос от возмущения перехватило – потянула его в кабинет, из которого только что появилась! Сережа отрицательно покачал головой. Мышь нетерпеливо притопнула, но тут же сменила тактику. Теперь она улыбалась во все свои кривые зубы, по крайней мере, я думаю, что они были кривыми, громко и совершенно ненатурально смеялась, рассказывая что-то там про МХК, что бы ни значило это странное сокращение. Похоже, она совершенно не собиралась его отпускать. Более того, она даже встала так, чтобы, разговаривая с ней, ему приходилось от меня отворачиваться! Это уже не мышь, это крыса в натуральную величину!

Крыса тем временем, полностью игнорируя мои возмущенные взгляды, начала убирать невидимые пылинки с лацкана Сережиного пиджака, подо двигаясь к нему все ближе. Ладно бы к пиджаку – к Сереже!

Нужно было как-то вмешаться. Причем срочно. Я, конечно, совершенно не хотела встречаться с Сережей и все такое, но это же не повод флиртовать с другой у меня на глазах!

– Привет. Я тебя уже заждалась. – Плохое начало. Откровенно плохое. И почему я никогда не думаю, прежде чем вступать в беседу? Женька бы наверняка придумала что-то получше. А я мало того что продемонстрировала свою заинтересованность в этом ну самом обычном ведь парне, так еще и во всеуслышание заявила, что я его давно и терпеливо жду. Позор и провал.

Не знаю, заметил ли его Сережа, но крыса точно заметила. Она смерила меня подозрительным взглядом, но любой бы заметил в нем зависть. И к моему недешевому парфюму, и к очень дорогой трехступенчатой окраске, благодаря которой мои волосы выглядят шикарно и натурально одновременно. Естественно, никаких отросших корней. И к серьгам, которые мне папа привез из Италии в прошлом году, и к изящной золотой броши с камнями в тон моим глазам, и к дорогой блузке с ручной вышивкой, и к юбке, да что там – ко всему. От макушки до кончиков туфель. То-то же, дорогуша. Я, может, не знаю, что такое МXК, но выгляжу на тридцать пять. А на фоне такой крысы – на сорок шесть!

– Как тебе выступление? – Сережа улыбнулся и повернулся ко мне. И прежде чем я успела ответить, коротко бросил Крысе: – Мои конспекты в шкафу в сто седьмой. Только верни до трех завтра. Так-то, милочка. Твой удел – пыльные тетрадки, иди уже отсюда.

Мы двинулись в сторону гардероба. Крыса осталась стоять, обиженно глядя Сереже в спину. Мне невероятно хотелось показать ей язык.

– Слушай, это было просто супер. Нет, правда, мне очень понравилось. Я и не знала, что ты можешь так играть! То, что я слушала в школе, ну, то, что ваши «эти» играют… – Название группы я так и не запомнила. – Ну это же вообще небо и земля!

– Хм, даже не знаю, комплимент ли это, – попытался отшутиться Сережа.

– Это правда, – поучительно произнесла я. – Ты сегодня был лучше всех!Конечно, знать о том, что я больше никого не слушала, ему не стоило. Но, судя по довольной улыбке, комплимент его вполне устроил.

– Нет, это серьезно удивительно. Я обычно не слушаю музыку без слов, ну, только не смейся! Но оказывается, можно и так уловить смысл и все такое. Вот правда, прямо слышно и колокольчики, и снег. Ты смеешься? Мы остановились у гардероба.

– Ничуть. Просто инструментальная музыка требует больше воображения от слушателя. Гораздо проще понять, что колокольчики звенят, если тебе об этом скажут человеческим языком.

– Серега! – раздалось откуда-то сбоку. – Мы со Степкой идем на ансамбль, тебе нужен ключ?

Рядом с нами остановился высокий брюнет с горбинкой на длинном узком носу. Я понятия не имела, о чем он говорит.

Сережа повернулся к парню:

– До скольки?

– На час-полтора. – Парень вертел на пальце ключ с круглой биркой.– У тебя есть планы на вечер? – спросил Сережа.

Я пожала плечами. Если не считать нового номера журнала «Гламур» и чашки шоколада, которая тут же отложится на попе, мне было совершенно нечем заняться. Не уроки же делать.

– Я просто хотел кое-что повторить до завтра. Соседи снизу не очень радуются, когда я по вечерам дома занимаюсь.

– Предлагаешь составить тебе компанию? – Я очень старалась, чтобы мой голос звучал не особенно заинтересованно, но и не слишком скучающе.

– Если у тебя нет никаких более важных дел, конечно, – торопливо добавил он.«Почему бы и нет!» – решила я. Тут же отойди на минуточку – сразу какая-нибудь крыса попытается занять твое место. Не музыкальное училище, а какой-то «Дом-2».

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Холл был затемнен, по правой или по левой – я не очень разбираюсь в сторонах света – тянулся ряд деревянных дверей. Мы дошли до двери со стертой надписью «двести семь». Внутри было темно. Сергей щелкнул выключателем, комнату залил синеватый электрический свет – я такой не очень люблю, моя кожа в нем кажется какой-то желтой, даже пудра не спасает. Одна из ламп дзинькнула и погасла. В кабинете стало гораздо темнее. Вся обстановка состояла из потертого деревянного стола, который явно был лет на десять старше меня и омолаживающими эмульсиями не пользовался, из шкафа совершенно не в тон, заставленного потрепанными нотами, пары деревянных стульев – убийц капрона – и крутящегося стульчика у массивного черного рояля. Сережа кинул папку на стол.